Шаман - Гордон Ной. Страница 128

— Между прочим, пряжа — из шерсти Коулов! — похвасталась она, и все тут же рассыпались в комплиментах в адрес Лилиан, которая связала такую прекрасную вещь.

Рэйчел пообещала, что наденет его в следующий понедельник, когда поедет в Чикаго.

— Надолго уезжаешь? — спросила Сара, на что та ответила, что уезжает всего лишь на пару дней.

— Едет по делам, — сказала Лилиан слегка недовольным тоном.

Когда Сара мимоходом похвалила душистый английский чай, Лилиан вздохнула и сказала, что ей просто повезло достать его.

— Во всех Южных штатах почти не осталось кофе, да и чай приличный тоже сложно найти. Джей говорит, что и кофе, и чай продают в Виргинии по пятьдесят долларов за фунт!

— О, так он недавно написал тебе? — заинтересовалась Сара.

Лилиан кивнула:

— Да, он сообщил, что жив-здоров, слава богу.

Лицо Хетти просияло, когда ее мать внесла в столовую хлеб — еще теплый, только из печи.

— Мы вместе его готовили! — похвасталась малышка. — Мама смешала все, а я с Джошуа засыпали в тесто орешки!

— Мы с Джошуа, — поправила ее бабушка.

—  Ба,ты ведь даже в кухню не заходила!

— Орешки просто бесподобны, — сказала девочке Сара.

— Это я с Хетти нашли их, — гордо заявил Джошуа.

— Мы с Хетти, — снова поправила Лилиан.

— Нет, ба, тебя там не было, мы собирали их в лесу на Длинной тропе, пока мама и Шаман сидели на покрывале и держались за руки.

Повисла пауза.

— У Шамана небольшие проблемы с речью, — начала объяснять Рэйчел. — Ему просто нужно побольше практиковаться. Я опять ему помогаю, как в детстве. Мы встречались в лесу, чтобы дети погуляли на свежем воздухе, но теперь он будет приезжать к нам домой, чтобы мы могли играть на фортепиано во время занятий.

Сара кивнула.

— Да, Роберту не помешает поработать над своей речью.

Лилиан тоже кивнула:

— Да, как же ему повезло, что Рэйчел вернулась домой, — сказала она довольно сухим тоном и забрала у Шамана чашку, чтобы подлить ему английского чая.

На следующий день, когда он по Длинной тропе возвращался домой после выездов на дом к пациентам, он встретил Рэйчел, которая шла в обратную сторону, хотя они и не договаривались заранее.

— А где же мои маленькие друзья?

— Они помогали мне с уборкой в доме и пропустили свой «тихий час», поэтому сейчас как раз прилегли вздремнуть.

Он развернул коня, спешился и пошел вместе с ней. В лесу раздался щебет. На ближайшем дереве он увидел кардинала. Громкая трель прозвучала в полной тишине.

— Я поругалась с мамой. Она хотела, что мы все вместе уехали в Пеорию на Дни трепета [29], но я отказалась, потому что не хочу провести праздники в обществе кандидатов в мужья, которых матушка выберет из числа холостяков и вдовцов. Так что я остаюсь дома на выходные.

— Хорошо, — тихо сказал он, и она улыбнулась в ответ.

Затем она рассказала ему еще об одной ссоре, которая произошла из-за того, что кузен Джо Розенберг надумал жениться на ком-то другом и предложил выкупить их семейное дело, раз уж ему не удалось получить его, женившись на Рэйчел. Именно для этого ей придется съездить в Чикаго — продать компанию.

— Твоя мать теперь будет спокойна за тебя. Она любит тебя.

— Я знаю. Может, займемся твоей речью?

— Почему бы и нет, — протянул он ей руку в ответ.

На этот раз он ощутил едва заметную дрожь в ее пальцах, когда она взяла его за руку. Возможно, это уборка дома настолько утомила ее, а может быть, виною всему были ссоры с матерью. Но он все же надеялся на нечто большее; ему показалось, что она думает о том же, и он невольно погладил ее по руке.

Сегодня они работали над контролем дыхания, необходимым для правильного выговора звука «п», который произносится на выдохе. Он с мрачным видом повторял одно и то же бессмысленное предложение о перепеле, перепелке и их пятерых перепелятах. Когда он закончил, она покачала головой.

