Том 2. Месть каторжника. Затерянные в океане (с илл.) - Жаколио Луи. Страница 98

— Все это прекрасно, доктор, но я не желаю лишиться своего престола ради удовлетворения простого любопытства, которое, как вы теперь сами знаете, обошлось бы мне слишком дорого.

— Но Ваше Величество только что упомянуло о возможности избежать этих неприятных последствий! — заметил доктор.

— О какой возможности говорите вы? — спросил Ланжале, делая вид, что он его не понял.

— О похищении Вашего Величества!

— Вы говорите «похищение», — продолжал король, — но забываете, что я нахожусь здесь в своей летней резиденции, под охраной четырех тысяч копий!

— Ну, с усовершенствованным оружием нам не страшны простые копья, сколько бы их ни было!

— Позвольте, — остановил его король с большим достоинством в голосе, — вы, очевидно, не думаете о том, что говорите! Неужели вы полагаете, что я позволю избивать моих подданных, моих верных слуг, когда эти честные и доблестные воины жертвуют своей жизнью, чтобы отстоять мою свободу?!

Доктор невольно закусил губу, сознавая свой промах.

— Прошу Ваше Величество великодушно извинить меня, — сказал он, — у меня, конечно, не было даже и мысли о возможности столкновения между вашими и нашими солдатами!

— Однако, если бы вы вздумали похищать меня, то, совершенно помимо вашей или моей воли, дело должно будет дойти до этого!

— Мне кажется, что есть лучшее средство, которым можно было бы воспользоваться: то, что невозможно или неудобно было бы сделать силой, можно было бы достигнуть хитростью!

— Я вас не понимаю, объяснитесь!

— Предположим, например, что дело будет обстоять так: Ваше Величество дает командиру «Виктории» и его офицерам банкет, и это обязывает сэра Джорджа Брауна, в свою очередь, ответить Вашему Величеству тем же у себя на судне!

— Что же дальше?

Ланжале прекрасно понимал, к чему клонит дело доктор, но упирался умышленно, чтобы впоследствии, если его проделка обнаружится, англичане не могли сказать, что он нарочно разыграл комедию; он хотел устроить так, чтобы иметь право жаловаться, что его сманили разными обещаниями и вырвали из среды его народа, где он был счастливее любого земного владыки.

Действуя таким образом, Ланжале доказывал, что превосходно изучил характер англичан, мягких, заискивающих, даже льстивых до тех пор, пока дело касается их интересов, но наглых и грубых, как только они убедятся, что ничего более не сумеют добиться.

Эти англичане были вполне способны высадить бывшего мокисского короля вместе с его дядюшкой на первом безлюдном острове, если бы они удостоверились, что им была подстроена ловушка, в которую они попались самым комичным образом. Французы только бы от души посмеялись и лучше прежнего стали бы относиться к ловкому актеру, так остроумно подшутившему над ними; но между французами и англичанами — огромная разница.

— Я должен сказать, — продолжал доктор, — что мне лишь поручено прозондировать этот вопрос с Вашим Величеством, чтобы узнать, будет ли Вами принято это предложение.

— Я готов принять его, так как для меня и моих приближенных будет большим удовольствием посетить судно белых людей!

— Командир будет чрезвычайно рад, получив Ваше согласие, которое я передам ему через несколько минут, и я заранее позволяю себе принести Вам нашу благодарность от его имени и от имени всех его офицеров. Но это еще не все!

— Я вас не понимаю, — снова сказал Ланжале, хотевший довести до конца свою роль дикаря, незнакомого с обычаями цивилизованного мира, — прежде всего, я не понимаю, почему Ваш командир поручил вам заручиться моим согласием, когда он сам здесь налицо и мог бы это сделать лично. С нашей точки зрения, это является нарушением всякого порядка, если военачальник, как бы высоко ни было занимаемое им положение, позволил бы себе послать одного из своих подчиненных к соседнему королю с поручением. У нас требуется, чтобы этот военачальник, если он сам не король, непременно явился бы лично к этому королю и лично передал ему свою просьбу!

