Кровавый глаз - Кристиан Джайлс. Страница 48

— Только то, что я слышал от других, господин, — сказал я. — Локи — жестокий бог. Ему доверяют одни глупцы.

— Собачье дерьмо! — усмехнулся Сигурд. — Локи славится злобой и коварством, это да. Но у каждого бога, даже у Локи, есть то, чем стоит гордиться. Любой из них будет польщен тем, что воин заручится его содействием против этих последователей Белого Христа, распространяющих свое лживое учение по всему миру так же, как крестьянин разбрасывает по полю свиное дерьмо! Локи отличается хитростью. У него в голове больше уловок, чем волос в бороде Брама. — (Брам услышал эти слова и гордо улыбнулся.) — Я попросил Локи помочь мне. — Полные губы Сигурда растянулись в усмешке. — Он так и сделал.

Тут-то Сигурд и рассказал мне о своем замысле. Оказалось, что отец Эгфрит не падал ни в какой обморок. Сегодня днем он разыграл перед мерсийцами настоящее представление.

— Ну а зачем алый плащ? — спросил я монаха.

Служитель божий укрывался, словно мышь в норе, так, чтобы его не было видно с крепостных стен.

— Мы хотели, чтобы мерсийцы поверили в то, что я епископ, оторванный от паствы язычниками. Для этого мне надлежало одеться соответствующим образом, — ответил отец Эгфрит, счищая соринку с плаща, опушенного мехом. — Любой христианин сжалится над посланцем Господа, оказавшимся среди варваров.

Монах откровенно наслаждался замыслом Сигурда, исполненным коварства, которое сделало бы честь самому Локи.

Всю ночь мерсийцы оставались за стенами. Вероятно, они надеялись на то, что мы отправимся искать добычу полегче или же их король вернется и даст бой у стен собственной твердыни.

На следующий день Эгфрит «умер». Кальф и щербатый Ингульф разыскали где-то немного мела и втерли его в кожу монаха, придав ей мертвенную бледность. Затем мы туго замотали Эгфрита в вытертую шкуру. Сигурд накинул на плечи алый плащ, отделанный мехом, зажал в руке серебряный крест и намотал цепочку на кулак. Потом, когда на востоке поднялось солнце, Сигурд, Улаф и Свейн встали перед главными воротами подобно богам войны.

Ярл молча постоял так какое-то время, а потом окликнул защитников, которые провели на стенах всю ночь:

— Позовите того седобородого, с которым я говорил вчера!

— Я здесь, Сигурд, — послышался ответ, и показался воин, сжимающий в руке копье. — Что тебе от нас нужно? Ты здесь ничего не получишь. Скоро возвратится мой король, тогда все вы умрете прямо здесь.

— Продолжай, старый сморщенный козлиный член! — крикнул Сигурд, поднял руку и щелкнул пальцами. — Пользуйся языком, пока он у тебя еще есть!

При этих словах седобородый воин едва заметно усмехнулся. Он, конечно же, был одним из дружинников короля Кенвульфа. Этот опытный воин знал, что перед схваткой противники всегда выкрикивают друг другу оскорбления. Норвежцы в этом особенно преуспели.

— Открывай ворота и впусти меня, беличье дерьмо! — властно потребовал Сигурд. — Я приведу с собой десять человек, не больше. Даю слово.

— Слово язычника для меня ничего не значит, — ответил мерсиец и плюнул со стены. — Вы испражнения дьявола! Святой дождь смоет вас с лица земли точно так же, как и этих ублюдочных валлийцев.

Сигурд шепнул что-то товарищам. Норвежцы разом развернулись и направились прочь.

— Подождите! — окликнул их седобородый защитник крепости. — Где тот человек в красном плаще, который был с вами вчера? Если глаза меня не обманули, это был служитель святой церкви.

— Да, епископ из Вустера, — ответил Сигурд, разжал кулак, и серебряный крест повис на цепочке. — В жизни не видел такого жалкого червя. Вот, заберите, если считаете, что от этого вам будет хоть какой-то толк. Все равно я скоро получу его обратно.

С этими словами он швырнул в воздух крест, который на мгновение сверкнул в лучах утреннего солнца, а затем скрылся за деревянным частоколом.

— Вы убили благочестивого епископа?

Лицо пожилого мерсийца скривилось от отвращения, но все же он послал одного из своих людей подобрать маленькое сокровище.