— Нет. Попробуй почувствовать, как я это произношу, — предложила она и положила его руку себе на горло.

Но все, что он чувствовал сейчас, — это теплое тело Рэйчел, которого он касался.

Не то чтобы он это планировал; приди ему такое в голову, он бы отогнал все подобные мысли прочь. Он провел пальцами по ее шее, погладил по щеке и наклонился к ней. Поцелуй был бесконечно сладок! С тех пор как ему было пятнадцать, он мечтал о нем! Сходил с ума от желания поцеловать девочку, в которую был безнадежно влюблен! Но теперь они были взрослыми мужчиной и женщиной и наконец целовались. Их обоюдное желание было настолько удивительным для него, настолько необычным после столь долгой дружбы, которую она дарила ему, что он боялся поверить в происходящее.

— Рэйчел… — выдохнул он, когда она отпрянула от него.

— Нет! Господи…

Но когда он снова заключил ее в свои объятия, она осыпала его лицо легкими поцелуями, подобными горячим каплям летнего дождя. Он целовал ее глаза, губы, уголки рта и нос. Он почувствовал, как она сильнее прижимается к нему всем телом.

Он прочел по ее губам слова, которые видел раньше сотни раз — именно ими заканчивала каждое занятие Дороти Барнем:

— Думаю, на сегодня хватит, — сказала она, задыхаясь.

Она развернулась и пошла по тропе в сторону дома, а Шаман просто стоял и смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом Длинной тропы.

Тем вечером он начал читать последнюю часть отцовского дневника, повествующую о неописуемой боли и отчаянии, которые пронизывали все естество Роберта Джадсона Коула. В этой части крупным, четким почерком отец писал об ужасах войны, увиденных им на берегу Раппаханнока.

Когда Шаман дошел до разоблачения Робом Джеем Леннинга Ордуэя, он отложил дневник в сторону. Ему было сложно поверить в то, что спустя столько лет его отец сумел найти одного из тех, кто был причастен к смерти Маквы.

На улице уже стемнело, и он зажег лампу, чтобы почитать еще.

Он несколько раз возвращался к письму Ордуэя некому Гуднау.

Уже перед самым рассветом он дочитал дневник до самого конца. Он пролежал на кровати, полностью одетый, еще целый час. Когда он увидел, как мать зажгла на кухне свет, то направился в сарай и позвал в дом Олдена. Он показал ему и матери письмо Ордуэя и рассказал о том, где нашел его.

— В дневнике? Ты читал его дневник? — удивилась мать.

— Да. Хочешь тоже прочесть?

Она покачала головой.

— Мне это не нужно. Я — его жена. Я знаю все, что нужно.

И мать, и сын заметили, что Олден мучается от похмелья, поэтому Сара решила сделать кофе.

— Не знаю, что и делать с этим письмом.

Шаман дал им письмо еще раз, чтобы они перечли его повнимательнее.

— А что вообще можно с ним сделать? — раздраженно спросил Олден. Внезапно Шаман осознал, как сильно тот постарел. Он только и делал, что пил, либо был пьян настолько, что уже и пить больше не мог. Он дрожащими руками насыпал сахар себе в чашку.

— Твой папа каждый божий день пытался придумать способ, как наказать убийц той женщины по закону. Или ты думаешь, что тебя послушают, раз ты нашел это письмецо?

— Роберт, когда это все закончится? — горько спросила мать. — Кости этой женщины погребены в нашей земле вот уже многие годы, а вы двое — ты и твой отец — не хотите оставить ее в покое, и нас вместе с ней. Почему ты просто не порвешь это письмо и не забудешь о старой боли, не дашь мертвым покоиться с миром?

Но Олден покачал головой:

— Без обид, миссис Коул, но этого мальчишку не унять, как и его отца, когда речь идет о тех индейцах, — сказал он, подул на кофе, держа чашку обеими руками, и обжегся им, сделав глоток. — Нет, он до смерти не успокоится, будет идти по следу, как собака, как это делал прежде его отец. — Он перевел взгляд на Шамана. — Если мое слово что-то для тебя значит, хотя это вряд ли, надо бы тебе съездить в Чикаго как-нибудь и узнать, что это за Гуднау, вдруг он тебе что расскажет. Иначе придется тебе уработаться до смерти, чтобы забыть о нем, да и нам вместе с тобой.