Следопыт, или На берегах Онтарио(изд.1978) - Купер Джеймс Фенимор. Страница 37

Летний зной мало ощущался в Осуиго описываемой нами поры, ибо лесная тень и живительные ветры, дувшие с озера, настолько смягчали жару, что ночи стояли прохладные, а днем не чувствовалось томительной духоты.

Было уже начало сентября, когда ветры, дующие с морского побережья, проносясь над американской землей, достигают Великих Озер и местные матросы ощущают на себе их благотворное действие, ибо они вливают в них новые силы, поднимают в них бодрость и укрепляют дух. Таков был и день, когда гарнизон Осуиго собрался поглядеть на то, что комендант его в шутку называл «турниром». Лунди был человек образованный, особенно в своей области, и он немало гордился тем, что руководил чтением и умственным развитием своих молодых подчиненных, воспитывая в них интерес к более интеллектуальным сторонам их профессии. Для человека, который ведет жизнь солдата, он обладал сравнительно большой и хорошо подобранной библиотекой и охотно ссужал книгами тех, кто проявлял интерес к чтению.

Это привило молодежи новые вкусы и потребности; среди прочих затей, разнообразивших ее досуг, были популярны состязания и спортивные игры, вроде той, какая была назначена на описываемый нами день. Воспоминания о рыцарских временах придавали этим забавам романтический колорит, не чуждый ремеслу и навыкам солдат, а также тому уединенному положению, какое занимала крепость, расположенная в дикой живописной местности.

Однако, как ни волновала всех предстоящая потеха, не забыта была и охрана крепости. Досужий наблюдатель, взобравшись на крепостной вал и глядя на сверкающую гладь озера,раскинувшуюся до самого горизонта, и на неоглядный дремлющий лес, заполнивший всю вторую половину панорамы, мог бы вообразить себя в блаженном краю мира и безопасности, однако Дункан Лунди прекрасно знал, что лес в любую минуту может извергнуть сотни вооруженных индейцев, готовых стереть с лица земли крепость и все, что в ней находится, и что даже это предательское озеро представляет собой удобную дорогу, открывающую доступ более цивилизованным, но не менее коварным врагам– французам, которые могут в любую неосторожную минуту нагрянуть на форт. Отряды разведчиков под командой старых, опытных офицеров, не интересовавшихся спортивными играми, патрулировали лес, и рота солдат несла караул в самой крепости с наказом удвоить бдительность, как если бы превосходные неприятельские силы были уже замечены поблизости. Все эти меры предосторожности и позволили остальным офицерам и солдатам беззаботно отдаться предстоящей забаве.

Состязание должно было состояться на эспланаде, расположенной на самом берегу озера, несколько западнее крепости. Эта площадка, на которой весь лес был сведен и все корни выкорчеваны, обычно служила учебным плацем, с тем преимуществом, что позади он был защищен озером, а с востока – крепостными сооружениями. Таким образом, во время учений можно было ожидать нападения только с двух сторон; а так как вырубка, открывавшаяся на север и запад, была достаточно широка, неприятелю, кто бы он ни был, пришлось бы, чтобы повести обстрел, выйти из укрывающего его леса и приблизиться на изрядное расстояние.

Обычное вооружение полка представляли мушкеты, но для этого случая было собрано штук пятьдесят охотничьих карабинов. У каждого офицера в полку имелось по меньшей мере одно охотничье ружье для собственной забавы; часть ружей была позаимствована у разведчиков и дружественных индейцев, навещавших форт, да, кроме того, имелись в крепости и ружья общего пользования, которыми снабжали тех, кто охотился за дичью для пополнения полковых запасов. Среди людей, хорошо владевших этим оружием, числилось человек пять шесть особенно метких стрелков, чьи имена знала вся граница, человек десять –двенадцать таких, которые возвышались над средним уровнем, остальные – а их было большинство – стреляли достаточно метко, но не так, как требовалось для данного случая.

Стреляли без сошек, с дистанции в сто ярдов. Мишенью служил деревянный щит с нарисованными на нем обычными белыми концентрическими кругами и прицельным очком в центре. Первыми соревновались рядовые, желавшие показать свое искусство, но не претендовавшие на приз. На этой стадии зрелище не представляло особенного интереса, и среди зрителей еще не видно было ни одного офицера.

