Знамя Быка - Sabatini Rafael. Страница 29

Там были нубийские воины — устрашающего вида всадники в варварских одеяниях, несколько дюжин пеших рабов-мавров в тюрбанах и, наконец, два десятка конных арбалетчиков, составлявших почетный эскорт принца. Сам принц, высокий и статный, восседал на великолепном жеребце, по сторонам которого бежали конюхи. За ним следовала свита: секретарь, виночерпий, причем последний швырял в толпу горсти серебряных монет, демонстрируя щедрость своего прославленного господина.

Жители Римини, едва пришедшие в себя после недавнего торжественного въезда в город процессии Чезаре, были изумлены и ослеплены столь фантастическим зрелищем.

Стараниями мессера Капелло принца поселили во дворце синьора Раньери. Этот синьор был в свое время советником изгнанного Малатесты, что, однако, не помешало ему громко славить победу Чезаре Борджа и провозгласить его освободителем Римини.

Герцог не был введен в заблуждение витиеватыми поздравлениями, переданными ему от имени Светлейшей республики ее чрезвычайным послом Синибальди. Он слишком хорошо знал истинное отношение к нему Венеции, и он ответил на поздравления фразами столь же изящными, сколь неискренними. А узнав, что в Римини Синибальди будет гостить у Раньери и оба красноречивых лгуна будут жить под одной крышей, он немедленно приказал усилить наблюдение за дворцом последнего.

Раньери — дородный цветущий господин с веселыми светло-голубыми глазами — собрал у себя для встречи Синибальди весьма странное общество. Там был Франческо д’Альвиано, младший брат кондотьера Бартоломео д’Альвиано, непримиримого врага герцога Галеаццо Сфорцы из Катиньолы, незаконнорожденный брат Джованни Сфорцы, которого Чезаре изгнал из Пезаро, и еще четверо других, одним из которых был знаменитый Пьетро Корво, одно время занимавшийся магией под именем Корвинуса Трисмегита. Несмотря на все перенесенные им страдания, он не мог удержаться от того, чтобы еще раз не влезть в дела великих.

Искусство разоблачения злоумышленников никому не было известно лучше, чем проницательному и бдительному герцогу Валентино. Он не ждал, пока они своими действиями откроют себя, а предпочитал разоблачать их замыслы, пока они созревают.

Имея серьезные основания подозревать, что в мрачном дворце Раньери, выходящем на реку Мареккья, зреет измена, он велел своему секретарю Агапито Герарди распустить слух о том, что некоторые из видных офицеров герцога недовольны им, и особо подчеркнуть, что среди недовольных — честолюбивый и способный молодой капитан по имени Анджело Грациани, с которым герцог, как утверждалось, обошелся на редкость несправедливо и который искал возможности отомстить.

Эта сплетня, как и все грязные слухи, распространилась необычайно, и шпионы синьора Раньери поторопились донести ее своему господину. Помимо Грациани, называлось также имя Рамиро де Лорки, назначенного в то время правителем Чезены, и некоторое время Раньери и Синибальди пребывали в нерешительности, сомневаясь, кого из них предпочесть. В конце концов выбор пал на Грациани. Де Лорка был более могуществен и влиятелен, но в данном случае это не имело особого значения. Грациани временно возглавлял личную охрану герцога, и это, по мнению заговорщиков, могло помочь в осуществлении их планов.

Сам капитан совершенно не подозревал ни об этих слухах, ни об испытании, которому должна была вскоре подвергнуться его лояльность герцогу. Поэтому он был изрядно изумлен, когда в последний день октября, перед самым завершением визита принца Синибальди в Римини, к нему вдруг обратился синьор Раньери с совершенно неожиданным предложением. Грациани находился в приемной герцога, и Раньери перед тем, как уйти после краткого визита к его высочеству, подошел к офицеру.

— Капитан Грациани, — обратился он к нему.

Капитан, высокий, атлетически сложенный молодой человек, чье простое одеяние из стали и кожи выделяло его из толпы наряженных в шелка придворных, сдержанно поклонился:

— К вашим услугам, синьор.

— Мой высокий гость, принц Синибальди, отметил вас своим вниманием, — понизив голос, произнес Раньери доверительным тоном. — Он оказывает вам честь, желая ближе познакомиться с вами. Он слышал о вас, и, думаю, у него вам представится возможность быстро продвинуться по службе.

