Шаман - Гордон Ной. Страница 136

Глаза сержанта расширились от удивления, когда он увидел «пару мелочей», которые Шаман привез брату.

— Ваши девяносто минут на сегодня уже вышли. Разгрузите повозку и сразу убирайтесь.

Алекс все еще спал. Но для остальных этот день стал настоящим Рождеством, как в старые добрые времена. Они позвали соседей. Вокруг собрались мужчины из ближайшей дюжины палаток и взяли себе понемногу дров и овощей. Шаман рассчитывал лишь на жителей 8-С, но они решили поделиться почти всем, что он привез.

— У вас есть котелок? — спросил он Парнишу.

— Да, сэр! — отрапортовал тот и притащил довольно большую консервную банку.

— Сварите суп из курицы, лука, капусты и картошки, хлеб я вам тоже привез. Я бы хотел, чтобы вы накормили моего брата, попытались заставить его съесть хоть немного горячего супа.

— Есть, сэр!

Шаман на миг заколебался. Его начинало беспокоить то, что большую часть еды уже разобрали.

— Я привезу еще припасов завтра. А вы постарайтесь приберечь хоть что-то для себя.

Уэстморленд угрюмо кивнул. Оба понимали, что главным условием, хоть оно и не было высказано вслух, было то, что они должны кормить Алекса.

Хозяин гостиницы принес Шаману кувшин с водой и предложил ему выпить с такой любезностью в голосе, будто принес вина, причем абсолютно бесплатно. Вода оказалась приятной на вкус, но, как показалось Шаману, не представляла собой ничего особенного.

— Даже в колодцах на территории тюрьмы такая же превосходная вода. Это значит немало. Вашего брата, наверное, тоже перевели из Пойнт-Лукаут, как и большинство наших заключенных?

Шаман кивнул.

— Они подтвердят, что вода в том лагере — настоящая отрава.

Шаман не удержался и заметил, что хоть вода здесь и настолько хороша, но все же в Эльмире умирает огромное количество заключенных.

Хозяин согласился:

— От одной лишь воды здоровья не прибавится. Важнее всего для правительства — продолжать войну, а кормить заключенных для них вовсе не обязательно, — вздохнул он и признался, что всем известно, что тюремный хирург — один из худших представителей врачебной профессии, который к тому же постоянно ворует медикаменты, присылаемые правительством для его пациентов.

— Вам лучше как можно скорее вызволить своего брата.

Приехав в лагерь следующим утром, он увидел, что Алекс еще спит, а Джимми-Джо наблюдает за ним. Он заверил Шамана, что его брат хорошо поел.

Когда он настелил простыни и попытался перетащить на них брата, Алекс вздрогнул от неожиданности и проснулся. Шаман потрепал его по плечу.

— Все хорошо, Старший. Это всего лишь я, твой брат.

Алекс снова закрыл глаза, но потом вдруг спросил:

— А старик Олден еще жив?

— Да, жив.

— Это хорошо… — Алекс открыл глаза и увидел стетоскоп, который торчал из санитарной сумки. — А почему у тебя отцовская сумка?

— Я одолжил ее у него, — охрипшим голосом ответил Шаман. — Я стал врачом.

— Да ты что! — удивился Алекс, совсем как в детстве, когда они рассказывали друг другу всякие небылицы.

— Правда, — сказал он.

И они улыбнулись друг другу, прежде чем Алекс снова провалился в глубокий сон. Шаман хотел было измерить у брата пульс, но потом оставил свою затею — все равно он не мог ничем ему помочь прямо здесь и прямо сейчас. Немытое тело Алекса сильно воняло, но, когда Шаман снял мундир, который прикрывал культю брата, и склонился над ней, у него екнуло сердце. Он долго наблюдал за работой отца, а потом — за Лестером Бервином и Барни Мак-Гованом, поэтому отлично понимал, что ничего хорошего не выйдет из того, что неопытные хирурги называют «доброкачественным гноем». Шаман знал, что гной выделяется из разрезов или ран в тех случаях, когда произошло заражение крови, образовался нарыв или гангрена. Он знал, что нужно делать в таких случаях, но понимал, что в условиях лагеря для заключенных провести подобные процедуры невозможно.

Он укрыл брата двумя новыми простынями и сел рядом с ним, держа его за руку и изучая каждую морщинку на его лице.

