Беглая монахиня - Ванденберг Филипп. Страница 26
Справа на стене висел герб, изображавший превосходно нарисованную голую пару. Внизу было написано четверостишие, сочинить которое мог только великий Ганс Сакс, поэт и сапожник из Нюрнберга:
Здесь парочка стоит нагая,
На нем штанов нет, она без платья.
Помочь им может только Бог Или торговец Розенрот.
— Чем могу быть полезен, милостивейшая государыня? — осведомился Буркхард Розенрот с преувеличенной вежливостью, в то время как подмастерья во все глаза таращились на даму, как когда-то ученики на Господа после его воскрешения.
Милостивейшая государыня! Магдалена чуть было не обернулась, чтобы удостовериться, что он действительно имел в виду ее. Потом она набрала в легкие воздуха, да так, что швы по бокам ее платья чуть не лопнули, и ответила с наигранной невозмутимостью:
— У вас наверняка найдется для меня новое платье, конечно, не из дешевых!
Мастер, пухлый коротышка с венчиком волос на красноватом черепе, снял мерку, окинув покупательницу с головы до ног критическим взглядом. Магдалена неправильно истолковала этот взгляд, решив, что торговец определяет по ее внешнему виду, может ли она позволить себе одно из его платьев. Поэтому она разжала кулак, где держала золотой дукат, и крутанула монету по столу меж подмастерьев.
Мастер и его сыновья с огромным любопытством следили за крутящейся монетой, а когда та наконец со звоном упала, они вытаращили глаза, а толстяк взволнованно воскликнул:
— Милостивейшая государыня, за эти деньги я сошью вам десяток самых роскошных платьев!
— Мастер, поймите меня правильно, — уточнила Магдалена, — у меня нет времени ждать, пока вы сошьете мне платье. Я здесь проездом, и мне срочно нужна новая одежда.
Ничего не ответив, старик исчез в одной из дальних комнат. У Магдалены появились дурные предчувствия, поскольку подмастерья продолжали сверлить ее глазами, как свалившееся с неба неземное существо. После нескольких неприятных минут хозяин вернулся с двумя платьями и повесил их на деревянную вешалку.
— Быть может, вам понравится одно из этих платьев? — Мастер лукаво ухмыльнулся. — Померьте их, мне кажется, они должны прийтись вам впору. Мне их заказала жена пивовара Генлейна. Но не успел я закончить свою работу, как брак распался, поскольку пивовар Генлейн обрюхатил служанку. Это тем более поразило жену Генлейна в самое сердце, что Господь не давал ей детей, и в глубокой тоске она удалилась в монастырь.
— Грустная история, — заметила Магдалена.
— Да, — кивнул портной. — Надеюсь, вы не подумаете, что на платьях тяготеет злой рок. Уверяю вас, жена Генлейна ни разу их не надевала!
С помощью мерного шнура, который портной держал на расстоянии ширины ладони, он снял мерку и пришел к выводу:
— Подходит, будто на вас сшито!
— Назовите свою цену! — попыталась Магдалена закруглить разговор.
— Полтора гульдена за одно платье и один за второе, — ответил швец. — Или два гульдена за оба.
— Не слишком-то дешево, — фыркнула Магдалена. Она еще никогда в жизни не покупала платьев.
Тут возмутился старик:
— Милостивейшая государыня, не забывайте, что платья сшиты из самых изысканных тканей, юбки из тончайшего льна, верх красного платья из шелка, а голубого из тафты, как подобает знатной женщине.
— Ну хорошо, я беру оба, — ответила Магдалена, протягивая портному золотой дукат.
Тот всплеснул руками и запричитал, что он скромный торговец, что ему надо кормить жену и трех сыновей-подростков и что у него и в помине нет столько денег, чтобы дать сдачу с золотого дуката. Ей надо пойти к меняле на Еврейскую улицу, через две улицы отсюда. Его зовут Исаак Грюнбаум. И, смерив неодобрительным взглядом ее видавший виды чепчик, который она не снимала по известной причине, он добавил:
— Я вам еще подарю новый чепчик, когда вернетесь.
