Потерявшая сердце - Малышева Анна Витальевна. Страница 10

Он ловким движением выхватил из рук отца конфету и стал ее разворачивать, очевидно, желая подразнить Глеба.

– Не смей!!! – вдруг не своим голосом заорал Илья Романович. Он ударил Бориса по руке. Конфета упала на пол, и князь, вскочив на ноги, поспешно раздавил ее каблуком.

Все оцепенели. Борисушка, придя в себя, готов был уже разреветься, но отец, тяжело дыша, произнес:

– Пойдем, я дам тебе другую… Никогда не бери чужого… Я видеть этого не желаю…

Лицо его было налито кровью, в глазах стоял неподдельный ужас. Он сгреб Бориса на руки и вынес его из комнаты.

Евлампия пребывала в состоянии ступора. С ее глаз будто спала пелена, и миг прозрения был настолько тяжел, что слова застряли в горле. Осталось единственное желание – бежать из этого страшного дома куда глаза глядят.

Тем временем простодушный Архип, бурча что-то себе под нос, хотел убрать с помощью веника и совка раздавленную конфету, но Глеб закричал, подражая отцу:

– Не смей!!!

Мальчик опрометью спрыгнул с кровати, выхватил из рук слуги совок и сам соскреб с пола конфету. Понюхав ее, Глебушка усмехнулся и сказал остолбеневшей Евлампии:

– Папенька не оригинален. Это «лекарство» он мне уже давал…

Нянька выдавила хриплый звук. Глеб удовлетворенно кивнул, будто услышал именно тот ответ, которого ожидал.

Глава третья

Надежды и сомнения торговки табаком. – Несколько встреч в пути. – Раскольник в императорском парке

Сестра застала Афанасия в гостиной за шокирующим занятием. Он снимал со стены иконы, которые утром по ее приказу вывесила напоказ девка Хавронья.

– Что ты делаешь, братец? – картинно изобразила ужас Зинаида.

– Ты сама не понимаешь? Живешь, можно сказать, у царя под носом, и вдруг на тебе – развесила дедовские иконы! Нельзя быть такой распустехой, сестрица, – выговаривал ей Афанасий. – Не ровен час, прознает квартальный и отправит тебя по этапу в Сибирь. Вспомни, как родители наши утаивали веру, дедовские иконы держали под занавесками…

Зинаида не стала объяснять ему, что местный квартальный надзиратель никого не отправляет в Сибирь за иконы, а только берет взятки, и что нынче в России вольно живется всяким религиям, даже на раскольников смотрят сквозь пальцы. Она решила, что рвение брата ей на руку, и сама снесла иконы в чулан.

– Что думаешь делать дальше? – спросила она, вернувшись. – Долго хорониться у меня не сможешь, народ здешний любопытен, все выведает.

– Да, место многолюдное, – согласился он. – Вот пристрою Елену Денисовну, а потом ворочусь в леса.

– Как же ты ее пристроишь? – не могла взять в толк Зинаида.

– Ей только надо попасть к матушке-императрице, рассказать про дядюшку-злодея, а уж та сама решит, как дальше быть.

– Ну а ты тут каким боком? – усмехнулась Зинаида. – Аль при дворе мечтаешь устроиться? Места там хлебные да непыльные…

– Сам пока не знаю, – пожал плечами Афанасий, – там видно будет. На что-нибудь да сгожусь Елене Денисовне. Я спас ее от французов, спас от разбойников, спасу и от дядюшки-кровопийцы. Она мне теперь названая сестра, и помочь ей – мой первейший долг. – Он сгорбился, словно взвалил себе на спину тяжкую ношу.

– Какой такой долг, не пойму, – развела руками Зинаида.

– Тут и понимать нечего, – отрезал брат и добавил, понизив голос: – Елену Денисовну никому в обиду не дам.

– Ты не влюблен ли, Афанасий? – ехидно рассмеялась она.

– Даже думать об этом не смей! – прикрикнул он на сестру.

– Тогда я в толк не возьму, братец, зачем тебе все эти хлопоты? Или… погоди… – Зинаиду вдруг осенило. – Ты, кажется, сказал вчера, что она ждет большое наследство? Так вот где собака зарыта! Хочешь потом получить с нее кругленькую сумму, так?

Афанасий не успел ничего ответить, потому что в это время в комнату вбежала Хавронья.

