Проклятый манускрипт - Ванденберг Филипп. Страница 42

Мастер Ульрих и сам не мог понять, чем он заслужил расположение епископа. Когда архитектор думал об этом, все это казалось ему жутковатым. Прошлое научило его тому, что в жизни ничего, совершенно ничего не дается даром. Действительно ли Вильгельм был заинтересован исключительно в строительстве башен?

С теми же чертежами, которые он раскладывал на столе перед епископом Страсбургским, Ульрих фон Энзинген пошел на следующий день к аммейстеру в ратушу и сказал, что согласен взяться за строительство.

Когда невысокий Михель Мансфельд встал из-за стола, он стал казаться еще меньше.

— В таком случае ваше желание все-таки исполнилось, — язвительно ухмыльнулся он, протягивая Ульриху руку.

Архитектор кивнул, ему было неприятно. Наконец он сказал:

— Я принес с собой первые сметы, которые смог составить за это короткое время. Посмотрите сначала набросок, в некотором роде идеальный вариант, без учета статических данных.

Широко раскрыв глаза, очевидно обрадованный, аммейстер стал рассматривать сметы и чертежи, которые Ульрих фон Энзинген разложил на столе.

— Вы, должно быть, чародей, — восхищенно заметил Мансфельд. — Как вам удалось за такое короткое время все это составить? Святая Дева Мария, вы, случаем, не в сговоре с дьяволом? — беседуя с Мансфельдом, никогда нельзя было угадать, шутит ли он или говорит серьезно.

— Если честно, — ответил Ульрих, — я уже давно занимаюсь башнями для кафедрального собора.

— Хотя вы и знали, что это задание поручено мастеру Верингеру? Вы же должны были понимать, что ваши расчеты никогда не понадобятся!

— И все же.

— Мастер Ульрих, я вас не пойму. Но давайте поговорим об этом потом. Как вы думаете, сколько времени потребуется для выполнения этих планов?

— Сложно сказать. — Мастер Ульрих почесал нос, как всегда, когда не знал, что ответить. — Это зависит от многих факторов. В первую очередь от средств, которые вы готовы потратить. Тысяча рабочих на строительстве работают быстрее, чем пятьсот. Еще важнее строительный материал. Если корабль будет везти его издалека, это будет дольше и потребуется больше расходов.

Аммейстер взял Ульриха за рукав и подвел к окну. На рыночной площади под ними было очень много людей. Торговцы предлагали товар: дорогие ткани из Италии, мебель и предметы обстановки, галантерею и украшения со всего мира.

Мансфельд посмотрел на Ульриха фон Энзингена снизу вверх:

— Взгляните туда, на этих хорошо одетых людей, на купцов с мешками золота, на менял и торговцев. Страсбург — один из самых богатых городов мира. И поэтому ему полагается один из великолепнейших соборов на Земле. Если вы говорите, что вам нужна тысяча рабочих для строительства башен, то они у вас будут. О деньгах тоже не беспокойтесь. По крайней мере пока я являюсь аммейстером Страсбурга. А что касается строительного материала, мастер Ульрих, то еще со времен мастера Эрвина строительный барак владеет собственными каменоломнями в Вассельхайме, Нидерхаслах и Гресвайлере. А крестьяне из окрестных деревень посчитают за честь обеспечивать строительство транспортом за спасибо и кружку вина в день святого Адольфа. Итак, принимая во внимание все эти условия, за сколько лет вы рассчитываете окончить строительство?

Ульрих фон Энзинген снова углубился в свои планы, аккуратно сложил их и неуверенно разгладил пергаменты кулаком.

— Дайте мне тридцать лет, — сказал он наконец, — и у вашего собора будут самые высокие в христианском мире башни, настолько высокие, что их верхушки будут уходить в облака.

— Тридцать лет? — в голосе аммейстера слышалось разочарование. — С вашего позволения, мастер Ульрих, мир был создан за семь дней. Я не уверен, что мы с вами увидим завершение строительства башен!

