Дорога в Рим - Кейн Бен. Страница 24

Медленно спустившись с холма, друзья добрались до речушки, заваленной сотнями тел, и отыскали место выше по течению, где вода была чище. В потоке уже плескались такие же легионеры, с наслаждением смывающие с себя пот, пыль и засохшую кровь. Друзья разделись и забрались в реку — ослабевший Ромул остался на мелководье, и пока Петроний промывал рану, холодная вода приглушила боль. Однако зрение туманилось, голос друга то пропадал, то вновь появлялся, словно Петроний и не стоял на месте рядом с ним.

— К хирургу бы тебя, да поскорее, — бормотал ветеран, помогая Ромулу выбраться на берег. — А потом уложить тебя выспаться.

— Для начала бы чашу-другую вина, — слабо улыбнулся юноша.

— Найдем какой-нибудь бурдюк, — ответил Петроний, не в силах скрыть обеспокоенный взгляд. — А ты молодец, держишься…

— Два-три дня — и буду как новый, — пообещал Ромул, наклоняясь за туникой.

— Вот это боевой дух! — раздался незнакомый голос. — Легионеры Цезаря не сдаются!

Услышав одобрительные крики, друзья обернулись — к реке подходила очередная группа солдат. Ромул никого не знал, однако побитые ржавчиной кольчуги, зазубренные мечи и небрежно-бесцеремонная манера держаться говорили сами за себя: перед ним стояли те, кто укрепил собой рассыпающийся правый фланг перед атакой каппадокийцев. Шестой легион.

Грозный черноволосый здоровяк с несколькими бронзовыми и серебряными фалерами на груди выступил вперед и придирчиво оглядел длинную зияющую рану Ромула.

— Ромфайя, не иначе. Застали врасплох?

Ромул неловко кивнул.

Здоровяк похлопал его по плечу.

— Зато ты выжил! И наверняка пришиб того ублюдка.

— Точно, — подтвердил Ромул.

— Второй раз так не попадешься, — уверил его здоровяк. Хорошие легионеры быстро учатся. А ты из таких. Наша порода.

От одобрительных взглядов его товарищей сердце Ромула преисполнилось гордости — лучшие легионеры Цезарева войска считают его равным!

— А ты бывал в переплетах, как я смотрю, — продолжал черноволосый, указывая толстым пальцем на правое бедро юноши, где красовался пурпурный рубец. — Кто тебя так?

Голова по-прежнему кружилась, мысли путались, Ромул почти ничего не соображал.

— Гот, — ответил он и даже не заметил удивленного взгляда Петрония.

Здоровяк врос в землю.

— А из какого вы легиона, парни?

— Из Двадцать восьмого, — настороженно ответил Петроний, уже чуя опасность и пытаясь увести Ромула подальше.

— Подожди! — Властный окрик никак не походил на просьбу.

Стараясь не встречаться ни с кем глазами, Петроний остановился.

— Двадцать восьмой сроду не бывал ни в Галлии, ни в Германии, — рявкнул черноволосый.

— Верно. — Историю легиона Ромул знал, только не мог взять в толк, зачем черноволосый ее пересказывает.

— Тогда, прах тебя побери, где ты откопал этого своего гота?

Ромул воззрился на него, как на придурка.

— В лудусе.

— Что ты сказал? — В голосе здоровяка явно слышалось изумление, смешанное с яростью.

Взглянув на Петрония, такого же ошеломленного, Ромул наконец сообразил, что к чему, и потянулся было к поясу, нащупывая гладиус, — тщетно: тот лежал в стороне, на груде одежды.

— Не верю, — прорычал черноволосый, поднимая свой окровавленный меч. — Среди легионеров Двадцать восьмого — раб? Неужели мы такое допустим?

Приятели здоровяка, разразившись гневными криками, схватили Ромула за руки; Петрония, который попытался было вмешаться, оплеухами и пинками повалили наземь.

Ромул, по-прежнему одурманенный болью, наконец понял всю опасность случившегося.

Слова черноволосого не оставили никаких сомнений.

— Славный денек славно закончится! — взревел тот. — Хлебнуть вина и поглядеть, как распинают преступника, — это ли не удовольствие?

Его слова потонули в радостном кличе.

