Огненная дорога - Бенсон Энн. Страница 84

— Изумительное, просто изумительное.

Держась за руки, они шли по металлическим платформам, построенным специально для туристов на самом верху крутой тропы. На протяжении всего утра они медленно поднимались по склону вулкана, время от времени останавливаясь, чтобы передохнуть — или поцеловаться, если возникало такое желание. Наградой за их усилия стал раскинувшийся внизу изумительно прекрасный «лунный» ландшафт — огромное, мерцающее пространство кристаллизованного льда.

Солнце поднялось до высшей точки в Исландии, но все еще стояло слишком низко и почти ослепляло своим яростным сверканием. Отражаясь от ледяных торосов, этот блеск проникал даже сквозь темные очки. Защищаясь от него, Джейни рукой затенила глаза.

— Думаю, сегодня днем я предпочла бы заняться чем-то в помещении, — сказала она. — Мои глаза реально пострадали от этого блеска.

— Я могу придумать по крайней мере одно занятие, подходящее для помещения.

Джейни громко рассмеялась, и эхо этого звука прокатилось над ледяными торосами. Поэтому она добавила тише:

— Ну конечно, это, но потом, я имею в виду.

— Разве есть что-то еще?

— Ты удивишься, но да. Имеется у меня одна задумка. Агент из бюро путешествий дала мне путеводитель, и там указан, в частности, институт Анри Магнуссуна… что-то вроде музея, где хранятся старые рукописи.

По лицу Брюса скользнуло раздражение, но тут же исчезло. Он с улыбкой обхватил ее за плечи.

— Может, хватит об этих старых рукописях, а?

— Нет. Я не могу. Пошли.

Они двинулись в сторону спуска, и Брюс сказал:

— Насколько я помню, первое наше свидание произошло в музее.

— Это правда.

— Значит, стоит сходить и в этот.

— Когда я был моложе, мы называли это «полдниками», — сказал он, одну за другой расстегивая пуговицы ее кофточки.

Когда кофта упала на пол и осталось снять с Джейни лишь кружевную рубашку и трусики, Брюс прошептал ей на ухо:

— Но ты же знаешь нас, парней, — нам нравится выдумывать всякие глупости ночью, как вам нравится трезвонить о своих развлечениях при дневном свете.

Она застонала, когда его пальцы нашли под рубашкой сосок, и еще громче застонала, когда Брюс коснулся его языком.

— Надо полагать, говоря о «развлечениях», ты не имеешь в виду что-то непристойное.

— Ну…

Он скинул на пол брюки. Дыхание Джейни стало медленнее и глубже.

— Может… все же… объяснишь… про «развлечения»?

— Нет, — простонал он, — лучше потом.

— Ох, Брюс! — совсем с другим оттенком возбуждения сказала она. — Ты только посмотри на это.

Они находились в институте Анри Магнуссуна. Брюс подошел к массивному шкафу-витрине, внутри которого поддерживался нужный режим температуры и влажности, взглянул через плечо Джейни, прочел то, что написано на табличке, и перевел взгляд на выставленный в витрине предмет.

— Хм-м… Тут написано, это из тринадцатого столетия.

— Она даже древнее дневника Алехандро.

Он, конечно, не прикасался к витрине, понимая, что это вызовет реакцию охранной системы.

— Шкаф похож на склеп, — сказал он и добавил почти вызывающим тоном: — Твой дневник в книгохранилище тоже держат в таком?

Она покачала головой, читая табличку.

— Скорее всего, нет. Вторая книга с его почерком гораздо древнее. В смысле, тот факт, что обнаружились две книги с одним и тем же почерком, делает дневник Алехандро более ценным и гораздо более интересным, по крайней мере для меня и, наверное, для некоторых ученых. Но даже с учетом этого не думаю, что дневник, который я привезла из Лондона, попадает в ту же категорию, что и эта рукопись.

— Может, не в Соединенных Штатах. Другое дело, в Англии.

Она удивленно посмотрела на него.

— Он больше не в Англии. И никто там даже не знает о его существовании. По крайней мере, насколько мне известно.

— У них не было такой возможности.

Джейни в смятении смотрела на Брюса.

— Если бы он вернулся в Англию и кто-то узнал о нем, — продолжал тот, — он, скорее всего, стал бы памятником литературы. Как минимум памятником литературы искусства исцеления.

