Жертвы дракона - Тан-Богораз Владимир Германович. Страница 10

— Это я пою, я, Дило… Фиу, фиу, фиу… А ты знаешь, что я пою?

Ронта покачала головой.

— Как я могу знать, что поют мальчики? — сказала она.

— Не знаешь теперь, узнаешь осенью, — сказал Дило и дерзко улыбнулся.

Ронта вспыхнула и отступила.

Со дня рождения до самого обряда посвящения дети не знали ничего о любви. Они не имели права присутствовать на осеннем празднике, а потом, в зимнее время, об этом не говорилось. Летом взрослые начинали думать об осенней встрече и постепенно разгорались, но дети вместо того думали о связанных с ней обрядах. О них тоже знали не все, и они казались странными и таинственными.

— Я все знаю, — смеялся Дило, — я видел…

— Не называй запрещенного, — сердито сказала Ронта.

— Тиу, тиу, тиу, — пропел Дило вместо ответа на своей камышинке. — У Дило золотая голова и золотые руки. Посмотри, что я сделал.

Он вынул из-за пояса коротенький кремневый резец, молоток без ручки и кусочек белой кости, обточенной в виде звериной фигурки.

— Что это такое? — спросила Ронта, заинтересованная.

— Это Помощник, Мясная Гора, — сказал Дило.

Мамонт Сса — Зверь-Гора, или Мясная Гора — считался помощником Отца в созидании вселенной. Отец утвердил землю и развернул над нею небо, как плащ, а Сса Помощник усыпал его звездами по широкому полю, прорезал реки, выкопал озера и моря, раздвинул горы для прохода.

Дило утвердил свою костяную игрушку между пальцами левой руки и, тихо жужжа, принялся обтачивать ее своим резцом.

Жужжание его было все то же: "Тиу, тиу, солнце, жги…"

Ронта присела рядом и стала рассматривать костяную поделку.

— А зачем же у него ноги сведены? — полюбопытствовала она. Все четыре ноги костяного мамонта, действительно, были сведены вместе.

— Этот Сса в беде, — сказал Дило, — в яме.

Ронта нахмурилась.

— Это опять запрещенное, — сказала она.

Анаки, действительно, рыли для мамонтов ямы. Несмотря на все почтение к этому страшному зверю, помощнику Отца, овладеть им было слишком соблазнительно. Недаром его звали Мясная Гора.

Однако напоминать страшному Сса о его беде было почти кощунством.

— Ничего, — сказал мальчик загадочным тоном, — люди сильнее…

Он продолжал работать над игрушкой легкими и точными движениями. И понемногу Ронта придвинулась совсем близко и так засмотрелась, что забыла все запреты. Искусство Дило было велико. Тело мамонта, высокая голова и круглый хобот выходили из-под его резца, как будто живые. Даже маленькие глазки Сса он наметил с обеих сторон своим волшебным резцом.

Потом он отложил в сторону резец и поднес к лицу Ронты свою костяную игрушку.

— Нравится тебе? — спросил он. — А хочешь, я и тебя сделаю? Есть у меня кость, такая белая… — протянул мальчик, — как твое тело. — И он ткнул пальцем в стройный бок девушки. — А ты поправилась, отъелась, прибавил он тотчас же. — И груди налились. — Рука его дерзко скользнула на грудь девушки.

Ронта вскрикнула и ударила его по руке. Но Дило не обиделся. Он посмотрел на Ронту блестящими глазами.

— А знаешь, — сказал он, — я, быть может, еще и пойду в терновую рощу вместе с Яррием.

Ронта посмотрела на него с упреком.

— Яррий кормил тебя, — напомнила она.

Лицо Дило тотчас же изменило выражение.

— Правда, — сказал он, — и ты тоже кормила. Когда Дило был голоден. Ты моя мама, — прибавил он тотчас же. В его голосе звучала признательность.

Ронта задумалась. Слова Дило привели ей на память отсутствующего друга.

Дило посмотрел на нее, и лицо его оживилось.

— Хочешь видеть его? — спросил он неожиданно.

— Его, — повторила Ронта, как эхо. — Кого его?

