Джэксон остается в России - Свиридов Георгий Иванович. Страница 13

– Я и так целые сутки на улице!

– Улица – это не парк. Если бы у нас были деньги, мы бы уехали в лес. Знаешь, какой воздух в Калифорнии? – Максуэлл мечтательно понизил голос. – Не дышишь, а словно пьешь. Каждый вздох, как глоток… – он хотел сказать вина, но вовремя спохватился, – как глоток виноградного сока!

Сидней горел желанием проверить свои силы в спаррингах.

А Максуэлл, сознательно уменьшая количество учебных боев, видел, как в Джэксоне все ярче и ярче разгорается желание схватиться с противником. Этот огонь радовал тренера. В нем он видел залог успехов.

В канун соревнований Сидней обратился к мистеру Тэди:

– Не можете ли вы одолжить мне денег?

Антрепренер поднял брови. С таким вопросом Джэксон никогда к нему не обращался.

– Денег?

– Ну да, – Сидней торопливо стал объяснять, боясь, что ему не поверят: – Я хочу купить мохнатый халат, новые шелковые трусы и боксерки. Мне стыдно выступать в тренировочных спортивных туфлях. Ведь это настоящие состязания! – и тихо добавил, с надеждой глядя на Тэди: – Я их вам верну, обязательно верну.

Мистер Тэди полез в карман. Сидней следил за каждым его движением. Юный боксер уже приготовился было благодарить антрепренера, но слова так и остались не высказанными. Мистер Тэди вынул не кошелек, а портсигар. Массивный, золотой. Щелкнул крышкой, достал сигару, закурил. У Сида упало сердце.

– Я верну деньги после первой же победы. Честное слово, мистер Тэди…

Антрепренер снисходительно улыбался. Потом, перекинув языком сигару с одного угла губ в другой, бросил:

– Глупости.

Сидней попытался доказывать:

– Вовсе не глупости. Там все будут одеты, как положено.

– Наивность и предрассудки.

– Я не хочу быть белой вороной. Хочу быть как все! А если вам жалко денег, то извините. Счастливо оставаться!

Но мистер Тэди удержал его.

– Дело не в долларах, крошка. Я дам тебе, и не в долг, а так. Расходы на форму беру на свой счет. И не нужно сентиментальности! – Антрепренер жестом остановил Сиднея, готового выпалить благодарности. – Не нужно! Давай лучше по-деловому обсудим, как ты сам сказал, форму «белой вороны».

– Я вас не вполне понимаю, мистер Тэди.

– Бизнес, крошка, начинается с рекламы.

– Кто же меня станет рекламировать? Я же новичок, мистер Тэди.

– Ты сам себя будешь рекламировать, – антрепренер перешел на деловой тон. – Надо, чтобы на тебя обратили внимание с первого шага, едва ты переступишь канаты ринга. Ты еще не начал бой, еще не победитель, еще никто, но уже обращаешь на себя внимание публики, корреспондентов, спортивных боссов. Здорово, а?

Джэксон шел домой, сжимая в кармане бумажку в двадцать пять долларов. Деньги его не радовали. То, о чем он мечтал, не будет осуществлено. А как он хотел купить настоящие боксерские ботинки, легкие, на мягкой подошве, с высокой шнуровкой! Но спорить с мистером Тэди было еще опасно. Его слова звучали для Сиднея как приказ командира, которому солдат должен подчиняться. «Дай только победить, выйти на большой ринг, – думал юный боксер, – тогда ни одному боссу не позволю вмешиваться и диктовать». Так думал он, а в его ушах звучали слова мистера Тэди: «Пусть остается все как было. Сделай новые тряпичные тапочки, такие, чтобы сразу бросались в глаза своей дикостью. Только подошву пришей не брезентовую, а из замши. Замша не гладкая, она скользить не будет. Устойчивость отличная. Трусы попроще, без широкого пояса. Все должно быть удобным, а по внешнему виду неспортивным».

Мистер Тэди особенно упирал на последние слова. Все должно быть неспортивным! Сидней не особенно ясно понимал замысел антрепренера и в его словах чувствовал что-то унижающее и оскорбительное.

Выбрав момент, когда в примерочной не было заказчиков, Рита позвала брата:

– Сид, иди-ка сюда. Мы тебе подарок приготовили.

– Мне? Подарок?

– Не разговаривай. – Рита приложила палец к губам. – Быстро за ширму.

Сидней послушно нырнул в небольшую кабину и, задернув занавес, подмигнул своему изображению в тройном зеркало.

