Гайдзин - Клавелл Джеймс. Страница 11
— Киндзиру означает «запрещено», «нельзя», — сказал он, заставив голос звучать спокойно, хотя сердце бешено колотилось в груди, как бывало с ним всякий раз, когда рядом находились самураи с обнаженными или даже наполовину обнаженными мечами, а у него в руках не было ни пистолета, ни ружья со взведенным курком. Слишком много раз его вызывали врачевать тела, над которыми поработал самурайский меч, вызывали как к европейцам, так и к ним самим — распри и поединки между самураями в Иокогаме, Канагаве и соседних селениях никогда не прекращались. — Додзо означает «пожалуйста», дэтэ — «выйдите». Когда разговариваешь с японцами, очень важно почаще повторять «пожалуйста» и «спасибо». «Спасибо» — это домо. Всегда говорите эти слова, даже если вы кричите на них. — Он посмотрел на Тайрера, который так и остался стоять у стены, дрожа всем телом. — В шкафу есть виски.
— Я... со мной все в порядке.
— Нет, не в порядке. Вы все ещё в шоке. Плесните себе побольше. Пейте маленькими глотками. Как только я закончу, я дам вам чего-нибудь, чтобы вас больше не тошнило. Вам-не-о-чем-бес-покоиться! Понятно?
Тайрер кивнул. По его лицу вдруг побежали слезы, которые он не мог остановить, и, едва отойдя от стены, он обнаружил, что с трудом переставляет ноги.
— Что... Что это со... мной? — всхлипнул он.
— Просто шок, не переживайте. Это пройдет. На войне это нормальное явление, а мы здесь на войне. Я скоро закончу. Потом мы разберемся с этими сукиными детьми.
— А как... как вы будете с ними разбираться?
— Не знаю. — В голосе доктора появилась натянутость. Он промокнул кровь с раны свежим квадратиком белой ткани из быстро убывающей стопки — шить оставалось ещё много. — Полагаю, как обычно. Буду размахивать руками и кричать им, что наш посланник устроит им кровавую баню. Попробую выяснить, кто на вас напал. Они, разумеется, заявят, что знать ничего не знают о случившемся, что, вероятно, будет правдой — у меня такое чувство, что они вообще никогда ничего ни о чем не знают. Они не похожи ни на один другой народ, с которым мне приходилось встречаться. Уж не знаю, что это: глупы ли они, как пробки, или умны и скрытны до степени гениальности. Мы оказываемся не в состоянии проникнуть в их общество — наши китайцы тоже, — у нас нет союзников в их среде; сколько мы ни стараемся, мы не можем подкупить никого из них, чтобы он помогал нам. Мы даже не можем говорить с ними напрямую. Мы все так беспомощны. Ну как, вам лучше?
Тайрер выпил немного виски. Перед этим он, сгорая от стыда, вытер слезы, ополоснул рот и окатил голову водой.
— Не то чтобы очень... но спасибо. Я в порядке. Как там Струан? Бебкотт ответил не сразу.
— Не знаю. Наверняка никогда ничего нельзя сказать до самого конца. — Он вновь услышал шаги за дверью, и сердце глухо стукнуло у него в груди. Тайрер побледнел. В дверь постучали. Она немедленно открылась.
— Господи Иисусе, — выдохнул Джейми Макфей, приковавшись взглядом к залитому кровью операционному столу и огромной зияющей ране в боку Струана. — С ним все будет в порядке?
— Привет, Джейми, — сказал Бебкотт. — Вы слышали о...
— Да, мы как раз едем с Токайдо, заглянули сюда наугад, разыскивая мистера Струана. Дмитрий остался снаружи. С вами все в порядке, мистер Тайрер? Эти ублюдки разрубили старину Кентербери на дюжину кусков и оставили их воронью... — Тайрер опять метнулся к тазу. Макфей обеспокоенно переминался с ноги на ногу у порога. — Ради Создателя, Джордж, мистер Струан поправится?
