Гладиатрикс - Уитфилд Рассел. Страница 13

— Здравствуй, Эйрианвен.

— Ты, я смотрю, все одна да одна, — заявила силурийка. — Негоже это — в такой-то вечер!

— Мне и так хорошо, — ответила Лисандра и осушила чашу.

Эйрианвен склонила голову к плечу, и Лисандру поразила необыкновенная игра факельного света в ее синих глазах.

— Ерунда, — сказала силурийка и протянула ей руку. — Пошли!

Лисандра не возражала и позволила Эйрианвен провести себя сквозь веселящуюся толпу. Голова у нее шла кругом, в мыслях царил полный беспорядок. Ей казалось, что она ступает прямо по воздуху, не касаясь земли, а сердце в груди так и колотилось. От прикосновения Эйрианвен по кончикам ее пальцев словно искорки пробегали.

Силурийка улыбнулась ей через плечо.

— Вот мы и пришли, — сказала она и выпустила руку Лисандры.

Перед ними был стол, за которым сидели несколько женщин, в том числе Гладиатрикс Прима — амазонка Сорина.

— Садись, — сказала Эйрианвен.

Девушки подвинулись на скамейке, давая ей место, и спартанка опустилась между ними. Эйрианвен устроилась напротив и, не дожидаясь просьбы, заново наполнила чашу Лисандры.

— Приветствую вас, подруги, — выговорила девушка положенное приветствие.

Ей ответил нестройный хор, она подняла чашу и добавила:

— Сидеть здесь с вами — большая честь для меня!

Хотя на самом-то деле это она оказывала им честь своим присутствием. Кто из них мог похвастаться, что сидел за одним столом с жрицей Афины? Бывшей, правда…

— Так ты и есть та самая спартанка, — проговорила женщина, сидевшая рядом. — Эйрианвен говорит, что у тебя неплохие задатки. За этот стол допускаются лишь ветераны!

— А Лисандра и есть ветеран, — вмешалась Эйрианвен. — Она еще не приносила клятву, но уже дралась в настоящем бою и выиграла свой поединок. Так что она имеет полное право сидеть здесь!

Женщина равнодушно пожала плечами.

— Я — Тевта.

У нее были темные волосы и миндалевидные глаза. Чуточку плосковатое лицо выдавало в ней уроженку Иллирии либо Паннонии.

— Это мое настоящее имя, — продолжала она. — На арене я выступаю как Тана. Может, ты даже слышала обо мне?

Это последнее было сказано с некоторой надеждой.

— Иллирийская богиня охоты, — кивнула Лисандра, пропустив вопрос мимо ушей. — Хорошее имя.

Ей было известно, что бойцам, выступающим на арене, часто доставались имена, взятые из легенд. Это помогало толпе узнавать и различать их, а заодно как бы добавляло действу значимости. По крайней мере, Тит был в этом уверен.

Лисандра обвела глазами стол и сказала:

— У вас у всех здесь такие титулы!..

— Да уж, — опередив остальных, ответила Тевта. — Эйрианвен, к примеру, называют Британикой. А вон сидит Зукана. — Иллирийка указала на женщину со светлыми, коротко остриженными волосами. — Ее прозвали Верцингеторией…

— Ага! — прокричала Зукана, явно успевшая уже как следует набраться. — Это в честь великого героя Галлии, который держал в страхе Цезаря!

Собутыльницы, подыгрывая, ответили ей приветственным шумом.

— А Сорина, стало быть, — Амазона? — Лисандра наклонила голову в сторону Гладиатрикс Примы.

Она постаралась не выдать своего удивления, но возраст дакийки ее просто потряс. На загорелом лице первой воительницы угадывались морщины, и Лисандра про себя рассудила, что ей было далеко за тридцать.

— Твое имя пришло из глубин истории, не так ли?

— Так, спартанка, — отозвалась Сорина. — Я из рода Пентесилеи.

Ее лицо оставалось бесстрастным, а вот Лисандре захотелось недоверчиво выпятить губу. Дикарки всегда готовы приврать насчет своего происхождения. Пентесилея была владычицей амазонок, павшей от руки Ахилла. Счастье стареющей воительницы, что никто во всей школе не сподобился получить образование, подобное тому, какое досталось Лисандре, иначе Сорину давно уже вывели бы на чистую воду. Между прочим, древние амазонки никогда не брали себе постоянных мужей, так что кто там был из чьего рода — вопрос темный. К тому же они не знали письменности, а значит, в своих изустных преданиях могли врать что угодно. Поди-ка проверь! Естественно, вслух Лисандра ничего не сказала, потому что это было бы невежливо.