Меняла Грюнбаум, чудак с черной бородой и двумя длинными завитыми локонами на висках, взял у нее золотой дукат и попробовал его передними зубами. Магдалена испугалась, что он решил съесть ценную монету. Но он положил ее на чашу весов, утяжелив другую чашу маленькими гирьками. Когда балка весов замерла горизонтально, еврей с довольным видом буркнул:
— Я дам вам двадцать два рейнских гульдена. — И, когда Магдалена без всякой задней мысли бросила на него взгляд, меняла неохотно добавил: — Ну хорошо, двадцать три!
Магдалена оплатила оба платья и получила еще в подарок новый чепчик. Гордая и счастливая, она вернулась к циркачам, разбившим лагерь перед городом.
Королеве карликов сразу бросились в глаза обновки Магдалены. На ее осторожный вопрос, как ей удалось обзавестись такими дорогими вещами и сколько она за них заплатила, Магдалена ответила без утайки:
— Купила у обернбургского торговца платьями, а расплатилась золотым дукатом, вот сдача!
Сунув руку в карман юбки, она вытащила двадцать один рейнский гульден и бросила их на сноп соломы, служивший циркачам столом.
У великана Леонгарда отвисла нижняя челюсть. Знахарь, ничего не понимая, покачал головой, а Ядвига бросила на Магдалену испепеляющий взгляд. Бенжамино, жонглер и повар в одном лице, первый обрел дар речи:
— Я правильно понял, что все время, что ты живешь с нами, ты таскала с собой золотой дукат?
В конце концов в разговор вмешался зазывала, Константин Форхенборн:
— И при этом ты молча смотрела на то, как мы волновались, что завтра будет нечего есть?
Возничие, наблюдавшие издалека за словесной перепалкой, подошли ближе и стали обвинять Магдалену в эгоизме и жадности, а зазывала сказал, что с тех пор, как она появилась в труппе, их дела пошли плохо.
Тут к ним подошел Рудольфо, привлеченный взволнованными криками. Его авторитет пострадал с появлением Магдалены, однако был еще достаточно велик, чтобы заставить циркачей замолчать. На его вопрос о причине раздора зазывала показал на двадцать один гульден, смерив при этом Магдалену презрительным взглядом, будто воровку.
Увидев новые платья, которые Магдалена держала в руках, как трофеи, Рудольфо сразу понял причину конфликта.
— Она таскала с собой целое состояние, — подал голос знахарь, показывая большим пальцем на Магдалену, — а нам всем внушала, что у нас больше нет ни пфеннига. Сама при этом накупила себе новых платьев, не самых дешевых, между прочим!
— Ты у нас когда-нибудь голодал? — спросил Рудольфо, метнув на лекаря гневный взгляд.
— Нет, Великий Рудольфо, — уже спокойнее ответил тот.
— Так что же ты жалуешься на вещи, которые лишь могли бы произойти, а могли бы и не произойти?
Лекарь смущенно пожал плечами.
— А сколько костюмов есть у тебя самого? — продолжал расспрашивать канатоходец.
— Ну, — заикаясь, начал знахарь, — три, а если прибавить рабочий халат, то четыре.
— Значит, четыре. А ты, Магдалена? Сколько у тебя одежды было до сегодняшнего дня?
— Одно это платье, которое на мне. Было...
Рудольфо окинул взглядом столпившихся циркачей, чтобы убедиться, что все поняли, куда он клонит. — А сколько, — продолжал он, глядя на лекаря, — ты пожертвовал денег на общие нужды, когда примкнул к нам?
— Ничего, — обескураженно промямлил тот.
— Вот видишь, а Магдалена помогает нам двадцать одним рейнским гульденом. Этих денег хватит, чтобы прокормить тебя, меня и всех остальных добрую пару месяцев. И ты хочешь упрекнуть ее, что из своего приданого она купила себе два платья?
Слова канатоходца встретили всеобщее одобрение. Сразу после этого возничие запрягли лошадей, и Бенжамино поехал с большой телегой для провианта в Обернбург, чтобы купить хлеб и муку, сушеную фасоль и крупу, овощи, вяленую майнскую рыбу и бочонок вина — ровно столько, чтобы хватило до Ашаффенбурга, а может и еще на пару миль вниз по течению.
Пока багровый солнечный диск исчезал за верхушками деревьев, кучера развели посреди лагеря костер и Бенжамино сварил густой суп из того, что он закупил в городке. Циркачи и возничие молча хлебали суп, а Рудольфо и Магдалена без лишних слов удалились в его фургон.