По воле Посейдона - Тертлдав Гарри Норман. Страница 8

— Надеюсь, ты прав. — Дядя сказал это таким тоном, что было ясно: надеяться-то он надеется, но рассчитывать на подобную удачу нечего.

Менедем стоял у входа в андрон; его силуэт был четко обрисован благодаря горевшим внутри лампам и факелам.

— Радуйся, — сказал он, когда Соклей вошел.

Гость снова понюхал воздух и ощутил не только чудесные ароматы, доносящиеся с кухни.

— Неужели розы? — спросил он.

— А почему бы и нет? — ответил вопросом на вопрос Менедем. Этот парень любил пошиковать. — Родос — это город роз. По левому борту «Афродиты» на таране есть клеймо с изображением розы, в придачу к изображению далеко разящего Аполлона по другом борту. Я подумал, что и мне самому хорошо бы нынче вечером умаститься розовым маслом, отметив таким образом, откуда я родом.

Менедем понизил голос:

— А еще я надеялся, что это поможет ублажить отца, но тут мне не повезло. Что он сказал тебе по дороге к андрону?

— Ничего хорошего, — ответил Соклей, и его двоюродный брат вздрогнул. — Но сделка остается в силе, — продолжал он. — У нас все еще есть шанс посмеяться последними… Если только птицы по дороге не заболеют.

Менедем сплюнул в полу своего хитона, чтобы отвратить такую беду.

— Где вы хотите, чтобы мы с отцом возлегли?

— Справа, почти с самого краю андрона, на том ложе, что стоит рядом с моим и отцовским, — объяснил Менедем. — А что? Неужели ты думал, мы могли бы обойтись с вами неучтиво?

— Нет, что ты, — ответил Соклей.

Должно быть, в его голосе не слышалось особой уверенности, потому что его двоюродный брат добавил:

— Хотя отец и злится на нас с тобой, он никогда бы не оскорбил дядю Лисистрата, отдалив его от себя, и не назначил бы племяннику иное место, дав любимому брату другого товарища по ложу. Поскольку все вокруг знают, что в нашей семье прекрасные… м-м… ну почти прекрасные отношения.

— Все вокруг наверняка уже знают и про павлина, — заметил Соклей. — Надеюсь, Химилкон не успел прогуляться по всем винным погребкам, хвастаясь, как он нас поимел. Только этого нам не хватало!

Менедем хотел было снова сплюнуть в подол, но удержался.

— Давай входи, — сказал он. — Мы поедим, выпьем, повеселимся с флейтистками и акробатками. А завтра будет новый день, и мы с утречка выпьем вина и пожуем сырой капусты, чтобы перестала болеть голова.

С точки зрения Соклея, лучшим способом предотвратить неприятные последствия пиршественной ночи было пить всю эту ночь сильно разбавленное вино. Но такое, похоже, даже не приходило Менедему в голову, ибо он никогда ничего не делал наполовину.

— Давайте, мальчики, входите, — сказал Телеф. — Пока вы стоите в дверях, дюжий парень вроде меня не может в них протиснуться. — Он похлопал себя по пузу и сипло засмеялся.

Соклей подумал, что тот, кто проводит больше времени в гимнасии и меньше на ложе рядом с чашей сластей, протискивается в двери без всякого труда. Но они с Менедемом молча вошли в андрон, и Телеф последовал за ними. Отец Менедема, суетившийся вокруг гостей, как гусыня, пытающаяся собрать весь свой выводок вместе, проводил пухлого торговца к предназначенному ему месту.

На всех ложах были раскиданы подушки.

Соклей опустился рядом со своим отцом на ложе, установленное рядом с ложем хозяев дома.

Лисистрат, будучи старшим, оперся на локоть в головах кушетки. Соклей возлег чуть ближе к изножью, так что его ноги свешивались с края. Он покрутил свою подушку, стараясь устроиться поудобнее. Это оказалось нелегко.

— Я не отношусь к любителям затейливых пирушек, — тихо сказал он отцу, — у меня уже немеет рука, и я каждый раз пачкаю едой одежду.

Лисистрат пожал плечами.

— Это обычай, а обычай…

— …царь всего, — закончил Соклей, цитируя Геродота, в свою очередь процитировавшего Пиндара.

Отец кивнул в знак согласия.

— Ладно, а где Клеагор? — спросил Менедем, когда единственное место на одном из семи лож осталось незанятым. — Снова опаздывает, как я погляжу.

