Разочарованный странник - Стенвалль Катя. Страница 27

— И придёт же в голову такая глупость! Езус Кристус! Как ты можешь? Кошка уже была мёртвая, мы её сперва усыпили, а потом пустили в море.

— Снотворным накачали, и в море? Не удивительно, что в результате она умерла! А потом жалуются!

— А кто хочет кофе с тортом? Кофе! Кто будет кофе, а кто чай? Вам мёда или сливок? Хватит, хватит про кошек, давайте уже перейдём к десерту! Так, Янника, нарезай торт, разбираем себе кусочки повкуснее! Бабуля, что это вы лопатку так быстро схватили? Чтобы положить себе побольше моего замечательного пирога?

— Чтобы мне досталось как можно меньше твоего говняного пирога, дорогая! А то ты мне опять положишь полную тарелку, а я даже и нюхать-то его не хочу!

— Ага, значит, тортик мой вам не нравится? Помню, в том году вы его прекрасненько слопали и даже добавки попросили!

— Это я о внуках заботилась! Думаю, я уж старая, мне всё равно, а детям ещё жить и жить. И если Хильда взялась травить родню своим тортом, так пусть уж лучше я эту гадость съем, чтоб молодым меньше досталось.

— Ну и чем же мой торт так плох, можно узнать?

— Можно! Твой торт напоминает мне моего первого учителя, чёрт бы его побрал! Эти вот нарезанные бананы похожи на его глаза — такие же белёсые. Фу, гадость какая!

— Да, бабуля, какой жуткий у вас был первый учитель! Даже не знаю, хочу ли я сама есть свой собственный торт!

Январь 2005 года

Дедушка, ты бы полетел с инопланетянами?

Дело было на одной из главных улиц города, обильно украшенных звёздами, гирляндами, огнями и ёлками. У витрин толпились зеваки, на остановках выстроились очереди, играла новогодняя музыка. Я стоя пила кофе из бумажного стаканчика, который купила в уличном ларьке «7eleven». Рядом с ларьком, чуть поодаль, я заметила пару: маленькая девочка в костюме лисички и её дедушка. У них происходил интересный разговор, и я слушала, пока кофе не кончился.

Девочка, видимо, нарядилась по случаю какого-нибудь праздника в детском саду, а может, просто захотела погулять в костюме по городу. Ей было ужасно весело! Она прыгала вокруг деда на одной ножке, пела песни, падала, вскакивала, толкала прохожих и без умолку болтала. Было ясно, что её родителям приходится нелегко. Также было ясно, что ребёнка сдали дедуле на воскресенье с целью хоть немножко отдохнуть. И вот дед, промучившись с внучкой всю первую половину дня на костюмированном празднике, вывел её погулять, честно отрабатывая свои часы семейного долга.

Дед представлял собой живописнейшее зрелище. Огромный мужик с пузом, начинающимся от самой шеи, куртка чуть ли по швам не трещит. С лохматыми усами, косматыми бровями, глаза утопают в небритых щеках лилового цвета, нос красный. Как будто на моржа пуховик надели. И по всему видно, что очень любит поддать. Пивной такой дядька. Он явно пребывал не здесь. То ли ему сильно хотелось выпить, то ли уже хлебнул, то ли дед просто очень устал от весёлой внучки, но он совсем ни на что не реагировал. Стоял, как столб, нет, как бочка, посреди тротуара и смотрел прямо перед собой. Я так иногда делаю, когда не хочу, чтобы со мной заговаривали на улице. Когда подходит какой-нибудь сектант и начинает приглашать меня на их собрания, я тут же делаю морду кирпичом. Типа, я ничего не слышу, ко мне можешь не обращаться. Так что тот мужик, может быть, вовсе даже и не пьяный был.

Внучка в костюме лисички дёргала деда за подол куртки и тараторила, как настоящая говорящая мельница, текст был примерно следующий:

— Дедушка! Дедушка! Ну дедушка же! А вот, например, а вот, например, а вот, например, если бы сейчас прилетели инопланетяне! То ты бы тогда что? То что бы ты тогда? То ты бы что тогда сделал? Сел бы ты в их летающую тарелку? На планету бы их полетел? А, дедушка? Ты что бы сделал тогда? Я бы полетела! А ты? Ну скажи, дедушка! Вот если бы они сейчас приземлились прямо здесь, вышли бы из своей тарелки и говорят: полетишь с нами? Ты бы что тогда? Полетел бы? Я так лично — да! А ты? Ты стал бы жить на небе? На небе хорошо! Там так хорошо, дедушка! Там облака всякие разные, и все разноцветные. Не веришь? Я видела, когда в прошлый раз летала. Вчера. И позавчера тоже летала, и не боялась. И розовые облака, и красные, и голубые, и жёлтые, и белые, и зелёные, и всякие облака бывают, и все очень красивые. Правда! Ты бы стал жить на облаке? Бывают маленькие облака, бывают большие, а бывают ужасно большие, просто огромные облака, с этот дом. Нет, с два дома. И даже с целый город бывают! А если ты не полетишь, то ты никогда этого не увидишь! Только если сядешь в летающую тарелку, тогда инопланетяне отвезут тебя на небо, и ты тогда сам убедишься. Честное слово! Дедушка! Ну дедушка! Ты полетел бы с инопланетянами? Ну, с инопланетянами бы полетел?

Дед, не выходя из оцепенения, вдруг разлепил губы и тихо сказал:

— НЕТ…

Думаю, он зря отказался! Но боюсь, что отказался этот мужик уже очень давно. А может быть, он бывает на своём собственном небе с розовыми облаками, когда по вечерам надирается дома с включённым телевизором?

Февраль 2005 года

Ведьмин дом

Недавно меня отправили делать генеральную уборку. Старый-престарый особняк, в нём живут старая-престарая бабушка и её чуть менее старая дочь, с рождения инвалид, почти ничего не понимает. Они ненавидят, когда к ним кто-то приходит в дом, и комитет социальной помощи чуть ли не силой заставляет их впустить уборщиц хоть раз в полгода.

Мы убирались вчетвером целый день. Меняли занавески, половики, постельное бельё, мыли окна, полы, даже стены. Вместо восьми часов получилось десять, и это вчетвером! Целых сорок часов уборки. Грязища там была несусветная!

Обе старухи сидели в креслах, заросших пылью и паутиной, и иногда шамкали что-то оттуда, как совы из дупла. Самая старая была в длинном платье с корсетом, и волосы у неё были настолько пышными, что это точно был парик. Словно выживший из ума Моцарт или вампир из кинофильма. А сумасшедшая дочка была замотана в какие-то тряпки, как привидение, бледная, с запавшими глазами. Зато её столетняя мама румяная и бодрая. Свет везде тусклый-претусклый, одна лампочка в двадцать пять свечей на всю гостиную, как в подземелье. На занавесках — пауки, в вазах засохшие розы под слоем пыли, хоть фильм ужасов снимай. Многие двери были заперты, и когда мы пытались их открыть, старухи скрежетали:

— Не открывайте эту дверь! Не надо туда ходить! Что вы здесь делаете? Когда вы уйдёте? Вы кто? Никогда и ни за что не открывайте эту дверь!

Очень, очень неприятный дом. И главное, работа оказалась такой сложной, тяжёлой и муторной. Старухи всё время мёрзли. У них батареи работали на полную катушку, горел огонь в камине, и электрические обогреватели были включены. Сказать, что в доме было нечем дышать, значит не сказать ничего. Окна вообще были заколочены гвоздями и не открывались. Я чуть не умерла без воздуха. Мне и в автобусах-то плохо, а в такой душегубке и подавно! Время от времени на меня накатывала паника, что я могу потерять сознание от духоты. К тому же уборка квартиры сродни спорту: всё время двигаешься, поднимаешь тяжести, карабкаешься по стремянке, нагибаешься и разгибаешься. Убираться в жаркой комнате всё равно что тренироваться в сауне. Кое-как я умудрилась открыть одну форточку в дальней комнате, но это почти не помогло. Однако старуха сразу же почувствовала и закричала: «Что такое? В доме просто собачий холод! Откуда этот ледяной сквозняк?»

Замучились мы так, что хоть на носилках выноси, В основном от жары, духоты, вонищи и этих ведьм в креслах. Еле вырвались оттуда. Одеваемся в прихожей, а бабка (которая самая старая) говорит: «А что, серебро вы чистить не будете? Я вот сейчас позвоню вашему начальнику!» Я думаю: не позвонишь, не вспомнишь, как телефонную трубку снимать.

Мы вылетели на улицу, глотнули свежего воздуха и побежали к трамваю. А бабка грозит клюкой и кричит с крыльца: «Разбойники! Чего вам здесь надо было? Обокрасть нас хотели? Полиция! На помощь!»