Польщенный Грациани вспыхнул.

— Но я служу герцогу, — возразил он.

— Когда вы узнаете, что вам предлагается, перемена, возможно, покажется более привлекательной, — ответил Раньери. — Принц оказывает вам честь, желая видеть вас у меня в доме в седьмом часу вечера.

Слегка озадаченный, взволнованный и застигнутый врасплох, Грациани принял приглашение. В тот момент он рассудил, что не будет большой беды, если выслушать принца. В конце концов он был наемным солдатом и мог при желании поменять место службы. В знак благодарности он поклонился.

— Я очень признателен принцу, — сказал он, и Раньери улыбнулся ему и удалился.

И лишь потом, когда Грациани перебрал в памяти подробности этого разговора, у него зародились сомнения. Раньери говорил, что принц отметил его своим вниманием. Как это могло случиться, если Синибальди ни разу не встречался с ним? Это очень странно, подумал он, и его мысль заработала быстрее. Достаточно разбираясь в политике, он хорошо знал отношение венецианцев к Чезаре Борджа, и у него хватило здравого смысла усомниться в искренности Раньери, который совсем недавно пользовался доверием и милостями изгнанного герцогом Малатесты, а теперь подлизывался к победителю.

Так сомнения Грациани переросли в подозрения, а подозрения обернулись уверенностью. В предложении Синибальди он чуял измену. Он подумал, что вероятнее всего окажется в ловушке, из которой может не спастись, ведь заговорщики, раскрывая свои планы, из чувства самосохранения не щадят жизней тех, кто, узнав об их замыслах, отказывается в них участвовать. В своем воображении Грациани уже видел собственное безжизненное тело с открытой раной в груди, уносимое по реке в сторону моря — он как раз вспомнил, что дворец Раньери расположен очень удобно для дел такого рода. И если предчувствия побуждали его забыть о своем обещании нанести визит принцу Синибальди, то честолюбие нашептывало ему, что он может оказаться в проигрыше, охотясь за тенями. Венеции нужны были кондотьеры; республика была богата и хорошо платила своим слугам; там могло представиться больше возможностей для быстрого продвижения, чем на службе у Чезаре Борджа, потому что в Италии почти все солдаты удачи уже служили под знаменами герцога. Вполне вероятно, речь здесь шла лишь о том, что предлагал синьор Раньери, и не более. Он пойдет. Только трус уклонился бы от встречи из опасений, для которых нет серьезных оснований. Но, с другой стороны, только глупец пренебрег бы мерами предосторожности, которые помогли бы спастись в минуту опасности.

Поэтому, когда в точно назначенное время капитан Грациани появился во дворце Раньери, около десятка его людей уже укрылись в засаде на ближайшей улице под командой верного сержанта Барбо. Перед тем, как отправиться во дворец, капитан приказал ему:

— В случае тревоги или опасности я постараюсь разбить окно. По этому сигналу ты со своими людьми должен немедленно ворваться во дворец. Пусть один из твоих храбрецов следит за окнами, выходящими к Мареккье, на тот случай, если я буду вынужден подать сигнал оттуда.

Предусмотрев эти меры, он с легким сердцем отправился к венецианскому послу.

II

Поступь молодого кондотьера была тверда и взгляд спокоен, когда один из мавров Синибальди ввел его в длинную комнату в приемном покое дворца Раньери.

Появление мавра показалось ему само по себе подозрительным. А когда рядом с венецианским послом и синьором Раньери он обнаружил еще шесть человек, понял, что его худшие подозрения подтверждаются.

Зал, в котором он очутился, занимал всю длину дома, так что с одной стороны его окна смотрели на улицу, а с другой стороны — на реку Мареккья, около моста Августа. Он выглядел богатым и угрюмым одновременно: мрачные гобелены на стенах, темно-фиолетовые, почти черные ковры на мозаичном деревянном полу, немногочисленные предметы обстановки — все придавало ему почти траурный вид. Помещение освещалось лампой с алебастровым абажуром, поставленной на массивную каминную полку, и свечами в серебряных канделябрах на длинном столе в центре комнаты; вокруг стола сидели в ожидании Грациани гости синьора Раньери. В камине бушевали огромные языки пламени, поскольку погода была сырая и холодная.