— Клеагор опоздал бы даже на собственные похороны, — угрюмо сказал Филодем.

— Ну, случаются вещи и похуже, — заметил отец Соклея. — По правде говоря, я бы не отказался опоздать на свои похороны.

Со всех трех сторон незамкнутого треугольника, по периметру которого были расставлены ложа, в ответ на эту реплику донесся смех.

— Да, дядя, но готов поспорить: даже на своих собственных похоронах вы бы с нетерпением ждали замечательно приготовленной Сиконом рыбы и надеялись бы, что она не пригорит, — ответил Менедем.

И тут в андрон ворвался Клеагор.

Он передвигался бегом, как будто постоянно ужасно спешил, но каким-то образом ухитрялся повсюду опаздывать.

— Тысяча извинений, самых глубочайших извинений, — сказал он, вытирая пот со лба. — Очень рад оказаться здесь, очень-очень рад.

Задыхаясь, припозднившийся гость скользнул на ложе. Возможно, он и впрямь бежал всю дорогу от своего дома, что вовсе не пошло ему на пользу.

— Наконец-то ты прибыл, Клеагор! И я тоже рад, что ты сюда добрался. — Филодем говорил одновременно и приветливо, и раздраженно.

Клеагор в ответ смущенно улыбнулся.

Филодем повернулся к рабу, тревожно ожидавшему рядом с хозяйским ложем.

— Ступай на кухню и скажи Сикону, что мы начинаем.

Юноша поспешил прочь.

Мгновением позже в андроне появились другие рабы и поставили перед каждым ложем по низенькому небольшому столику. Рабы принесли также чаши с маринованными оливками и луком — кушаньями, с которых обычно начинался пир. Взяв правой рукой оливку, Соклей отправил ее в рот и, разжевав едкую мякоть, сплюнул в ямку на полу. Когда пир закончится и начнется симпосий, рабы уберут все объедки.

Следующей переменой был хлеб, его полагалось макать в оливковое масло. Как и все остальные, Соклей ел хлеб левой рукой.

Многоречивый торговец Ксанф сказал с ложа на дальней стороне андрона:

— А вы знаете — я-то знаю это наверняка, — что Кассандр убил Александра и Роксану? Убил обоих, скажу я вам, отослав их души прямиком в царство Аида. Они мертвы. Оба мертвы, мертвы, как соленая рыба, в этом нет никаких сомнений.

Это вызвало взрыв восклицаний у тех, кто еще не слышал новость. Восклицания заставили Ксанфа изложить все заново. Во второй раз он рассказывал дольше и, насколько разобрал Соклей, добавил кое-какие подробности. Остальные пирующие явно тоже это заметили, потому что быстро перестали задавать вопросы. Разумеется, это не помешало Ксанфу начать свою историю в третий раз.

Наклонившись к Филодему, Лисистрат спросил:

— Обязательно надо было его приглашать? — Он зевнул, прикрыв рот рукой.

Отец Менедема кивнул.

— К сожалению, обязательно. Я слышал от хорошо осведомленного человека, что у Ксанфа есть новые благовония, которые мы должны погрузить на «Афродиту». Думаю, он согласится мне их продать, так как его корабль плавает только по Эгейскому морю и не рискует отправляться в дальние походы на запад.

— Хорошо, — вздохнул отец Соклея. — Чего только не сделаешь ради прибыли.

Однако вскоре Ксанф замолчал: рабы внесли корзины с булочками, посыпанными маком, и блюда зажаренных целиком креветок.

— Опсон! — сказал кто-то благоговейно.

Соклей с отцом без труда ели из одного блюда, стоявшего рядом с их ложем; так же поступали и Менедем с Филодемом. Соклей брал креветок большим и указательным пальцами правой руки, а когда ел соленую рыбу, то пускал в ход также и средний палец. Он не мог припомнить, когда научился этим правилам: хлеб едят левой рукой, закуски — правой, свежеприготовленную рыбу берут одним пальцем, соленую — двумя. Но, как любой воспитанный человек, Соклей все эти правила знал. А вот что касается некоторых из пирующих, то весьма сомнительно, обладают ли они вообще хоть какими-то манерами. Неподалеку возлежали рядом два только что познакомившихся человека, и они, казалось, старались перегнать друг друга в поедании креветок.

Соклей наслаждался чесноком и пикантным сильфием из Кирены, которыми были приправлены креветки.