– Готовься отражать атаку прилипчивых девчонок.

Из-за стены доносилось ровное стрекотанье швейных машин. Там находился «рабочий цех», как именовал Олт-Гайтман узкую и длинную комнату с низким потолком. В первой половине стояли тремя рядами швейные машины, над которыми с утра до вечера, по двенадцать часов в сутки, сгибали спины работницы. Во второй половине стояли столы, раздавалось шипение, сверкали электрические утюги и клубы пара поднимались к потолку.

– Одну минутку подожди, – сказала Рита, – посмотрю, где Старая Жаба. (Старой Жабой работницы окрестили хозяина.)

– Девочки, сюда!

Рита первой вошла в кабину. За нею впорхнула голубоглазая Эвелин, стройная, полногрудая. Ее бюст в мастерской считался классическим. Ей неоднократно предлагали стать манекенщицей, но семнадцатилетняя девушка упрямо держалась за свою цель – быть хорошей мастерицей. Следом за Эвелин вошла худощавая и вечно веселая Лизи. Тетушка Мэри осталась в примерочной.

– В случае чего я задержу Старую Жабу.

Сидней с недоумением ждал. «Интересно, что они затеяли?»

Лизи повернулась к смущенной Эвелин.

– Вручай нашему мальчику. Пусть надевает.

Лицо Эвелин вспыхнуло румянцем:

– Ты скажешь! Постыдилась бы!

Сидней заметил в руках у Лизи небольшой сверток. Она хотела что-то сказать, но тут раздался голос тетушки Мэри:

– Девочки, по местам! Жаба!

Лизи быстро взяла у Эвелин сверток и протянула его боксеру.

– Сид, мы постарались для тебя. Извини, что без примерки. Мы все желаем тебе удачи!

Уходя, Эвелин выдохнула:

– Ты примерь. Если что не так, мы сразу переделаем. Ладно?

– Спасибо вам. Только, что это? И зачем?

Оставшись один, Сид развернул пакет. В нем находились трусы. Настоящие, спортивные, какие он видел на чемпионах. Темно-голубой атлас, широкий резиновый пояс, узкая белая окантовка по краям и вдоль линии бедер. До чего здорово! О таком наряде он мечтал. В одно мгновение Сидней снял одежду и надел трусы. Они оказались впору. Темно-голубой атлас, переливаясь, как нельзя лучше гармонировал с чуть загорелым телом, придавал всему облику боксера спортивную элегантность. Сид смотрел в зеркало и видел себя на ринге. Он сжал кулаки, стал в боевую стойку.

Эвелин, склонившись к швейной машине, прислушивалась, ждала голоса Сиднея. Ведь он обязательно окликнет кого-нибудь, Эвелин была уверена в этом. Предчувствие не обмануло ее. Сквозь стрекот машин она услышала его голос, который донесся из примерочной:

– Рита!

Рита, не прерывая хода машины, вопросительно взглянула на Эвелин, как бы прося ее пойти к брату. Та кивнула и поднялась. Сердце ее колотилось учащенно. Это она, Эвелин, была и организатором и исполнителем. Она узнала от Риты, что скоро ее брат впервые примет участие в настоящих, больших соревнованиях и что у него нет подходящей боксерской формы. Эвелин уговорила тетушку Мэри «срезать» кусок атласа. На ее счастье, в эти дни шили утренний туалет юной супруге владельца мебельной фабрики. Тетушка Мэри имела влияние на закройщика, и тот без особого труда сэкономил кусок темно-голубого атласа. Фасон трусов выбирали сообща. Рита принесла несколько спортивных журналов, и девушки, рассматривая иллюстрации, выбирали наиболее красивые, с их точки зрения. Хохотушка Лизи достала три фута широкой резины, и из нее сделали красивый пояс для трусов. А на боковые полосы Эвелин потратила шелковые ленты, которыми она иногда подвязывала вьющиеся волосы. Девушка волновалась. Понравится ли Сиднею их подарок? А главное – догадается ли он, чья это работа?

Когда девушки вошли в примерочную, Сид уже успел переодеться.

– Ри, форма мне очень нравится! Это здорово, как вы сообразительны. И ты, и Эви, и Лизи. Вы чудесные девчонки! И я вам очень благодарен. Но такой костюм мне не подходит, к сожалению. – И Сид огорченным голосом рассказал девушкам, что именно от него требовал тренер. «Старые трусы, тряпичные тапки, бедность и деревенщина».