Божество пустыни - Смит Уилбур. Страница 45

Я пристально смотрел на нее. Она же не могла смотреть мне в глаза.

– Возможно, у него акцент, но он достаточно владеет египетским, чтобы командовать воинами, – отверг я ее объяснение, но она придумала новую отговорку.

– Я не доверяю Гуи. Знаешь, как он унизил нашу бедную маленькую Бекату? Он украдет кольцо. Я ничего бы ему не доверила.

– В таком случае, может, тебе лучше самой вернуться к пещере и найти его?

– Об этом я не подумала! – радостно воскликнула она, приведя меня к выводу, которого давно ждала. – Ты прав, Таита. Мне придется поехать самой.

– Но ты не можешь отправиться одна. Я должен буду послать с тобой кого-нибудь. Не Гуи, конечно, ведь ты не доверяешь чужеземцам. – Я сделал вид, что задумался. – Я отправил бы за кольцом вельможу Ремрема, но его здесь нет. В любое другое время я бы сам поехал с тобой, но у меня болит спина, и я должен ее беречь.

Я положил обе руки на спину и поморщился, как от боли.

– Мой бедный Таита! Не хочу, чтобы ты рисковал своим здоровьем.

Она с тревогой смотрела на меня.

– Придумал! – воскликнул я. – Я пошлю с тобой сотника Зараса!

Она потупилась. Поняла, что я дразню ее, и у нее хватило скромности покраснеть. Она взглянула на меня и увидела, что я смотрю благожелательно. Тут она отказалась от игры и умилительно хихикнула. Потом обняла меня за шею и прижала к себе сильно до боли.

– Я тебя люблю, – прошептала она. – Очень.

Я ответил на объятие и прошептал:

– Было бы гораздо безопаснее, если бы ты оставила это дрянное кольцо у меня. Вдруг оно и правда соскочит с пальца.

Она сунула руку в складки одежды. А когда достала, пальцы были сжаты в кулак. Дразня, она держала кулак перед моим лицом.

– Я доверила бы тебе все, что угодно, кроме этого.

Она разжала кулак. На ладони лежало знаменитое кольцо.

– Когда я вернусь, оно будет у меня на пальце и я больше никогда его не сниму. Оно всегда будет символом моей любви к Зарасу. Даже если долг заставит меня навсегда от него отказаться, кольцо останется со мной, как напоминание о нем.

Они с Зарасом выехали через час и так гнали коней на юг, что сопровождавшие их телохранители отстали на целую лигу, когда они исчезли за далеким барханом.

Я чувствовал лишь легкую вину, так страшно погрешив против своего долга. И это чувство теснила радость: я смог дать это краткое время счастья двум столь дорогим мне людям.

Я не думал, что эти двое будут спешить обратно к каравану. И они меня не разочаровали. Мы ждали в оазисе Зейнаб почти неделю, и наконец они снова явились.

Когда они спешились у моего шатра, Техути прошептала Зарасу:

– Жди здесь. Я должна поговорить с ним с глазу на глаз.

Ярко освещенные солнцем, они не знали, что я наблюдаю за ними из тени шатра. Я прочел слова Техути по губам. Она не знала и этого.

Царевна вбежала в мой шатер. Когда я поднялся ей навстречу, она негромко и радостно вскрикнула и бросилась в мои объятия. Пока мы обнимались, я понял: за то недолгое время, что мы не виделись, она чудесным образом преобразилась из ребенка в женщину, из невзрачного металла в золото.

– Ты нашла то, что искала? – спросил я, не выпуская ее.

– О да, нашла. – Она показала руку. Сверкнул алмаз, но еще ярче сверкали ее глаза. – Оно мое любимое. Но то сокровище, что я нашла в пещере, я люблю еще больше.

– Не думаю, что нам следует это обсуждать, – торопливо перебил я и высвободился из ее объятий. – Ничего не хочу слышать об этом.

– Но я должна тебе рассказать! Рассказать все до мельчайших подробностей; потому что ничего удивительнее со мной не происходило.

Она говорила совершенно искренне.

Я посмотрел на выход из шатра. Там с виноватым видом стоял бедный Зарас – он очень походил на мальчика, которого поймали в чужом саду и который ждет, что его побьют. Я оставил эту тему, не развивая ее.

Я был так близок к Техути, что ее экстаз отчасти передался мне, а через меня всему отряду.