Глава VII

ИНТРИГА

Храм. Орка, Рим

Сцевола выдернул меч из раны, и Секст с воплем рухнул на пол, все еще цепляясь за оружие. Фабиола закричала. Кровь, мгновенно пропитавшая тунику и плащ раба, теперь заливала мозаичные плиты, просачиваясь в мелкие трещины между разноцветными фрагментами. Даже если рана не смертельна, Сексту после такой потери крови все равно не выжить. Однако вместо заботы о чужой жизни Фабиоле приходилось думать о защите собственной. Выхватив из ножен кинжал, походивший скорее на детскую игрушку, девушка направила его против фугитивария.

— Не подходи! — Голос ее предательски задрожал.

— Ну и дела, красотка, — бросил Сцевола, переступая через обессиленного Секста, которому оставалось лишь следить за ним глазами. — Пришел вознести мольбы о твоей смерти, и мое желание тут же исполняется, даже из храма не успел выйти! Вот удача-то!

Фугитиварий ухмыльнулся, обнажив темный ряд острых зубов.

Фабиола не ответила. Против мощного противника вроде Сцеволы ей не выстоять, и бросить Секста тоже нельзя… Девушка в ужасе попятилась. Добраться бы до входа, в храме должен хоть кто-то быть — жрецы, жрицы, посетители, кто-нибудь да поможет…

Угадав ее мысли, Сцевола ринулся к ней, размахивая гладиусом.

— Что медлишь? Убегай! — издевательски крикнул он. — Я тебе даже фору дам!

От одного вида его хищного лица Фабиолу сотрясала дрожь. Куда ни повернись, что ни замысли — вечно он тут как тут…

Отступая шаг за шагом, девушка в ужасе бросила взгляд через плечо: до входа еще шагов двадцать. Слишком далеко! Да и на что надеяться, если сама сглупила — едва принеся жертву Орку, тут же сцепилась с его жрицей! Бог и не замедлил ответить! Сцевола, словно в ответ на эти мысли, нацелил на нее меч — и не отскочи она в сторону, удар пришелся бы прямо в живот.

Прогневала богов — гибни теперь в темном закоулке, мелькнуло в голове Фабиолы. Цезарь не поплатится за содеянное, я больше не увижу Ромула.

Последняя мысль обожгла ее, как огнем, ноги словно вросли в пол, и кинжал, выпав из обессилевших рук, со звоном упал на каменные плиты.

— Сначала выпущу тебе кишки, — пообещал Сцевола, подступая ближе, — а потом выволоку на улицу и буду трахать, пока ты будешь подыхать. Ты, сука продажная, какую позу предпочитаешь?

Ничего страшнее Фабиола и представить не могла. Темные глаза ее наполнились ужасом.

Фугитиварий занес клинок.

— Тогда начнем по порядку.

— Стой! — раздался резкий голос, полный ярости. — Что за святотатство?

Над распростертым телом Секста стояла Сабина.

— Это он. — Фабиола дрожащей рукой указала на Сцеволу. — Напал на нас в коридоре.

— Я поклялся убить эту стерву, — прорычал фугитиварий. — Пришел в храм вознести молитвы — и гляди-ка, мне ее посылает сам Орк!

Самодовольство сквозило в каждом его слове.

— Не тебе судить о воле бога! — возвысила голос Сабина. — Его решения дано знать только жрецам! Любому другому толковать его волю — кощунственно!

Сцевола нервно сглотнул.

Сабина простерла к нему обличающий перст.

— Ты преступил закон, пролив кровь в храме. Теперь искупить вину и вымолить милость Орка поможет лишь крупное приношение. А если он, — жрица кивнула на Секста, — умрет, ты будешь заклеймен злейшим из проклятий. Навечно.

Сцевола впился в Фабиолу взглядом, теперь уж точно обещающим неминуемое изнасилование и смерть. В животе у нее резко заныло, она сжалась, чтобы мочевой пузырь не опорожнился прямо здесь.

— Если убьешь девушку — будет то же, — угрожающе прошипела Сабина. — Так что подумай.

В проклятия верят даже убийцы — и Сцевола невольно отшатнулся.

Привлеченные криком Сабины, из соседних покоев в коридор уже выскакивали жрецы — и тут же замирали от ужаса при виде Сцеволы, держащего перед Фабиолой окровавленный меч.

— Приведите ликторов, пусть возьмут под стражу этого подонка! — громко велела Сабина. — Он тяжело ранил раба и угрожал посетительнице.

Кто-то побежал к дверям, на ходу испуганно озираясь через плечо, другие неуверенно столпились поодаль: жрецы не носят оружие и не умеют сражаться с такими, как Сцевола.