Большинство солдат составляли шотландцы, навербованные в городе Стирлинге и его округе. Однако, после того как полк прибыл в колонии, его ряды пополнились местными жителями, как мы это видели на примере сержанта Дунхема. Лучшими стрелками были, как правило, колонисты. После получасовой стрельбы пальма первенства была присуждена юному уроженцу НьюЙоркской колонии, голландцу по происхождению, со звучным именем ван Валькенбург, прозванному для простоты Фоллоком. Не успели объявить о его победе, как появились остальные зрители во главе со старейшим в полку капитаном. Его окружала «чистая» публика – офицеры и их жены, тогда как шествие замыкали десятка два женщин более скромного звания, в толпе которых выделялось умное, миловидное и оживленное личико Мэйбл Дунхем, надевшей сегодня особенно изящное платье, хорошо облегавшее ее стройную фигурку.

Среди обитательниц крепости только три считались благородными дамами – все они были женами офицеров; безыскусная простота и грубоватость манер и обхождения забавно сочетались у них с преувеличенным мнением о своем достоинстве, о правах и обязанностях высшей касты и о требованиях этикета, приличествующего их рангу. Остальные были жены унтерофицеров и рядовых. Мэйбл Дунхем представляла здесь, как правильно заметил квартирмейстер, единственную девицу брачного возраста. Около дюжины молоденьких девушек, сопровождавших своих маменек, все еще числились детьми, как не достигшие того возраста, который дает право на поклонение мужчин.

Для женщин был сооружен на самом берегу невысокий деревянный помост. Тут же рядом, на мачте, красовались призы. В первый ряд пускали только офицерских жен и детей. Мэйбл уселась во втором ряду, вместе с семьями унтерофицеров. Позади толпились жены и дочери рядовых – большинство из них стояло, коекто занял свободные места. Мэйбл была уже допущена в общество офицерских жен на правах непритязательной компаньонки, и дамы в первом ряду дарили ее некоторым вниманием. Несмотря на сословную нетерпимость, которая особенно дает себя знать в жизни гарнизона, Мэйбл своим скромным достоинством и приятными манерами сумела снискать их расположение.

Как только более именитая часть зрителей расселась по местам, Лунди подал знак начинать состязание. Человек восемь – десять лучших стрелков выступили вперед и начали стрелять один за другим. Выходили без соблюдения старшинства – офицеры и солдаты наравне с более или менее случайными посетителями. Как и следовало ожидать от людей,для которых стрельба была не только любимой забавой, но и средством существования, все они стреляли хорошо и попадали в яблочко или же, на худой конец, в беленький кружок посредине. Правда, следующая партия стреляла не так уж точно пули ложились не в центр, а в один из кругов.

По правилам игры, во втором туре состязания могли участвовать только вышедшие победителями из первого тура Адъютант, исполнявший обязанности церемониймейстера, назвал имена стрелков, заслуживших право участвовать во втором туре, оговорив, что лица, не принявшие участия в первом туре, не будут допущены к дальнейшим играм. К стоявшей у вышки группе присоединились Лунди, квартирмейстер и Джаспер – Пресная Вода. Следопыт прохаживался по стрельбищу с независимым видом. На этот раз при нем не было его любимого ружья, он как бы давал этим понять, что не намерен оспаривать лавры у участников состязания. Все расступились перед майором Лунди; подойдя к рубежу, он с добродушной улыбкой стал в позицию и небрежно выстрелил в мишень, промахнувшись на несколько дюймов.

– Майор Дункан не допускается к дальнейшим состязаниям! – объявил адъютант таким уверенным и громким голосом, что всем старшим офицерам и сержантам стало ясно, что промах был умышленный, тогда как младшим офицерам и рядовым столь беспристрастное соблюдение правил игры придало еще больше задора, ибо ничто так не подкупает наивных, не умудренных житейским опытом людей, как видимость справедливости, и ничто не встречается так редко в действительной жизни.