Лагерь превратился в оазис радости, полный улыбок и смеха. Однако меня обрадовало, как сдержанно вели себя Техути и Зарас, скрывая свою любовь. Думаю, я единственный знал, что произошло. Даже Беката, от которой мало можно утаить, как будто ничего не подозревала. Я гордился своим решением быть для их любви стражем, а не помехой. Это болезненно напомнило мне о времени, когда я играл ту же роль для отца и матери Техути.

Всем нам стоянка в Зейнабе казалась слишком короткой. Нужно было идти дальше. Неделя за неделей шли мы по следам, оставленным отрядом Ремрема в этом прекрасном диком краю. Как никакому иному месту на земле, пустыне присущи красота и величие, которые завладевают страстным сердцем и приближают нас к богам. Это были одни из самых памятных и приятных дней в моей жизни.

Но с каждым переходом на север мы догоняли вельможу Ремрема и его отряд, и наконец наши отряды объединились. Это входило в мой тщательно проработанный замысел, и объединение произошло всего в сорока лигах от Евфрата, хотя никаких указаний на то, что перед нами великая река, не было. Нас по-прежнему окружали голые каменистые холмы и пыльные выжженные солнцем долины.

Наш одноглазый проводник аль-Намджу привел нас в последний оазис перед рекой. Это место называлось Круус. Тут было сразу пятнадцать источников, все с хорошей пресной водой. Этим объяснялось довольно большая населенность и наличие обширных плантаций фиговых пальм и других возделываемых растений. Воды здесь хватало даже на то, чтобы недолго поить наш большой караван с его многочисленными животными.

Как только мы пришли в оазис, аль-Намджу явился ко мне с еще более мрачной, чем обычно, миной на уродливом лице.

– Уважаемый вельможа Таита! – Он поклонился. Я уже знал, что, с тех пор как казнили его предателя-сына, такое подобострастие означает какое-то нелепое требование или особенно неприятное и безрадостное объявление. – Отсюда дорога в халдейский город Ур на реке Евфрат четко обозначена, и по ней движется много путников. Река близко. Вы никак не заблудитесь, – сказал он мне.

– В таком случае тебе нетрудно привести нас в Ур, как велит наш уговор, аль-Намджу?

– Могучий и сиятельный Таита, прошу о понимании и сочувствии. Я не смею вступить в город Ур. Дело не только в моей никчемной несчастной жизни. У меня там кровные враги. Эти аккадцы – мстительные и опасные люди. Молю, отпусти меня и разреши уйти на юг, к Зубе, где я мог бы оплакать своего старшего сына.

Он выжал слезу из пустой глазницы. Зрелище не из приятных.

– Конечно, ты хочешь, чтобы я заплатил тебе полностью, как договорились? – спросил я. Он упал на колени и вырвал из бороды клок курчавых волос.

– Ты мой отец и господин. Выбор за тобой, но я бедный человек. Мне придется заботиться о вдове моего сына Гаруна и обо всех ее детях. Судьба всегда была ко мне жестока.

Обдумывая его просьбу, я слушал, как он перечисляет свои беды. Я не мог забыть, что он отец предателя и что сын часто идет в отца. С другой стороны, я заставил его убить родного сына. Квиты ли мы? – спросил я себя. Может быть, он страдал довольно?

Я человек добрый и щедрый, но, возможно, это скорее недостаток, чем достоинство. Я пожал плечами и сказал:

– Ты хорошо поработал для меня, аль-Намджу. Ступай с моим благословением.

Я открыл сумку и достал два серебряных мема. Их я опустил в его протянутую ладонь. Потом позволил ему поцеловать мне ноги и уйти.

Четыре дня спустя я стоял на низком холме над халдейским Уром и впервые в жизни смотрел на этот город и на зеленую реку Евфрат. Меня раздражало то, что Евфрат шире Нила: до сих пор я был уверен, что наша Мать Нил – самая большая в мире река.

Насколько хватал глаз, в обе стороны, берега Евфрата поросли густым лесом. В лесу расчищены обширные участки под возделываемые поля. После столь долгого путешествия по суровой пустыне приятно было видеть такое обилие зелени. На берегу подо мною раскинулся город Ур. В центре высился большой зиккурат, храм, посвященный богине Иштар, главному божеству народов Шумера и Аккада. Это было здание в форме пирамиды, с пятью уменьшающимися террасами, каждая из которых возвышалась над предыдущей. Зиккурат служил не только храмом, но и убежищем для жрецов и жриц, когда река выходила из берегов и затопляла город и его окрестности.