Дорога в Рим - Кейн Бен. Страница 22

— Сомкнуть ряды! — послышалась команда. — Передняя шеренга, сдвинуть щиты! Остальные — щиты вверх!

Едва не задевая друг друга плечами, легионеры привычно перестроились: порядок был многократно отработан и в упражнениях, и в бою. С металлическим звоном ударились друг в друга щиты, превращаясь в плотную стену, закрывающую каждого с макушки почти до щиколоток, так что из-за скутумов торчали лишь острые клинки мечей. Солдат в задних шеренгах защищал второй ряд щитов, поднятый над нижним.

Понтийские пехотинцы, которые тем временем приблизились на расстояние копейного броска, беспорядочно метнули дротики — воздух дрогнул от знакомого свистящего звука, и в следующий миг наконечники уже застучали по щитам в напрасной попытке их пробить. Никого не ранило, зато скутумы теперь щетинились застрявшими в них копьями — кое-кто из солдат тщетно пытался выдернуть древки, однако было поздно. Два войска наконец столкнулись.

Весь мир сузился для Ромула до нескольких фигур: дальше Петрония и ближайших легионеров ничего не существовало. Жилистый седой пельтаст лет сорока, с ромфайей и зазубренным клинком, налетел прямо на Ромула — мускулы на смуглых руках и ногах вздымались как канаты. Оскалившись, ветеран нацелил на Ромула овальный щит, стараясь сбить противника с ног. Уперев левую ногу в скутум, юноша легко выдержал удар — и еще успел презрительно усмехнуться: пельтаст вдвое легче, куда ему…

Однако тот знал, что делает.

Пока они, сцепившись, толкали друг друга щитами, пельтаст перекинул ромфайю поверх скутума, зацепил бронзовый шлем Ромула и легко рассек его надвое, ударив в макушку с такой силой, что у юноши перед глазами поплыли круги. Его зашатало, ноги подкосились. Злобно рыча, наемник налег на рукоять ромфайи, пытаясь отцепить ее от шлема, — к счастью, меч подался не сразу, и Ромул, в полуобмороке от боли, успел сообразить, что нельзя терять время: следующим ударом пельтаст вышибет из него мозги. Юноша инстинктивно упал на колени, утягивая ромфайю вниз, на свою сторону щита, чтобы выбить ее из руки противника. Тот прошипел ругательство — и Ромул понял, что уловка сработала.

Кроме того, теперь через просвет между двумя скутумами он мог дотянуться до незащищенных ног пельтаста — и, выбросив вперед гладиус, всадил его в сухожилие под левым коленом врага. Наемник, завопив, тут же выпустил меч, успевший отцепиться от шлема Ромула, и неловко рухнул на бок, отчаянно сжимая в руках щит. Вытащив кинжал, он нацелился было всадить его в правую руку юноши, однако тот успел уйти из-под удара. Голова кружилась, кровь стекала по лбу и заливала глаза, Ромул почти ничего не видел.

Скорченный на земле пельтаст снова взмахнул кинжалом, однако не дотянулся — клинок лишь бесцельно мелькнул в воздухе. Медлить было нельзя: через миг следующий понтиец займет место выбывшего. Вдохнув поглубже, Ромул поднялся на ноги, по-прежнему держа в руках меч и скутум, и пельтаст последним отчаянным движением попытался вонзить кинжал ему в голень.

Ромул, собравшись с силами, двинул по простертой руке тяжелой, подбитой гвоздями сандалией — прижатая к каменному выступу рука хрустнула, наемник с воплем выронил щит и кинжал, и Ромул, шагнув вперед, что было мочи всадил гладиус в горло врага. Вопль тут же стих, тело забилось в предсмертных судорогах, на скутум хлынула кровь.

Юноше хватило сил сразу же взглянуть вокруг. Он знал, что если и останется в живых — то лишь по чистому везению и прихоти богов: против умелого бойца ему, после такого удара в голову, уж точно не выстоять. К счастью, следующий пельтаст, перепрыгнув через труп, ринулся вперед так рьяно, что споткнулся и рухнул прямо к ногам Ромула — тому оставалось лишь всадить ему меч со спины в правый бок, между нижними ребрами. «Смертельный удар, — когда-то сказал ему Бренн. — Убивает вмиг. Даже если просто ранишь — враг не выживет, с рассеченной-то печенью. Крови потеряет столько, что смерти не заждется». Ромулу раньше не случалось опробовать прием на практике, и он вновь мысленно поблагодарил гиганта галла, научившего его боевой премудрости. Советы Бренна, не раз спасавшие Ромула в первые месяцы гладиаторских поединков, приносили бесценную пользу и сейчас.