— Тут я с вами согласен, но такова уж судьба архитекторов, которые строят соборы, что они редко видят, как их планы претворяются в жизнь! Вспомните хотя бы мастера Эрвина! Хотя никогда еще неф собора не возводился настолько быстро, архитектор так и не увидел это великолепное сооружение. А что касается башен вашего собора, то вам должно быть известно, что каждый последующий фут уходящей в небо башни требует несравнимо больших усилий. Возьмем обычную стену: первый ряд камней кладут очень быстро, второй и третий тоже, а как только стена начинает превышать человеческий рост, строительство замедляется и становится все более затруднительным. Чтобы поднять камни наверх, требуются строительные леса и подъемный механизм. А для возведения башен нужно приложить намного больше усилий.

Аммейстер задумчиво кивнул. Потом он взглянул архитектору в лицо и спросил:

— А сколько вы хотите за работу?

К этому вопросу Ульрих фон Энзинген, был, конечно же, готов. Поэтому он уверенно ответил:

— Дайте мне по золотому гульдену за каждый фут каждой башни. Я знаю, это большие деньги, если обе башни будут высотой по пятьсот футов. Но такая оплата не представляет для вас никакой опасности. Вы будете платить только за то, что есть, а не за то, что невидимым образом происходит у меня в голове.

Михель фон Мансфельд задумался. С таким способом оплаты ему еще не приходилось сталкиваться. Чтобы выиграть время, он позвал городского писаря. Когда тот пришел (мужчина в черной короткой рясе, из-под которой выглядывали ноги), аммейстер решился:

— Итак, это ваше окончательное решение, что касается оплаты вашего труда?

— Окончательное и бесповоротное, — подтвердил мастер Ульрих.

Аммейстер махнул писарю рукой:

— Итак, запишите: «Граждане свободного имперского города Страсбурга в лице Михеля Мансфельда, аммейстера города, в третий день от пятого воскресенья поста, заключили с Ульрихом фон Энзингеном, архитектором собора, договор о нижеследующем. Точка. Архитектор Ульрих, приехавший из Ульма вместе со своей женой Афрой, проживающий теперь в Брудергофгассе, получил заказ построить башни кафедрального собора к вящей славе Господней, при этом не превышая высоты в пятьсот футов; с этой целью ему предоставляются тысяча рабочих и причитается плата из расчета один гульден за фут. Точка».

— «…один гульден за фут», — повторил городской писарь.

— Напишите это еще раз, — попросил Мансфельд, — чтобы у каждого был экземпляр.

Писарь сделал так, как ему велели. Потом он посыпал оба пергамента мелким песком, а затем стряхнул его так, что взметнулась туча пыли.

— Подпишите здесь! — Аммейстер придвинул к Ульриху сначала один пергамент, потом второй. После того как архитектор поставил под документом свое имя, аммейстер подписал его сам.

— Теперь все будет хорошо, — сказала Афра, когда Ульрих вернулся домой с радостным известием. Она очень нравилась себе в роли жены архитектора. Пусть даже это была всего лишь роль, которую она играла, Афра лелеяла надежду, что ее жизнь станет несколько более упорядоченной.

Послепасхальные дни, и иногда даже ночи, Ульрих проводил в строительном бараке, располагавшемся в одной из боковых капелл собора. Там мастер Ульрих фон Энзинген дорабатывал свои планы и старые чертежи мастера Эрвина. Они довольно сильно пожелтели, но, тем не менее, дали Ульриху очень ценную информацию: кафедральный собор был построен частично на фундаменте старого строения, вторая половина покоилась на толстых ясеневых сваях, вогнанных в землю на тридцать футов.

К сожалению, мастер Эрвин не учитывал башни собора. Или же он так запутался в своих расчетах, что пренебрег вопросом, где и как строить башни.

В один из последующих дней Ульрих в сопровождении Афры поднялся по ступенькам балюстрады над западным порталом. С собой у него были деревянная доска и отвес. По сравнению с кафедральным собором Ульма, где шаткие лестницы сильно затрудняли передвижение, здесь подъем по лесам доставлял почти что удовольствие. Сверху открывался вид, как с высокой горы. Отличие было в том, что эта гора находилась в центре города. Далеко под ними улицы напоминали нити паутины. Острые крыши домов походили на взмывавшие вверх палатки. Большинство крыш были покрыты соломой или деревом и постоянно подвергались опасности пожара. Отсюда, сверху, можно было заглянуть в некоторые трубы. С юга возвращались первые аисты; они были заняты тем, что строили свои гнезда на самых высоких крышах. С нефа открывался вид на зеленые пойменные луга Рейна — огромная река искрилась в полуденном свете.