Становой хребет - Сергеев Юрий Васильевич. Страница 10

— Хрен тебе, а не иены… Блинов хочу с астраханской икрой, осетринки свежей, — вскричал тонким фальцетом божий одуванчик и гвозданул иссохшим кулачком по столу. Зазвенела битая посуда.

Спящий офицер очнулся, мутно повёл взглядом и упёр его в раздухарившегося старичка. Отёр рукавом со щеки длинную полоску китайской лапши.

— Ма-а-алчать! Падаль! Застрелю! — лапнул рукой пустую кобуру, сонно махнул рукой и опять ткнулся носом в тарелку, сладко причмокивая губами.

Офицерик со шрамом услужливо взвился, что-то пошептал на ухо лысому, тот одним махом утёр слёзы и мигом убрался вместе с дружком.

Егор выпил, нанизал на вилку и с трудом разжевал куски недожаренного мяса. Официант услужливо склонился к его уху, взахлеб зашептал:

— По сходной цене имеется кокаин, средства от беременности и премилейшие японки в номерах. Плата вперёд.

— Не-е! Мне надо итить… — испугался Егор.

— Весьма жаль, товар ходовой, у японок кончается контракт-с.

В это время от сдвинутых столов поднялся сутулый бородач и, разметав смешливых поклонниц, попёр на сцену.

— Кыш отсель, мокрощёлки! — прогнал мяукающий кордебалет. — Кыш! Игнаха плясать желает…

Девки в чулках смылись, музыканты радостно ощерились, видимо, привычные к причудам гостя. Он неторопливо порылся за пазухой, кинул тугой узелок на звякнувшие от тяжести клавиши рояля. Конферансье подобострастно вылупил глаза, фамильярно потрепал бородача по крутому плечу и объявил:

— «Кама-аринская-а»! Танцует известный золотоприискатель Игнатий Парфёнов! Прошу извинить, господа, в нашем ресторане дозволяется свобода нравов за умеренную плату. Желающим блеснуть своими талантами прошу обращаться ко мне. Музыка-а-а! «Камаринская-а»…

Игнатий повёл бычьей шеей и взмахнул грабастыми руками. Закрыл от избытка чувств глаза, пошёл легко выделывать кренделя, взмыкивая и ухая. Одет он был в непомерного объёма плисовые шаровары в несчётных складках, шёлковую алую рубаху, подпоясан многоцветным кушаком с кистями до колен.

«Русский богатырь, слава!» — взвыла какая-то экзальтированная дамочка, срывая вуаль и подёргивая в такт музыке плечиками. Покуролесив на помосте, танцор оступился и загремел вниз — разметав столы. Испуганно завизжали женщины. Золотоприискатель выкарабкался и мирно заверил:

— Плачу за все убытки, туды вас растуды, не вертухайтесь, — шатко двинулся через зал, видимо, запамятовав, где сидел раньше, уверенно плюхнулся на свободный стул рядом с Егором.

— Здорово живёшь.

— Слава Богу, — отозвался Быков.

— Наливай! В горле от пляса пересохло.

Егор наполнил тонкие фужеры и, подняв голову, встретил трезвый, пронзительный взгляд незнакомца. Глаза жутковато светились шальным безрассудством и силой.

По лицу Игнатия пшеном рассыпаны редкие оспины, нос горбатый и тяжёлый, верхней части уха наполовину нет, то ли отморозил, то ли оторвано в драках, зубы спереди продёрганы через один. Бородач выпил, навалился грудью на стол.

— Ты откель приблудился, русская твоя харя-а? Ндравишься ты мне. Хошь со мной гулять, надоели одни девки. Так откель ты?

— Скот хозяйский пригнали на продажу.

— А-а-а. Вставай! Пойдем со мной, паря.

— Куда?

— На кудыкину гору, лыко драть да тебя стегать. Вставай, говорю, — он схватил Егора за руку и поволок через зал в свой угол, — бабы! Глянь-кось! Вот ишо одного жеребца споймал, а то я с вами на тяжести лет один не управлюсь. Ране управлялся… Принимайте молодца!

«Ну и занесло ж меня, — обречённо подумал пленник, теряясь, из чьих протянутых рук наперво пить и есть. — От попал, так попал! Чёрт поднёс ко мне того рикшу… споят, деньги заберут — и, тогда конец, домой не являйся».

Игнатий разрёб девок, облапил его за плечи.

— Как накрещён, аспадин россиянин?

— Егором…

— Отец-мать есть?

— Вёрст двести отсюда, на хуторе живём.

— Какая немилость к маньчжурам загнала?

— Отец — белоказак.