— Шевелись, парень. — Голос Петрония дошел до него как сквозь туман. — Замечтаешься — прибьют.

— Что? — Ромул оглянулся.

Заметив рассеченный шлем и залитое кровью лицо юноши, Петроний побледнел.

— Сильно ранен?

— Не знаю, — выдавил из себя Ромул. — Башка трещит.

Петроний взглянул вокруг: с их участка враг слегка отхлынул и понтийцы с римлянами спешили вздохнуть свободно, прежде чем вновь ринуться в бой. Миг был самый подходящий, словно посланный богами.

— Быстро, — скомандовал Петроний. — Надо снять шлем. Все равно развалился.

Пока он, отстегнув ремень под Ромуловым подбородком, убирал побитые куски шлема и ощупывал рану, Ромул, стиснув зубы, старался не взвыть от боли.

— Ничего страшного, кожу посекло, — объявил наконец Петроний, разматывая пропотевший лоскут со своего запястья. Дважды туго обвив им голову Ромула, он закрепил концы. — Продержишься. А потом покажем лекарю.

Утирая кровь, заливающую глаза, Ромул рассмеялся: перед лицом пельтастов и туреофоров, ринувшихся в атаку, мысль о каком-то будущем лечении казалась нелепее некуда. Врагов тут десять на одного, а то и больше, еще и конница с тыла — копыта грохочут совсем рядом, чуть ли не за спиной. На правом фланге упорно крушат легионеров каппадокийцы, строй там долго не выдержит. Исход битвы явно близок.

Петроний, оценив мрачный юмор товарища, расплылся в ухмылке.

— Да уж, обложили нас.

— Точно. Впрочем, гляди, — указал куда-то Ромул.

До Петрония не сразу дошло, но тут же, вглядевшись пристальнее, он разразился торжествующим кличем:

— Орел! Орел с нами!

Солдаты, готовые с радостью уцепиться хоть за кроху надежды, обернулись: справа, совсем близко, вновь взметнулось кверху накренившееся было древко с орлом, символом Двадцать восьмого легиона. Солдат, перехвативший его у смертельно раненного аквилифера, теперь криками ободрял товарищей, призывая не сдаваться. Понтийцы накатывали волна за волной, соперничая друг с другом в попытке захватить римского орла, однако никто не преуспел: ближайшие легионеры стояли насмерть, орудуя мечами как одержимые, чтобы не подпустить врага, — правая рука у каждого была в крови уже по локоть.

— Не сдаваться! — присоединился к кличу Ромул.

— Иначе Марс не простит! — поддакнул низкорослый легионер с чудовищной раной в правой руке. — Вход в Элизиум надо еще заслужить!

— Верно! — рявкнул Петроний. — Кем нас сочтут соратники, которые уже там? Слабаками, которые сдались врагу раньше, чем сгинул орел?

Ромул следил глазами за солнечными бликами, игравшими на распростертых крыльях орла и на зажатой в когтях золотой молнии, и не мог отделаться от воспоминаний о Бренне, погибшем на берегу Гидаспа. Ромулу с Тарквинием уже случилось раз бежать с поля битвы прежде, чем орел достанется врагу, и повторять тот опыт не хотелось. Ни за что.

— В атаку! — взревел Ромул, не обращая внимания на пульсирующую боль, словно от острых игл, пронзающих череп. — Рим и победа!

Вскинув щит, он устремился навстречу врагу.

— Roma Victrix! Рим и победа! — завопил Петроний, бросаясь за ним.

Ближайшие солдаты, подстегнутые их словами, устремились следом.

Горстка сумасшедших римлян, пускающихся на чистое самоубийство, понтийцев не впечатлила: жаждущие битвы не меньше легионеров, они лишь ускорили бег, хрипло выкрикивая боевой клич.

Ромул, которому туман застилал глаза, никого толком не различал, кроме единственного гиганта пельтаста, на бронзовом щите которого красовалась физиономия демона — косоглазый и ухмыляющийся, тот словно подзывал к себе, обещая скорый путь в Элизиум. Одолеть громадного пельтаста Ромул и не надеялся. «Ну и ладно, — пронеслась дерзкая мысль. — Зато перед Бренном будет не стыдно: погибну в бою, из последних сил защищая орла».