Смущенный таким оборотом дела, доктор едва сумел вывернуться.

— Наши обычаи несколько иные, Ваше Величество, — сказал он, — дело в том, что на военном судне, во время заграничного плавания, командир является представителем самой королевы Англии, нашей милостивой повелительницы, а потому он никогда не делает официального приглашения, не будучи уверен, что это приглашение будет принято, чтобы не уронить достоинства своей государыни и нашего флага.

— Теперь я понимаю. Можете передать вашему командиру, что он не получит отказа на свое приглашение!

— Ваше Величество, конечно, не забыли, что я говорил об этом банкете на судне как о средстве к достижению нашего желания.

— О каком средстве говорите вы?

— О средстве предоставить Вашему Величеству возможность побывать в Англии, не утратив своего престола. По окончании обеда вооруженные матросы ворвутся в салон командира, набросятся на Ваше Величество и дядю, а ваши приближенные, видя эту западню, конечно, испугаются за свою жизнь и обратятся в бегство. Таким образом, оказавшись нашим пленником, вы не будете опасаться утраты престола!

— Ошибаетесь, — сказал король, подыскав новое возражение, весьма веское на этот раз, — мои приближенные, вместо того чтобы обратиться в бегство, как вы предполагаете, набросятся на вас и на ваших солдат и падут до последнего, отстаивая своего короля. А если бы они имели несчастье оставить меня в ваших руках и бежать, спасая свою жизнь, — то были бы тотчас же убиты своими воинами и народом!

— Это весьма неприятно, — печально произнес доктор, не видя выхода из этого положения. Он упал духом.

XXVIII

НО ЕСЛИ ДОКТОР НЕ ЗНАЛ, КАК ОБОЙТИ последние затруднения, то Ланжале знал прекрасно, так как заранее обдумал свой план. В сущности, ему было решительно все равно, как уехать, лишь бы уехать, так как он не имел ни малейшего желания возвращаться сюда обратно, но он хотел, чтобы ни один мокисс не был убит в этом деле. Кроме того, для него было важно, чтобы инициатива в этом деле не могла быть приписана ему; он должен был до конца выдержать роль человека, которого сманили и который согласился как бы против воли.

Что же касается Гроляра, то его роль была более чем не сложна: он должен был все время протестовать и соглашаться последовать за своим мнимым племянником лишь из чувства любви и привязанности к нему.

Бедный доктор напрасно старался найти выход из этого положения, а между тем необходимо было во что бы то ни стало уговорить короля поехать с ними.

Командир, человек более решительный, на просьбы членов научной экспедиции любезно отвечал:

— Ничего не может быть легче, господа; я приглашу короля на обед, затем, в самый разгар пира: «машина вперед!» — и дело с концом!

Но от подобного решительного приема пришлось отказаться, так как в этом случае пришлось бы увезти с собой и всех остальных приглашенных; кроме того, можно было опасаться протестов и жалоб короля по прибытии в Англию.

У доктора мелькнула мысль, отчего бы в самом деле не увезти и всех гостей, чтобы высадить их в другом месте берега, предварительно связав по рукам и ногам. Таким образом, не будет ни кровопролития, ни борьбы; нужно было только склонить короля брать с собой возможно меньше свиты, чтобы меньше было возни с высадкой.

Какова же была его радость, когда король заявил ему, что возьмет с собой только одних министров, чтобы не возбудить зависть одних сановников к другим; а всех министров, кроме дядюшки, было всего только три.

«Можно подумать, что он угадал мою мысль», — подумал доктор и затем прибавил уже вслух:

— Итак, Ваше Величество согласны принять наше предложение при условии, чтобы не было кровопролития и не было опасности Вашему Величеству утратить свой престол. Повторяю еще раз, что большое военное судно будет предоставлено Вашему Величеству при первом же вашем желании вернуться на этот остров, куда он доставит вас вместе со всеми ценными дарами, которые будут поднесены Вашему Величеству нашей королевой и многими учеными обществами.