Золотые Антилы - Северин Тим. Страница 32

Путешествие в Коста-Рику было обычным делом. Оно сильно напоминало дорогу, по которой Гейдж двигался из Мексики, и ему почти нечего было записывать в своем дневнике, исключая разве что встречу с кайманом, или крокодилом. Животное разлеглось на вьючной тропе, и Гейдж со спутниками, приняв крокодила за упавшее бревно, спокойно проезжали мимо, когда, как он пишет, «мы вдруг узнали чешуйчатого каймана и увидели, как чудовище поднимается и бросается на нас. Мы поспешили прочь, он же, видя в ком-то из нас добычу своей алчности, бросился следом, и мы, поняв, что он может догнать нас, очень встревожились». Чтобы спастись, писал Гейдж, перепуганные путешественники заставили своих мулов скакать зигзагом, и этот маневр скоро оставил неуклюжего крокодила далеко позади, потому что «хотя по прямой он мчался быстрее мула, но… как слону, когда он лежит, трудно подняться, так и это чудовище тяжеловесно и неповоротливо, и ему трудно изгибаться и поворачиваться». Это один из редких случаев, когда Гейдж в своих заметках погрешил против истины.

Достигнув побережья Коста-Рики, Гейдж со спутниками принялись расспрашивать жителей рыбачьих поселков и в результате нашли капитана, который взялся доставить их в Пуэрто-Бельо. Это была удача, и Гейдж еще поздравлял себя со счастливым исполнением нового плана, когда суденышко, выйдя в море, тут же нарвалось на двух голландских каперов. Разбойники подстерегали у побережья как раз такую добычу и в два счета догнали каботажное судно, которое, даже на взгляд береговой крысы вроде Гейджа, было слишком медлительным, чтобы уйти от погони. У испанского капитана хватило благоразумия не вступать в бой. У него на борту было всего четыре или пять мушкетов и полдюжины клинков против пушек каперов, а за жалкий груз солонины, шкур, меда, кур и муки едва ли стоило сражаться. А вот Гейдж впал в отчаяние. Вор, ощипанный другим вором, видит в том особую издевку судьбы. Накопленное по крохам за семь лет богатство готово было в минуту перейти в руки пирату. Его мучения стали тем острее, что он оказался единственным из пассажиров, кому было что терять. У испанских спутников на всех было с собой несколько сотен пиастров, а вот он, священник, якобы не нуждающийся в деньгах и их не желающий, терял на восемь тысяч пиастров жемчуга, драгоценных камней и пряностей.

Как оказалась, Гейдж был ограблен своего рода знаменитостью. Голландскими каперами командовала почти легендарная фигура — Диего Эль Мулато. Эль Мулато — наполовину негр, наполовину испанец — был колоритным головорезом, одним из прототипов ставшего популярным образа карибского буканьера. Он родился и вырос рабом в Гаване, и испанцы обходились с ним очень жестоко. После одной особенно жестокой порки Эль Мулато взбунтовался против хозяина и, поклявшись ему отомстить, пустился в море на крошечной лодчонке в надежде добраться до голландского капера, державшегося близ берегов. Успех этой рискованной затеи так восхитил голландских моряков, что его зачислили в команду, причем Эль Мулато очень скоро показал себя человеком больших способностей как в морском деле, так и в бою. Голландские власти, ценившие подобные таланты, со временем дали ему под команду корабль, и поговаривали даже, будто он женился на голландке. Однако главной страстью Эль Мулато оставалось мщение испанцам, и, получив собственный корабль, он взялся за исполнение вендетты с такой целеустремленностью, что скоро стал почти легендой. В 1633 году, за четыре года до встречи с Гейджем, он увенчал свою карьеру осадой и штурмом Кампече. Для этого предприятия он с еще более прославленным капитаном Пио де Пало по прозвищу Деревянная Нога собрали десять каперских кораблей. Их совместная операция стала предтечей золотых деньков карибских пиратов, когда «береговое братство» терроризировало Антилы.

В то время, когда с ним встретился Томас Гейдж, Эль Мулато занимался привычным ремеслом — везде и всюду не давал покоя торговым судам испанских колоний. Он, по всей вероятности, откололся от эскадры каперов, блокировавшей устье Рио-Сан-Хуан, и теперь, пользуясь самостоятельностью, крейсировал у берегов Коста-Рики, перехватывая всякое судно, имевшее глупость выйти из порта. Каботажное суденышко Гейджа оказалось неожиданно жирной добычей — ценности, которые вез с собой «англо-американец», редко попадались на таких жалких скорлупках. А непритязательный груз судна пополнил запас продовольствия пиратского корабля. Так что несчастное суденышко двадцать четыре часа простояло борт о борт с кораблем захватчиков, пока его обдирали до нитки. Каперы, по словам Гейджа, позарились даже на шкуры, сложив их в свой трюм до случая, когда им понадобятся новые сапоги и башмаки. Само собой, первым делом улетела заначка Гейджа. Несчастный путешественник лишился всего, кроме тысячи пиастров, зашитых в одеяло и в подкладку дублета. Гейдж чуть было не расстался и с одеялом, которое захватил один из матросов. Лишь обратившись прямо к Эль Мулато, он упросил не лишать бедного священника хотя бы постели. Галантный капитан приказал своим людям вернуть священнику одеяло, запасную одежду и книги.

