Дневник помощника Президента СССР. 1991 год - Черняев Анатолий. Страница 48

Наблюдение за нами было тщательное.

Вот эпизоды.

19-го днем я пошел к Горбачеву. Часовой в будке на пути к даче остановил: «Вы кто такой?»

— Помощник.

— Куда идете?

— Легко догадаться, — показываю на дачу президента.

— Не положено.

Я взвился и стал ему говорить нехорошие слова. Вдруг сзади подскочил Олег (один из личной охраны) и ему: «Ты — марш в свою будку! И чтоб никогда больше не лез к нему (показывает на меня пальцем). Идите, идите, Анатолий Сергеевич».

Я сделаю отступление. Эти люди из охраны поддерживали атмосферу какой-то минимальной надежности. Во всяком случае — надежду, что нас голыми руками не возьмут. А если попытаются, дорого обойдется. К личной охране «публика» относится обычно с презрением, но эти ребята показали себя настоящими рыцарями. Их начальники, Плеханов и Медведев, предали и их, изменили президенту. А они не дрогнули. День и ночь, сменяясь, спокойные, напряженные, сильные ребята, с пистолетами и мини-рациями, часть вооружилась автоматами… Во всех «жизненных» пунктах вокруг дачи, иногда незаметные за кустами. Они были готовы стоять насмерть: и по службе, и по долгу, но главным образом — по-человечески, по благородству. Их было всего пять человек.

Второй эпизод. Утром 20-го Оля говорит: — А. С., чего вы сидите все время в кабинете. Сходим искупаться. Ребятам (т. е. охране, она знает через мужа) запрещено выходить к воде, но вас вряд ли остановят. А нас без вас не пустят.

— А куда?

— Ну, вон там за домом, где столовая, гаражи, где большинство ребят живет. Там есть спуск к воде. Правда, крутой — камни, сорваться можно, но ходят же люди.

Я согласился. Николай Федосьевич (Покутный — второй личный врач президента) принес что-то на тарелке из столовой. Поел. Зашли Оля с Ларисой — медсестрой и Татьяной — большой доброй женщиной, массажисткой.

Пошли. Первый часовой очень подозрительно посмотрел. Не остановил, но тут же сообщил по рации: «Черняев куда-то пошел». Когда проходили мимо хоздома, навстречу выбежали знакомые ребята из охраны, с мячом (рядом спортплощадка). Спрашиваю: «Развлечься хотите?..» — «А что делать-то?.. Никуда не пускают. Жарища. Тоска!»

Дошли до тропки и — резко вниз по самодельным ступенькам. Спуск метров 100. На половине — Ольга мне: «Оглянитесь!» Я оглянулся. За нами шел человек. Спустились к воде. Между больших валунов можно пробраться в воду. Небольшая площадка, на ней брошены три деревянных мата. Лариса разлеглась загорать. Мы трое пошли в воду — ноги можно сломать, пока доберешься до глубины, чтоб поплыть. Сделал несколько махов, перевернулся на спину. Мужик, который шел за нами, звонил по телефону. Лариса потом сказала, что он произнес: «Черняев здесь. Сижу»… (Телефон в будке — потому что в этом месте купалась охрана — для срочного вызова.)

Справа пограничная вышка. Два солдата направили на нас все трубы и бинокли. Перед нами катер и глиссер… Завели моторы. Метрах в ста маячит фрегат.

Зачем тогда мужик-охранник?.. Догонять, если в Турцию поплыву? Не догонит: я слишком хорошо (для него — толстяка) плаваю. Ясно: чтоб знали — вы собой не распоряжаетесь, за вами везде следят, вы полузэки… Психическое давление.

Через 1/2 часа вылезли. Охранник отвернулся. Пошли вверх. Слышим, он по телефону: «Черняев поднимается!».

Женщины уговорили меня и на другой день пойти купаться. Говорю: «Противно, неохота». «Тоже ни за что бы не пошла, да позлить этих сволочей хочется» — реагирует Таня.

«Процедура» та же, что в первый раз: за нами стал спускаться (уже другой) охранник. Еще не успели раздеться, он громко по телефону: «Объект здесь. Остаюсь…» Но на этот раз наверху, у начала тропинки объявился еще и пограничник с собакой.

Поплыли. Видно, как на даче с балкона Толя и Иришка наблюдают за нами. А внизу, ближе к «президентскому» пляжу, Генералов и еще человек 5 выстроились, смотрят в бинокль. Потом он «счел нужным довести» до Ольги — что видел, что мы купались.