Когда караульный вывел его за пределы лагеря спустя полтора часа, Шаман поехал на юго-восток по той самой дороге, вдоль которой протекала река Чемунг. Местность здесь была холмистой, и лесов даже больше, чем в Иллинойсе. Отъехав миль на пять от черты города, он оказался перед лавкой, которая называлась «У Барнарда». Там он купил немного сухарей и кусок сыра себе на завтрак, а затем взял еще пару кусочков вкусного яблочного пирога и пару чашек кофе. Когда он спросил владельца лавки, нет ли здесь, на окраине, гостиницы или чего-то вроде того, тот порекомендовал ему миссис Полин Клэй в миле отсюда, недалеко от деревни Веллсберг.

Этот дом, который стоял прямо в лесу, оказался маленьким, стены его давно не видели краски. Возле него росли четыре розовых куста, которые хозяйка подвязала и укрыла мешками, чтобы они не перемерзли. На деревянном заборе висела табличка, которая гласила: «Номера».

Лицо миссис Клэй было открытым и дружелюбным. Она посочувствовала Шаману, когда он рассказал ей о своем брате, и показала ему дом. Она могла принять лишь одного постояльца, потому что в доме было всего две спальни.

— Ваш брат может занять гостевую комнату, а вы ночуйте в моей. Я часто сплю на диване в гостиной, — предложила она.

Она пришла в замешательство, когда он сказал, что хотел бы арендовать целый дом.

— О, боюсь, что… — начала она, но ее глаза расширились от удивления, когда он назвал сумму, которую готов заплатить за аренду. Женщина честно призналась, что она вдова, уже долгие годы борется за выживание и не может отказаться от такого щедрого предложения. Она сказала, что может переехать к сестре, которая живет в деревне неподалеку, на то время, пока братья Коулы поживут в ее доме.

Шаман вернулся к Барнарду, накупил продуктов и прочих необходимых вещей, а когда вернулся в арендованный им дом, то обнаружил, что миссис Клэй уже уехала.

На следующее утро сержант встретил Шамана довольно холодно, в его голосе чувствовалось раздражение, потому что, должно быть, штаб получил телеграмму от Ника Холдена или кого-то из его влиятельных друзей.

Сержант дал Шаману напечатанный на машинке документ, который оказался бланком досрочного освобождения; эта бумага в обмен на свободу Алекса обязывала «нижеподписавшегося никогда впредь не восставать против Соединенных Штатов Америки».

— Пускай ваш брат подпишет это, и можете его забирать.

Шаман встревожился:

— Он очень плох, вдруг у него не хватит сил даже на подпись?

— Таковы правила, он должен поставить подпись или остаться здесь. Мне нет дела до того, что он болен. Если он не подпишет бумаги, то не получит досрочного освобождения.

Шаман взял чернила с ручкой и понес их в палатку 8-С, где тихонько обратился к Парнише:

— Алекс подпишет это, если у него хватит сил?

Уэстморленд почесал подбородок.

— Ну… Кто-то из наших на все бы пошел, чтобы подписать такую бумагу и убраться отсюда. А некоторые считают, что это предательство. Не знаю даже, что бы решил твой брат.

На земле возле палатки стоял ящик с капустой; Шаман перевернул его, поставил на него чернильницу и разгладил лист бумаги. Обмакнув ручку в чернила, он быстро вывел внизу страницы имя брата — Александр Бледшо.

Парниша одобрительно кивнул.

— Вы правильно поступаете, доктор Коул. Забирайте его из этого ада.

Шаман сказал соседям Алекса, чтобы они написали на клочке бумаги имена и адреса своих близких, а он отправит им весточки, что их сыновья и мужья живы.

— Ведь идет война, как ты сумеешь доставить эти письма? — спросил Парниша Уэстморленд.

— Думаю, у меня все получится, как только я вернусь домой, — пообещал Шаман.

Он делал все быстро. Оставил документ сержанту и поспешил в гостиницу, где квартировал прежде, чтобы забрать чемодан. Он заплатил рабочему, чтобы тот набросал в повозку соломы, а затем отправился обратно в лагерь. Чернокожий сержант и караульный пристально следили за тем, как заключенные помогают погрузить Алекса в повозку и укрывают его простынями.