Разочарованный странник - Стенвалль Катя. Страница 11

Алина разругалась со своим супругом Юсси, потому что тот несколько дней подряд пил. До самого вечера не разговаривали, а потом мужу стало грустно, что они поссорились. Он хотел к жене подластиться и сказал:

— Ну… это… я сейчас пойду в — «Макдоналдс», так если ты чего-нибудь оттуда хочешь, хампурилайнен или французской картошки, то скажи…

А надо заметить, что настоящего «Макдоналдса» на Аландских островах нет. Есть ларьки, типа маленьких киосков, там в микроволновке разогревают вакуумно упакованную еду, доставленную с Большой земли. Можно получить засохший гамбургер без какой-либо зелени, политый кетчупом и горчицей.

Алина ответила:

— Да уж не надо. Не хочу жиреть.

Она, кстати, ужасно худая, а вот Юсси — толстяк двухметрового роста. Так что это был камень в его огород.

Но муж не обиделся.

— Да ладно тебе! Давай я принесу тебе чего-нибудь вкусненького?

— Ну давай, только не очень жирного. Принеси мне бутылку минеральной воды и яблоко.

Всё-таки Алина тоже хотела с ним помириться и оценила попытку супруга сделать ей что-то приятное.

И вот Юсси пошёл в киоск. И нет его двадцать минут, и тридцать, и час нет, и два, и пять нет. А киоск не близко, надо идти в центр деревни Финнстрём. Дом же Алины стоит в лесу. Фонари не горят, автобусы не ходят, прохожих на улице нет… Куда же делся муж? Никак помер наконец? Она не сильно волновалась, но всё же подумала: где Юсси? Неужто опять пошёл к дружкам бухать?

И вот наконец под утро Юсси явился домой… Пьяный в дрова! Без минеральной воды и яблока, без хампурилайненов, без куртки, грязнущий и в одном ботинке. Да ещё вдобавок глаз подбит. Ключи и кошелёк утратил. Не было больше у него кошелька. Алина только руками всплеснула:

— Ну и где ж ты был?!

Юсси сел на табуреточку в прихожей и стал расшнуровывать единственный ботинок.

— Я вот сейчас тебе расскажу… Значит, так… Сначала я зашёл к Ярри… Потом мы пошли к Йорме… Потом к Пекке… А потом я сразу пошёл домой.

Алина решила, что рассказ на этом заканчивается, и взяла чайник, чтобы поставить его на огонь. Но Юсси продолжал:

— И вот я шёл… и шёл… и шёл… и шёл… и шёл… и шёл… и шёл… и шёл… и шёл… и шёл… и шёл… и шёл… и шёл… и шёл… и шёл… и шёл… и шёл… и шёл… и шёл… и шёл… и шёл…

Алина не выдержала:

— Шёл-шёл, пирожок нашёл!

Юсси взорвался:

— Ну что ты меня всё время перебиваешь? Вот, сбила с мысли! Я теперь забыл, что хотел сказать! Не буду тебе вообще ничего рассказывать! Так и не узнаешь, что со мной случилось!

Он завалился спать прямо в коридоре, а на следующий день Алина узнала от односельчан, что её Юсси всю ночь бродил кругами по деревне и орал ругательные песни собственного сочинения.

Апрель 2003 года

Тоненький месяц

Тоненький месяц плыл по сиреневому небу, иногда ныряя одним своим рожком за прозрачное облако, иногда мелькая за голыми ветками. Огромное сырое поле только что вспахали, оно чернело между деревьями и пахло землёй. Две стаи лебедей отдыхали на поле. Большие белые птицы лежали, как хлопья снега, и перекликались друг с другом. В вечернем воздухе их крики разносились далеко-далеко и повторялись эхом. Всё вокруг было сиреневое, голубое и розовое; было прохладно, сыро, тревожно и прекрасно, хотелось то ли летать, то ли плакать. В лесу что-то поминутно шевелилось, разворачивались еле заметные листочки на белых берёзках, на ветках висели капли вечернего тумана. Чуть дальше светились деревенские окна, стлался дым от костров.

Вальпургиева ночь! Все жгут костры! Последний день апреля, завтра — почти что лето, днём уже тепло, расцветают одуванчики. И жизнь впереди такая длинная и прекрасная! Так и хочется вскочить на метлу и унестись далеко-далеко на Кудыкину гору, по упоительному, прохладному небу вместе с ночными птицами!