Она в смущении отвела взгляд, пытаясь сообразить, правильно ли поняла его намек. Такое впечатление, будто он постоянно хочет, чтобы она избавилась от дневника. Интересно почему?

— По-твоему, мне следовало оставить его там? — спросила она.

— Не знаю, что и сказать. Иногда у меня возникают сомнения насчет того, нужно ли, чтобы он вообще находился у тебя… Думаю, именно это меня и беспокоит. Потому что эта вещь — источник неприятностей.

— В каком смысле?

— Это проблема, и я сам до конца не разобрался в ней. Но у меня нет уверенности, что тебе следовало отдавать его в книгохранилище.

— Он же на иврите. Думаю, там ему самое место. Это для него как родной дом, Брюс.

— Часть его на иврите, но гораздо больше записей на английском и французском. И описанные методы взяты главным образом из английской народной медицины.

— Некоторые методы взяты из английской народной медицины, но большая часть записей сделана Алехандро, а он, как известно, был испанским евреем. Многому из того, о чем там рассказано, он научился у этого француза, де Шальяка.

— Однако по времени дневник дольше всего находился в Англии. Поэтому мне кажется, что он по праву принадлежит ей.

— Нет, ты ошибаешься. Он не принадлежит ни Англии, ни Франции. И он не источник неприятностей, как ты выразился. Я провела множество приятных часов, читая его. И Кэролайн тоже.

— Я могу вспомнить несколько очень даже неприятных часов, проведенных рядом с этим дневником.

— Они могли бы оказаться гораздо более неприятными, если бы его у нас не было.

Они медленно двинулись в сторону другого экспоната. Их резкое расхождение во мнениях потрясло Джейни. Ей отчаянно хотелось покончить с этой проблемой, нейтрализовать негативное влияние неодушевленного предмета на их взаимоотношения, которые внезапно начали казаться более хрупкими, чем ей запомнилось с прошлой встречи. Она спрашивала себя, в чем тут дело. В напряжении, вызванном долгой разлукой? Может, Брюс уцепился за дневник как за предлог, позволяющий ему излить это напряжение?

— Послушай, — сказала она более решительно, чем чувствовала, — теперь дневник у меня. Я рисковала, забирая его оттуда, где он хранился много лет, и могу делать с ним что хочу. А хочу я, чтобы он находился в хранилище.

— Что ж, — ответил Брюс после напряженной паузы, — в конце концов, это твое дело.

Джейни была потрясена тем, до какой степени они не понимают друг друга, и это в тот момент, когда должны были бы радоваться, что оказались вместе. Ее охватило сильнейшее желание исправить ситуацию.

— Давай не будем позволять этому отравлять нам нашу встречу, — мягко сказала она. — Если нам так уж необходимо спорить, можно найти тысячу других тем — что-то такое, в чем один из нас может даже победить. И конечно, мы будем спорить, но… в другой раз. Я даже надеюсь, что будем. Это такое удовольствие — спорить, не задевая друг друга. Но конкретно сейчас времени у нас немного. Давай просто отдыхать и радоваться тому, что мы вместе. Идет?

— Ладно, — ответил Брюс после очередной долгой паузы. — Ты права.

— Мои самые любимые слова, которые можно услышать от мужчины. — Джейни улыбнулась. — Ты позволишь туповатой женщине средних лет угостить тебя обедом? Пожалуйста, скажи «да». Я жутко проголодалась после всех этих прогулок.

Выражение его лица смягчилось.

— Я тоже. Пошли.

Запах чувствовался на расстоянии нескольких кварталов — пугающий, тошнотворный запах влаги, горелого дерева и химикалий, которые используют пожарные. Майкл Розов стоял перед развалинами дома, грустно качая головой; рядом с ним заливалась слезами Кэролайн. Майкл находился в участке, когда кто-то из соседей вызвал пожарников. Они тут же выехали, однако ко времени их прибытия спасать было уже нечего. От дома, где Джейни когда-то жила вместе с мужем и дочерью, осталась лишь груда мокрых кирпичей, над которыми поднимался горячий пар. Чудесным образом уцелевшие куски обоев с цветочным узором из гостиной были единственным красочным пятном на фоне почерневшего месива.