— Я непременно прикончил бы его, если бы за меня это не сделал страх или какой-то другой недуг, — ответил Сигурд. — Пусть ваш Белый Христос в загробном мире сделает из него подставку для ног, — закончил он и пошел прочь.

До конца этого дня больше ничего не произошло, зато ночью некоторые норвежцы начали роптать. Мол, если мерсийцы не сложат оружие в самое ближайшее время, то нам предстоит жестокое сражение с их королем, горящим жаждой отмщения. Сигурда это, похоже, нисколько не беспокоило. Он обратился за помощью к коварному Локи, которого почти все люди боялись, а потому избегали. Ведь даже боги должны иметь честь.

На следующее утро над главными воротами крепости показался человек, который начал что-то кричать. Сигурд долго выжидал, наконец вышел узнать, что мерсийцы хотели ему сказать. Оказалось, это был все тот же седобородый воин. Он выглядел уставшим и возбужденным.

— Покажите мне епископа, — попросил мерсиец.

— Зачем? — ответил Сигурд, разводя руками. — Эта жаба уже начинает вонять! Я приказал своим людям отрубить ему руки и ноги и развесить их в лесу на корм для воронья.

— Покажите мне его, — взмолился седой ветеран.

Сигурд пожал плечами, окликнул Свейна и велел ему доставить труп к воротам. Рыжий воин принес Эгфрита, завернутого в старую шкуру. Лицо монаха отливало мертвенной бледностью. Свейн швырнул тело на землю, и я был поражен тем, что отец Эгфрит не завопил от боли.

— Вот труп, мерсиец. — Сигурд сплюнул. — Похоже, ваш бог не нашел причин сохранить жизнь своему слуге.

Улаф прикрыл нос и рот, словно от покойника исходила вонь. Сигурд отступил от него и поморщился.

— Я выкуплю у вас тело епископа за тридцать серебряных монет, — сказал мерсиец.

— Ха! — Ярл рубанул воздух рукой. — Скоро я получу все серебро, какое только захочу. В нем можно будет закопать тебя с головой.

— Едва ли. Скоро вернется король Кенвульф. Вы не доживете до того дня, когда трава вырастет высокой. — Седобородый воин мрачно усмехнулся.

Сигурд склонил голову набок, делая вид, будто обдумывает предложение.

— Мне все равно. Можете забирать священника, — наконец сказал он. — Это избавит моих людей от неприятной задачи рубить труп на части. Не думаю, что даже вороны польстятся на него. Он так воняет, что у них отвалятся клювы.

Защитник крепости кивнул и сказал:

— Я опущу за стену пустой гроб, и ты получишь свои тридцать сребреников.

Прежде чем бледное солнце полностью взошло, Свейн Рыжий и Брам Медведь притащили тяжелый дубовый гроб туда, где импровизированные укрытия защищали нас от взоров мерсийцев.

— Ворон, ты точно готов сделать это? — спросил Сигурд, положив руку мне на плечо. — Если мерсийцы тебя обнаружат, то убьют.

Я кивнул и сказал:

— Боюсь только того, что они сразу же закопают меня в землю.

На самом деле гораздо больше я пугался совсем другого. Мне довелось два года прожить среди христиан. Мое сознание пропиталось причитаниями о том, что их бог является единственным, истинным, обладающим непостижимым могуществом. Теперь мне предстояло украсть сокровище, принадлежащее этому богу.

— Нет-нет! Они этого не сделают, — возразил Эгфрит и покачал пальцем.

Его кожа по-прежнему была покрыта мелом, что делало белки глаз и зубы еще более желтыми.

— Зачем мерсийцам выкупать тело и сразу его хоронить? — презрительно спросил он, шмыгая носом. — Они умастят тело благовониями и выставят его в церковном склепе в надежде на то, что странники и просто добрые христиане будут платить деньги за возможность прийти и собственными глазами лицезреть мученика. — Монах сурово посмотрел на Сигурда. — Ведь мерсийцы громогласно объявят, что епископ был зверски убит язычниками.

Сигурд недоверчиво покачал головой, затем пожал плечами, показывая, что это его нисколько не заботит.

— Теперь слушай меня, Ворон, — продолжал Эгфрит. — Если книга там, то она будет лежать рядом с алтарем или на каком-нибудь другом видном месте. Следует ожидать, что ее будет кто-то охранять, нести бдение. Если тебе повезет, то это окажется ребенок или даже женщина.