Пришельцы - Алексеев Сергей Трофимович. Страница 75
И ведь почти сразу почувствовала, что это не просто прохожие, бог весть откуда взявшиеся на ночной дороге. Интуиция не подвела, и рука не подвела поняла, что врет этот высокий, когда сказал, что идут в Шорегу! Но отчего-то задрожали коленки, раскисла, расклеилась, поддалась энергии, исходящей от него.
Она вернулась к машине, швырнула автомат на сиденье и села на обочину. Ромул почавкала босыми ногами по грязи и опустилась рядом.
– Проворонили… А это точно они. Как аккуратно уходили от ответов. Не сказали, откуда идут и к кому. И смылись…
– После драки кулаками не машут, – сказала Татьяна. – Зря только машину засадили.
– Я виновата, – неожиданно повинилась Ромул. – Мне показалось, тебе этот высокий понравился. Ты аж задрожала, язык проглотила.
– Проглотишь тут…
– Знаешь, Тань… Ты только не обижайся, но я точно так же перед Поспеловым.
Увижу и – готова… Делай что хочешь.
Татьяна встала, пожулькала грязь между пальцев ног.
– Давай машину вытаскивать, что ли… Ромул достала лопату, ковырнула дорогу раз-другой – поддается плохо. Татьяна отобрала инструмент, начала копать отчаянно, сильно, отшвыривая комья на обочину.
– Послушай, Ирина! Выходи за него замуж!
– За кого?..
– За Поспелова. Он же мужчина-то хороший на самом деле. Вот только бы найти его, только бы ничего не случилось…
– Не пойду, – отрезала Ромул. – Он мне не нужен.
– Что же ты с ним? Для здоровья?
– Нет… Я, Тань, родить хочу. Мне двадцать восемь лет. Срок пришел. Если не прошел… А Поспелой… Он сильный, мужественный, смелый. У него генетика хорошая, жизнестойкая. От него можно рожать. Ребенок болеть не будет, и вырастет похожим на отца. Представлю себе, идет со мной рядом сын!.. Дай я покопаю!
– Ко мне мама с Кирюшой должны были приехать, – вдруг сказала Татьяна. Из-за «Грозы» задержались…
– Надо искать Поспелова! Дай лопату!
Ромул копнула так, что затрещал березовый черень. Татьяна понаблюдала за ней и вдруг рассмеялась:
– Ир,ну мы с тобой!.. Ну дали!.. От нас уже инопланетяне убегают! Они же удрали!
Испугались! Наверное, у нас на лбу написано – «спецслужба России».
– Это у них на лбу написано – «Виктория». Победа…
– Ты тоже заметила?
– Заметила… А мне все так надоело. Хочу быть просто бабой. Мне не нравится слово «женщина», какой-то физиологичностью отдает, биологический вид… А «баба» – звучит как звание.
Через несколько минут машина была откопана, Ромул села за руль, Татьяна уперлась в заднюю дверь.
– Ну, бабоньки, взяли!
Дальше они ехали с великой осторожностью, проверяя вброд каждую глубокую лужу.
А между тем над землей стремительно светало и путешественниц начало клонить в сон. Они уже подумывали, что неплохо бы загнать куда-нибудь машину подальше от глаз и лечь, раскинув сиденья, однако обоих смущали грязные, до колен, ноги, руки, забрызганные жижей халаты. На их счастье, дорога вывела к броду через небольшую, каменистую речку. Ромул остановила машину среди бурного потока, и они стали мыться, раздевшись догола. Было зябко от предутренней прохлады и не очень теплой воды, но этот озноб только бодрил, вливал жизнелюбие и веселость.
Вытереться после купания оказалось нечем, и они надели платья на мокрое тело, забрались в кабину, обнялись и стали греться друг от друга, стуча зубами.
И так незаметно уснули под журчание светлой воды и под плеск форели…
Татьяна проснулась от того, что прямо в глаза било солнце. Она села, опустила козырек у лобового стекла и неожиданно заметила, как с берега скатился камень, за ним другой, поменьше: такое ощущение, будто кто-то крался по береговой осыпи.
Она толкнула Ромула, – Камни катятся… Что это, как ты думаешь?
Ромул пощурилась, глянула на часы, сладко потянулась.
– Половина пятого… Разве нормальная баба может думать в такой час?
Взгляд Татьяны упал в зеркало заднего обзора – хотела посмотреться сама, но увидела, что за машиной, на берегу, стоят трое мужчин. Стоят нахохлившиеся, небритые, заспанные, за плечами тощие рюкзачки, в руках немецкие автоматы…
А четвертый осторожно подкрадывается с боку, держа оружие наготове…
Повязали его крепко, профессионально, однако очень уж по-русски суровой, твердой веревкой перекрутили руки, ею же забили рот, чуть не разорвав до ушей, а на глаза и голову чалмой накрутили что-то грязное и вонючее, скорее всего, портянку. Делали все тут же, в окопе, молча, с пыхтением и старательностью.
Перед тем как вытащить из окопа, кто-то упер ствол в живот, сказал полушепотом:
– Не вздумай дергаться, паскуда! Пришибем сразу, понял?
– Он по-русски-то понимает? – усомнился стоящий за спиной.
– Ничего, поймет! Пошли!
У Поспелова отлегло от сердца: нападавшие оказались своими, хотя когда вязали, он уловил специфический запах обуви «драконов». Он решил, что это партизаны – банда мародеров, о которой упоминал милиционер Солодянкин. Влип, конечно, по глупости, но хорошо еще, что попал к этим, а вынут веревку изо рта – можно будет договориться: есть общие цели. Его самого приняли за «дракона», потому и напали с такой жестокостью: ловил «языка», и сам стал «языком»…
Вели его на веревке, набросив петлю на шею – не рванешься и не отстанешь, сразу перехватывает дыхание. Ребята попались умелые, ничего не скажешь. И шли быстро, почти бегом, возможно, сами чего-то опасались. По разговорам их было трое и сидели они где-то в засаде, ждали «драконов», знали, что на этом участке линии обороны у них логово. Поспелова, скорее всего, они заметили давно, когда только поднялся на гребень склона, ловили только момент, чтобы навалиться и связать.
Дорогой не разговаривали и лишь изредка один и тот же голос отдавал короткие, военные команды:
– Бегом марш!
Или:
– Стоять, не двигаться. Все эти неожиданные для банды тонкости на какое-то время ввели Поспелова в заблуждение, и он стал думать, что попал не к мародерам, а к операм из группы быстрого реагирования. Если Рим вовремя дала сигнал тревоги, то к этому часу группа могла появиться в «бермудском треугольнике», а ребята из нее карельского резидента в лицо не знают. Увидели человека в «драконовском» камуфляже и взяли…