– Хозяйка, – взволнованно обратилась она к Зинаиде, – госпоже наверху плохо, ее прямо выворачивает наизнанку…

Брат и сестра бросились в комнату Елены. Юная графиня полусидела на смятой постели. Она была бледна, как полотно, и, увидев вошедших, чуть слышно прошептала:

– Не знаю, что со мной творится…

– А я знаю! – вдруг воскликнул Афанасий. – Здесь такая вонь, кого угодно стошнит! Надо перевести гостью в столовую, – предложил он сестре. – А я переберусь сюда.

– Как скажешь, братец – с деланой улыбкой повиновалась Зинаида. Она решила не перечить, твердо уверовав, что Афанасий извлечет выгоду из знакомства с Еленой и поделится с ней потом частью графского наследства.

Он бережно взял девушку на руки и отнес ее в столовую, уложив на диван. Действительно, к вечеру юная графиня почувствовала себя гораздо лучше и даже поужинала с братом и сестрой. Зинаида была с нею обходительна и дружелюбна, однако вопросы, которые она ей задавала, Афанасия озадачивали.

– Сколько душ крестьян было у покойного вашего батюшки? – интересовалась лавочница, пристально разглядывая гостью.

– Точно не могу сказать, – отвечала графиня. – К подмосковной усадьбе, куда мы собирались с матушкой бежать от французов, было приписано до двухсот душ, а то и поболее. А всего, кажется, около десяти тысяч мужиков в семнадцати деревнях.

Цифра произвела на Зинаиду огромное впечатление. Она заерзала на стуле и с уважением взглянула на брата.

– Должно быть, ваши деревни приносили немалый доход? – продолжала она гнуть свою линию.

– Я никогда особо этим не интересовалась, – призналась Елена. – Знаю только, что доходы во многом зависят от управляющих имениями и от старост деревень, а также оттого, насколько хорошо родит земля в данной губернии. К примеру, отец жаловался на одного управляющего в нашем южном поместье. Там и земля была хороша, и крестьяне трудолюбивы, а вот управляющий попался вороватый, да к тому же беспричинно истязал бедняг. Батюшка хотел его прогнать, но война помешала…

– Довольно об этом, – вмешался Афанасий, увидев, что воспоминания действуют на девушку не лучшим образом. Графиня погрустнела, ее щеки снова покрыла нездоровая бледность. – Завтра я поеду в Павловск, на разведку, – сообщил он и добавил: – Засиживаться здесь нам без надобности.

– Погоди-ка, братец, – остановила его благородный порыв Зинаида. – Так дело не пойдет. Посмотри на себя в зеркало! Ты одет, как разбойник, а с такой бородищей могут расхаживать по столице разве что попы. Бороду надобно сбрить, волосы коротко остричь, и еще я постараюсь одолжить для тебя немецкое платье.

– Одолжить? Купить тогда уж? – удивился Афанасий.

– С луны ты, что ли, свалился? – рассмеялась она. – На что покупать дорогую новую одежду, когда носить ты ее будешь всего пару дней! Васильевский остров кишмя кишит немцами. У меня много знакомых среди лавочников. У них-то и раздобуду.

– Твоя сестрица очень разумно говорит, – впервые за последние сутки улыбнулась графиня. – Матушка-императрица сплошь окружена немцами, и в таком наряде тебе легче будет проникнуть во дворец. И насчет бороды – правда! В Петербурге ты станешь легкой добычей для первого встречного жандарма.

– Раз так, будь по-вашему, – развел руками Афанасий. – Брейте, стригите, хоть на лысо. Мне не привыкать.

За какой-то час Зинаида с помощью мыла, бритвы и ножниц совершила чудо, изменив внешность брата до неузнаваемости. Елена ахнула, когда перед ней предстал безбородый красавец, с сияющими небесно-голубыми глазами. Афанасий разом помолодел, будто вместе с разбойничьей гривой сбросил и бремя тяжелых воспоминаний. В первую минуту графиня даже слегка смутилась, едва узнавая в этом парне своего спасителя, и только встретив его взгляд – преданный и бесконечно добрый – успокоилась и ответила ему улыбкой.

Граф Евгений Шувалов, проехав больше половины пути, начал понимать, что денег, вырученных им за перевод зингшпиля, вряд ли хватит до Санкт-Петербурга. Хоть пристанционные трактиры, не в пример московским, были дешевы, из-за нехватки лошадей приходилось засиживаться в них подолгу. Среди путешественников преобладали господа офицеры, мелкие чиновники, а также небогатые купцы, не имевшие собственных экипажей. Все желали непременно поспеть в столицу до разлива рек.