— Я не знаю! — вспылил Бебкотт, без конца ломавший голову над тем, почему некоторые пациенты остаются жить, а другие, с ранениями более легкими, умирают, почему одни раны нагнаиваются, а другие заживают. Чувство полного бессилия перед непостижимостью, непредсказуемостью исхода выплеснулось наружу с потоком злобных слов. — Он потерял пинты крови, я ушил ему перерубленную кишку, три рассечения, остались ещё три вены и две мышцы, рана закрыта, и один Господь знает, сколько гадости попало туда из воздуха, чтобы инфицировать её , если именно это и является причиной осложнений или гангрены. Я не знаю! Чёрт меня подери, не знаю! А теперь выметайтесь отсюда к чертовой матери. Займитесь этими четырьмя пакостниками-бакуфу и узнайте, чьих это рук дело, клянусь Богом.
— Да, Джордж, конечно, извините, — пробормотал Макфей, не находивший себе места от тревоги за Струана и потрясённый этой вспышкой гнева у Бебкотта, который обычно был так невозмутим. Он торопливо добавил: — Мы постараемся... Дмитрий мне поможет... только мы уже знаем, кто это сделал: мы тут поднажали слегка на одного китайского лавочника в деревне. Получается чертовски странная штука: все эти самураи были из Сацумы и...
— Где это, чёрт возьми?
— Он сказал, это такое королевство на южном острове, рядом с Нагасаки, миль шестьсот или семьсот отсюда и...
— Так какого дьявола они делают здесь, спрашивается?
— Этого он не знал, но поклялся, что они собираются ночевать в Ходогайе — Филип, это что-то вроде почтовой станции на Токайдо, десяти миль отсюда не будет — и их король был с ними.
3
Сандзиро, правитель Сацумы, дородный бородатый мужчина сорока двух лет в голубой накидке из тончайшего шелка, владелец двух мечей, которые не имели цены, прищурившись, смотрел безжалостными глазами на своего самого доверенного советника.
— Так было это нападение полезно или вредно?
— Оно было полезно, господин, — ответил Кацумата, понизив голос: он знал, что шпионы прячутся повсюду.
Двое мужчин были одни, они сидели на коленях друг перед другом в лучших комнатах одной из гостиниц в Ходогайе, придорожной деревне на Токайдо на расстоянии едва двух миль от Поселения, если двигаться в глубь острова.
— Почему? — В течение шести столетий предки Сандзиро правили Сацумой, самым богатым и могущественным княжеством во всей Японии — не считая владений его ненавистных врагов из клана Торанага, — и он продолжал столь же ревностно оберегать его независимость.
— Оно поссорит сёгунат с гайдзинами, — сказал Кацумата. Это был худощавый, крепкий, как сталь, человек, непревзойденный мастер владения мечом и самый знаменитый из всех сэнсэев — наставников, преподававших воинские искусства в Сацуме. — Чем больше эти псы станут ссориться друг с другом, тем быстрее они вцепятся друг другу в глотки; чем скорее это произойдет, тем лучше, потому что это поможет нам наконец опрокинуть Торанага и всех их приспешников и позволит установить новый сёгунат, с новым сёгуном, новыми чиновниками, в котором Сацума займет главенствующее место, а вы сами станете одним из членов нового родзю. — Родзю было вторым названием Совета пяти старейшин, который правил страной от имени сёгуна.
«Одним из родзю? Почему только одним из пятерых, — подумал Сандзиро. — Почему не главой Совета? Почему не сёгуном — мой род достаточно знатен для этого. Два с половиной столетия сёгунов из клана Торанага — этого больше чем достаточно. Нобусада, четырнадцатый в их ряду, должен стать последним — клянусь головой моего отца, он станет последним!»
Нынешний сёгунат был учрежден военачальником Торанагой в 1603 году после победы в битве у Сэкигахары, где его войска собрали сорок тысяч вражеских голов. Сэкигахара дала Торанаге возможность устранить практически всякую оппозицию, и, впервые за всю историю, он покорил Ниппон, Землю богов, как называли свою страну японцы, и объединил её под своей властью.
Немедленно этот блестящий полководец и правитель, сосредоточивший в своих руках абсолютную светскую власть, с благодарностью принял титул сёгуна — высшее звание, какого дано достичь смертному, — от беспомощного императора, который утвердил его, утвердил законно, в качестве диктатора. Торанага быстро сделал власть сёгуна наследственной, тут же выпустив указ, что отныне все мирские вопросы будут находиться исключительно в ведении сёгуна, в то время как император останется главой духовной власти.