— Не такого я ждала от рабства, — проговорила она, решив сменить тему.

— Да, это лучшая жизнь, чем можно было бы рассчитывать, — ответила Эйрианвен. — Пусть мы невольницы, но Бальб нас ценит. Он понимает, что с нами имеет смысл хорошо обращаться.

Она прямо посмотрела на Лисандру и добавила:

— Наставники поначалу всех берут в ежовые рукавицы. Это ломает слабых, но если женщина не может выдержать учения, то она сразу же погибнет на арене.

Лисандра кивнула. В школе при храме Афины, в общем, происходило примерно то же.

— Воспитание бойца — дело дорогостоящее, — продолжала Эйрианвен. — Нас хорошо кормят, за нами присматривают отличные лекари. Если мы достаточно долго продержимся, то нас ждет неплохое жилье. — Она указала на домики, стоявшие поодаль от учебной площадки.

— Ты говоришь так, словно тебе начинает тут нравиться, — резко вмешалась Сорина.

— Я ненавижу это место и эту жизнь, — спокойно ответила Эйрианвен. — Но что, по-твоему, я должна делать? Предаваться пустой скорби? Или, может быть, принять свою участь — и надеяться когда-нибудь заслужить свободу?

Сорина плюнула наземь.

— Римские подонки, — сказала она. — В лучшем случае они увидят твою смерть, в худшем — сделают одной из своих… Нет, меня им не подкупить!

Лисандра слушала их перепалку и вдруг обнаружила, что ее чаша вновь опустела. Чувствуя необычайную легкость в голове, она налила себе еще. Неразбавленный напиток отчего-то перестал щипать ей язык и пился не в пример легче прежнего.

— Я не считаю, что меня подкупили, — сказала Эйрианвен. — А вот ты, Сорина, зря отягощаешь себя такой жгучей ненавистью.

— Да как ты можешь так говорить? — Сорина одним глотком опустошила свой кубок. — Разве Фронтин не разметал твое собственное племя, не перебил воинов и не вверг в неволю всех остальных?.. Где теперь силурийцы, Эйрианвен? Что сталось с вашей землей? Неужели в Британии мало римской заразы? В зеленых полях разрастается парша каменных укреплений, тело великой Матери-Земли, словно мечи, рассекают дороги… Тьфу! — Сорина завершила свою речь презрительным жестом.

Эйрианвен опустила глаза, но все-таки отрицательно мотнула головой.

— Ты все говоришь правильно, Сорина, но я не могу ненавидеть римлян за то, что они сделали. Не они изобрели войну. Не они придумали ее последствия.

— Да они просто насилуют весь мир!

Голос Сорины звучал тяжкой угрозой, усугубленной выпитым вином.

— Они называют это цивилизацией, но я считаю, что это самое богомерзкое богохульство, и больше ничего! Пусть они живут в своих каменных городах, если им так угодно, но не надо принуждать к этому свободнорожденных! С изначальных времен мы, дакийки, вольно скакали на конях по широким полям, неподвластные никаким императорам и никаким мужчинам! — Последнее слово дышало сокрушительным презрением. — Потом в мою страну явились римляне и принялись жечь и убивать невинных людей. Наши племена сообща поднялись на великую битву, не пожалели ни сил, ни самой жизни. Мы отбросили их за Дунай, вот как! Мы вселили страх в их сердца!

Эта гневная речь была выслушана в тишине.

Потом заговорила Лисандра:

— На самом деле не очень-то они испугались.

Тут все взгляды обратились в ее сторону.

— Все дело в том, что Дакия не стоила того, чтобы класть солдат ради ее завоевания…

Лисандра закашлялась, с неудовольствием ощущая, что говорит чуть невнятно. Она понимала, что винить за это следовало вино, но почему-то ей было все равно, и она налила себе еще.

— Что там можно взять ценного, не считая рабов? — спросила она, указывая на Сорину. — С другой стороны, страна обширная, им пришлось бы немало повозиться, присоединяя ее к империи, а зачем? Вот римляне и не стали особо возиться.

— Я обязательно отсюда выберусь и подниму степных воительниц на войну с Римом! — с неистовым напором проговорила Сорина.