Покончив с переносом груза, Эль Мулато пригласил пленников отобедать на борту. Его очень позабавила мысль угостить испанцев их же солониной и курятиной. Гейдж, упрямо пытаясь спасти хоть что-то, воспользовался случаем отозвать капитана в сторонку и поведал, что он — англичанин, сбежавший из испанских колоний и пробирающийся на родину. По такому случаю, заметил Гейдж, поскольку между Англией и Голландией теперь мир, было бы справедливо, если бы каперы вернули утраченные им семь тысяч пиастров или хотя бы позволили ему остаться у них на корабле до возвращения в Европу. К его огорчению, просьбы пропали втуне. Диего Эль Мулато не поверил удивительной истории отступника-священника и к тому же, как он сказал Гейджу, не желал иметь на борту свидетеля, который погубит всех своим доносом, если голландцы попадутся испанскому патрульному кораблю.

Так невесело закончилось знакомство Гейджа с карибскими каперами — отчаянной публикой, чья приобретшая широкую известность деятельность скоро добавила новых красок мифу о Золотых Антилах. В ушах у возвратившихся на свой корабль моряков и пассажиров еще звенела язвительная благодарность голландцев, а капер отчалил, оставив маленькое испанское суденышко возвращаться в тот самый порт, с которым Гейдж столь радостно распрощался два дня назад. По возвращении в Коста-Рику Гейджу и его испанским попутчикам пришлось хуже, чем прежде. Они остались более или менее без гроша и без надежды найти другой корабль до Пуэрто-Бельо, пока Диего Эль Мулато, держась у побережья, не выпускал суда из гаваней. Но Гейдж не сдавался. Одна из наиболее привлекательных черт этого человека — стойкость перед лицом превосходящего противника. Со свойственным ему упорством он набросал план, позволявший не только вернуть потерянное состояние, но заодно и оказаться в Европе. Ему пришлось довериться спутникам — умолчав, правда, о тысяче пиастров, запрятанных среди багажа. Он предложил вчетвером вернуться через весь перешеек к Тихоокеанскому побережью. Там они постараются поймать другое каботажное судно, идущее на юг, к Панаме. Потом от города Панама они на мулах доберутся через узкую часть перешейка к Пуэрто-Бельо и наконец-то встретятся с Серебряным флотом. Чтобы собрать средства на дорогу, Гейдж предложил обратить себе на пользу пережитые несчастья и, действуя в согласии, распустить жалостливые рассказы о своих бедствиях, которые возбудят всеобщее сочувствие. Тогда по дороге все станут им помогать.

Как и предыдущий план по сбору денег, этот новый финансовый проект Гейджа на удивление сработал, и они добрались до Тихого океана, ни в чем не нуждаясь в пути. Большая часть заслуг в достигнутом успехе причитается Гейджу, поскольку именно он настоял, чтобы все религиозные праздники путники проводили в селениях, где он, помогая местным священникам в их обязанностях, получал также и свою долю приношений.

Так, добывая пропитание умом, «англо-американец» отыскал путь к Тихоокеанскому побережью и попал на первый корабль, шедший в Панаму. Но беды его далеко не кончились — последний маневр привел Гейджа к еще более серьезному препятствию. Едва выйдя из порта, корабль попал в сильный шторм, который отнес его намного южнее Панамы. Затем ветер улегся, и на неделю заштилело, а потом налетел новый шквал, на сей раз с противоположной стороны, и унес судно снова на север. Капитан уже надеялся уклониться в сторону Панамы, когда ветер опять упал и противное течение вновь потащило корабль на юг. К этому времени, писал Гейдж, на борту закончились и вода, и провизия, так что он, как и другие, дошел до того, чтобы пить собственную мочу и сосать пули, унимая муки жажды. Наконец дошло до такой крайности, что команда взбунтовалась, угрожая убить капитана, если он не высадит их на ближайшую сушу. Несколько минут капитан держался, потом, взглянув на обнаженные клинки, согласился сменить курс и направиться к группе маленьких островков, лежавших вблизи.