— Ясно дело… Гляжу на тебя, кость ядрёная, узнаю себя в молодости, ясно дело. Давай выпьем?

— Я не могу. До постоялого двора не попаду.

— Хы-ы… На кой чёрт он те сдался, постоялый двор? Тута сночуем, вона сколько у нас добра пышшыт за столом. Не пропадём от холоду. Пей!

Егор нехотя выпил. С непривычки захмелел. Девки тёрлись с обоих боков кошками и мурлыкали, масля глаза. Игнатий тянулся шеей и бубнил, рассказывал о своих похождениях в каких-то далёких местах.

На эстраде ревел дурниной оркестр, качал пьяную хмарь, табачный дым и полумрак. Соседка завоевала другое ухо: «Милый мальчик, любезный рыцарь, вы говорите по-французски?»

— Больно мне надо… я русский! По-русски хоть что набрешу.

Игнатий басил:

— Бьём шурф, а его вода топит! Еле успеваем черпать, ить золото дурное топит! У-х-х-х! Нечистая сила, ясно дело… Смрадно тут, айда в новые апартаменты. Держись паря. Работы хватит.

Поднялись крикливым табуном по скрипучей лестнице в двухкомнатный номер. Прямо на полу разложен богатый персидский ковёр с наставленными бутылками и горами свежих закусок. Игнатий запер двери на ключ и щеколду. Егор прикинул, что настала пора смываться от доброхотливой компании, стал отпирать дверь.

— Игнатий! Одежда у меня там, у генерала на дверях, кабы не спёрли случаем. Дай схожу. Народ тут разный шалается, а кожух совсем новый…

— Пойдём. Одного не пущу, смоешься. А энтот дедок такой же генерал, как я микадо японский. Купил на барахолке справу у какой-то вдовы. Он из уголовных каторжан, наводку даёт налётчикам… Бабы! Не сбегать и не упиваться до смерти. Пошли.

Под утро кто-то постучал в номер. Первым опомнился Парфёнов, глухо проворчал, шаря вокруг себя бутылку:

— Ково чёрт несёт?

— Открывай, свои, — отозвался язвительно-грубый голос, — не то двери снесём. Открывай подобру.

— Я те счас взломаю, нечистая сила, я те взломаю! Вот счас оденусь и взломаю тебе хлебальник, — а сам быстро выдернул с дивана полуживого и ещё пьяного Егора, тихо шепнул: — Сматываемся, банда ломится. — Потом зло и громко гаркнул: — сча—а-ас открою, кушак подпояшу и берегись!

Они разом сиганули со второго этажа и побежали по вихлявому проулку. Сзади послышался топот многих ног, негромкий приказ:

— Ротмистр! Не стрелять, не узнаем, где прячет золото. Егор летел стремглав, хлебая ртом сырой воздух, взлязгивая зубами от страха. Толком ещё не пришел в себя, и этот бег казался кошмарным сном. Тяжёлый Игнатий отставал, яростно хрипел и крыл матом.

Их настигали. Егор толкнул за угол Парфёнова, в беспамятстве сорвал чеку гранаты и метнул её под ноги кучно сбившихся преследователей. Раздался пронзительный крик, обваривший Быкова ужасом за содеянное.

Всполох огня выхватил перекошенное лицо офицерика со шрамом на щеке и дупло распахнутого смертью рта. Сдерживая дрожь, Егор выхлестал барабан нагана в темь и догнал Игнатия.

— Ловко ты их, — просипел тот на бегу, — хана бы нам была… Обнищавшее офицерьё, страх Божий, как живодёрничают, — сбился на шаг и крепко обнял напарника, — не трусись. Со мной не такое бывало. Обвыкнешься…

Они перехватили извозчика и поехали на постоялый двор. Всю дорогу золотоискатель уговаривал Егора плюнуть на вонючую Манчжурию и податься с ним в Россию.

— Я, паря, сотворю из тебя миллионщика, там ить золотья наворочено в земле — прорва! Места ведаю фартовые, да одному уж неспособно, седня тому пример. Иди в компаньоны, не пожалеешь. Игнаха лиха не сотворит, ясно дело…

Заронил он в молодую душу негасимую искру. Раздувалась она губящим пожаром и туманило голову неведомым стремлением в сказочно богатые края. Напоследок, перед отъездом Егора домой, уговорились они встретиться по весне в Харбине, а уж потом двинуть в Россию на промысел золота.

Игнатий показал китайскую фанзу на окраине Саманного городка, где будет поджидать компаньона, и пообещал запастись провиантом в дорогу и лошадьми.

После стычки с бандой, Парфёнов затаился. Выстригся наголо, сбрил бороду, терзаясь искушением появиться в городе.