М. С. после этого мне сказал: «Не ходи далеко от дома, во всяком случае — без моего ведома». Что он имел в виду? Может, просто «заботу проявил»…

В 15.00 21-го ТV-новости. Ельцин заявил в парламенте России: Горбачев в изоляции в Крыму. Решено: направить сюда Руцкого, Силаева и других депутатов. Выступил там Бакатин. Диктор взволнованно и подробно изложил его речь: это государственный переворот, Горбачев, по крайней мере в воскресенье, был совершенно здоров, не считая радикулита (видно, от Примакова узнал). Творится беззаконие. Нужно пригласить в российский парламент депутатов ВС СССР, которых сейчас усиленно обрабатывают.

Парламент почтил минутой молчания павших в эту ночь «на его подступах».

Вот, Михаил Сергеевич, где проверяются люди: Бакатин, которого вы отпихнули, боясь всяких Лукьяновых, Янаевых и пр.!

Мое общение с Михаилом Сергеевичем в эти дни. 19-го утром, как только по «Маяку» услышал о ГКЧП, стал думать, как вести себя с М. С. Ждать, когда позовет, то есть — по прежней субординации? Нет, так нельзя: он должен убедиться в моей верности. И он нуждается в поддержке. Пошел к нему. Долго бродил по дому, пока внучка меня не обнаружила, привела к деду наверх. Он лежал на постели после процедуры: ему еще «донатира-ли» радикулит.

«Ты знаешь, Анатолий, — начал с ходу, — когда я разговаривал с этими, ни один мускул у меня не дрогнул. Был совершенно спокоен. И сейчас спокоен. Я убежден в своей правоте. Убежден, что это — авантюра, и не дай Бог — с кровью. — Помолчал. Не удастся им ни навести порядок, ни собрать урожай, ни запустить экономику… Не удастся! Преступная авантюра!.. Думай, что будем делать. Приходи после обеда».

Я пришел, как договорились. Пошли со всей семьей на пляж, потому что в доме говорить было уже невозможно: кругом «жучки», о чем панически предупреждала нас все время Раиса Максимовна.

Запомнилось: когда спускались к пляжу, ко мне прильнула меньшая внучка, взяла за руку: «А у меня — карты (держит в ручонках колоду). Это вот король, а это дама… нет — валет, а это — ох! забыла (это была десятка)».

Я ей: «Ну ладно, а какой она масти?» (Не рассчитывал, что она знает это слово.)

«Она — червивая!» Эта детская ошибка резанула, напомнила ситуацию, в которую попала и эта малышка.

Р. М. завела нас с М. С. в маленький павильон, а всех остальных отправила к воде. Лихорадочно вырвала из блокнота несколько чистых листков, подала мне, долго копалась в сумочке и, найдя карандаш, подала мне: «Я оставляю вас». — «Да, да, — нетерпеливо (необычно для него в обращении с ней!) бросил М. С., — надо работать». Она жалко улыбнулась и «сделала мне ручкой».

— Толя! Надо что-то делать. Я буду давить на этого негодяя (он имел в виду генерала Генералова). Буду каждый день предъявлять требования. И наращивать.

Да, М. С., согласен. Сомневаюсь, чтобы банда в Москве на это отреагировала. Но нельзя, чтоб подумали, что вы смирились…

— Пиши: «Первое. Требую немедленно восстановить правительственную связь… Второе. Требую немедленно прислать президентский самолет, чтобы я мог вернуться на работу. Если не ответят, завтра потребую, чтоб прислали журналистов — советских и иностранных».

Я записал. Он:

— Смотри, как бы по дороге у тебя это не отобрали!

— Не отберут! — сказал я уверенно.

20-го я к М. С. пошел сразу после описанного выше купанья. Опять долго ходил по этажам, пока кухарка не показала: там, в кабинете. Он вышел навстречу, тут же — из другой комнаты — Раиса Максимовна. И сразу потащила нас на балкон, показывая руками на лампы, потолок, на мебель — «жучки». Постояли, облокотившись на перила. Я говорю: «Р. М., вот видите эту скалу, над которой пограничная вышка. За ней, за поворотом — Тессели (это филиал санатория „Форос“, там дача, где в начале 30-х годов жил Максим Горький). До того, как построена была „Заря“, здесь, на ее месте, был дикий пустынный пляж. На самом деле никакой не пляж — по валунам в воду зайти было трудновато. Так вот… Я несколько раз проводил отпуск в Тессели и плавал сюда из-за той скалы. Лежал здесь и потом плыл обратно».