Ночь с тридцатого апреля на первое мая. Вальпургиев костёр. В России этот праздник не отмечается, я впервые увидела, как его празднуют на Аландских островах, и удивилась. В Финляндии это что-то вроде Татьянина дня. День студента, когда все учащиеся напиваются, ползают по городу на четвереньках и в полицию их не забирают. А на Оланде это день, когда все повсюду жгут костры.

Главный костёр города горит около телевизионной вышки на холме, его отовсюду видно. Огромнейший костёр, вышиной с двухэтажный дом. Кругом стоят пожарные с огнетушителями наготове. С холма виден весь архипелаг: заливы, островки, мосты и снова заливы. И повсюду костры, дым поднимается к небу. Вокруг поставлены деревянные столы и скамейки, зрители сидят и едят жареные сосиски, дети по уши в сливочном мороженом. В передвижных киосках продаётся еда. Вот рухнуло полено в костре, взметнулись вверх искры и пылающие угольки. Тут же дети в восторге закричали: «Ведьмочки полетели! Смотрите, ведьмочки!» Считается, что на майском костре сгорают невидимые ведьмы, которые прячут лето и делают так, чтобы на земле была зима. Пусть они скорее сгорят и улетят вместе с дымом, пусть уже станет наконец тепло!

На сцену из досок вышла пожилая женщина в белом, это пастор городской церкви. Она объявляет зиму официально закончившейся и провозглашает начало лета. За её спиной хор запевает песню: «Здравствуйте все, кто есть в доме. Светлый май пришёл!» Щёлкают фотоаппараты, сверкают вспышки. Родители, чьи дети поют в хоре, утирают слезу умиления.

Волшебная весенняя ночь! Такая свежесть разлилась в воздухе! Холодный морской песок, полукруглая кромка моря, растянутая на километры. Отражение месяца в воде, отражение костров. Огни, огни, огни вдоль всего побережья. Запах дыма, запах воды. А завтра — лето!

Июнь 2003 года

Заповедник Рамсхольмен

Мы снимаем домик в лесу между двумя проливами. Вокруг дома расстилается заповедник Рамсхольмен — островок уникальной природы. Наш дом лежит далеко от любого человеческого жилья. Сюда не ходят автобусы и не ездят туристы. До города отсюда двенадцать километров, до моей работы — десять. Утром меня отвозит Бенни, а обратно я возвращаюсь сама на велосипеде.

Я еду по пустынному шоссе между берёзовых рощ, мимо морских заливов. Зимой лёд на заливе был такой светло-зелёный, а теперь растаял, и вода стала невероятного изумрудного цвета. Над водой кружат морские орлы, иногда держа в когтях рыбу.

От шоссе к нашему домику ведёт грунтовая дорога, в тёмное время суток она не освещается. Так что у меня с собой фонарь, чтобы не свалиться в потёмках в какую-нибудь яму.

Соседей у нас нет. Двора тоже. Дом стоит посреди деревьев. Дальше дорога не идёт. Когда я прихожу с работы, мне бывает страшно открыть дверь и войти, потому что я боюсь пустых домов. Я перестала выключать свет, предпочитая, чтобы он горел, когда я приду. Это обходится нам очень дорого, и Бенни не доволен, но я всё равно не выключаю свет.

Я заканчиваю работать в два часа дня, а Бенни возвращается домой очень поздно. Так что я весь день одна. Гулять здесь негде, а в город ехать далеко и сложно. Уж как заедешь в эту глушь, так и не выедешь. Приехала домой — и сижу.

Зимой, когда всё вокруг завалило снегом по самые крыши, было совсем плохо. Невозможно было даже пойти пройтись по лесу, и я целыми слонялась по дому. Если это можно назвать «днями», ведь было темно. Компьютером мы тогда еще не обзавелись, равно как и телевизором. Я старалась подольше задержаться на работе, а потом поехать не домой, а в город. Хотя ехать на велосипеде по снегу — не слишком большое удовольствие. В Мариехамне всё закрывается рано, и обычно двери кафе и магазинов запирались, как раз когда я добиралась до центра. Но я шла в бассейн, в спортзал, в библиотеку, куда угодно, лишь бы не домой. Оставалась до закрытия. Иногда я была самым последним посетителем и меня вежливо просили покинуть помещение, потому что уборщице пора мыть пол.

Но рано или поздно мне всё же приходилось садиться на велосипед и отправляться. И чем позже, тем пустыннее было шоссе, тем темнее дорога через рощу и тем страшнее мне было открывать дверь пустого дома. Мне всё время казалось, что из дверного проёма на меня что-нибудь выскочит. Какое-нибудь существо, которое там пряталось и только ждало удобного момента.