— Его, Камышевого духа, — лукаво объяснил Дило. — Ты ведь на голос пришла к Камышевому духу.

— А ты видел его? — спросила Ронта недоверчиво.

— Дило все видел, — сказал Горбун. — Идем со мною. Я покажу тебе.

Они перешли Калаву вброд. Вода доходила им до плеч, и Ронта высоко подняла над головой поясной мешок, чтобы не замочить его. Но у Дило не было мешка. Он завернул свой резец и костяную игрушку в широкий зеленый лист, сунул за пояс и даже не стал оберегать их от воды.

— Небось, они не размокнут, — сказал он.

На другом берегу Калавы был буковый лес. Кабанья тропа пропадала и снова появлялась. Горбун катился впереди на своих кривых ногах ловчее, чем можно было ожидать. В густом кустарнике он падал на руки и полз, как зверь, "на всех четырех костях", как говорили о нем другие мальчишки. Руки у Дило были крепче, чем ноги. Когда он полз на четвереньках, он был похож на барсука, короткого, приземистого, с горбатой спиной. Они миновали буковый лес и добрались до Сарны. Сарна была дочь Калавы и резво бежала навстречу матери. Они перешли ее по камням; она весело смеялась и щекотала им ноги.

На другом берегу Сарны было поле диких колосьев. Эти колосья уже пожелтели. Они срывали их по пути и стряхивали себе в рот. Спелые зерна хрустели и скрипели под зубами. Нижние, мягкие, сочились белым соком.

Резвая Сарна обежала кругом поля и снова призывала их со смехом на свои гладкие камни. В этом месте ее берега стали выше. Сарна подмыла высокий обрыв, и он навис над водой, но еще держался корнями кустов, которые росли наверху.

— Вот он, — сказал неожиданно Дило, — смотри.

На самом краю обрыва стояла фигура. Она ярко вырезывалась на синем безоблачном небе. Она была высокая, стройная. На голове у нее была русая грива. И лицо было загорелое. Под солнечным лучом оно пылало и казалось золотым.

— Это Камышевый? — спросила Ронта недоверчиво и тотчас же узнала и радостно крикнула: — Яррий!

Яррий быстро обернулся и увидел своих друзей из женского лагеря. Он бесстрашно шагнул на самый край обрыва.

— Ронта! — окликнул он. Одну минуту он хотел даже спрыгнуть вниз, но потом передумал, побежал в левую сторону и исчез из глаз, но скоро опять появился уже внизу, на правом берегу.

— Ронта! — повторил он радостно, подбегая к девушке. Они положили друг другу руки на плечи и потерлись щека о щеку. Таково было приветствие Анаков при встрече.

Ронта с восхищением смотрела на своего друга. За эти несколько лун он сильно изменился, и недаром она не узнала его сразу. Яррий вырос почти на ладонь человека и раздался в плечах.

"Это мужская удача", — подумала Ронта.

Когда он ушел по весенней дороге с мужчинами, он был еще мальчиком. А теперь это был уже не мальчик, а воин. Даже глаза его смотрели иначе. На шее у него появился длинный белый шрам.

— Очень болело? — спросила Ронта, дотрагиваясь до шрама рукою.

— Ничего… — улыбнулся Яррий. — Белая телка занозила мне шею. У Рула дольше болело. Спанда сказал…

— А где Рул? — перебил Дило, который тем временем развязал сумку на поясе Яррия и бесцеремонно достал оттуда несколько темных кусочков сушеного мяса. В летнее время Горбун был прожорлив, как крыса.

— Рул там… — Яррий сделал неопределенный жест рукой.

— Где там?

— Там, в лесу.

— Мы пойдем, посмотрим на него, — сказал Дило.

Яррий покачал головой:

— Не надо трогать его. Он спит.

Дило с любопытством поднял вверх свою подвижную мордочку, но тотчас же вспомнил другое и перешел на новую тему.

— Скажите, когда вы пойдете в терновую рощу?..

В терновой роще производился обряд посвящения юношей. Их подвергали предварительному испытанию голодом, бессонницей и жестокому сечению терновыми прутьями. После этого они принимали племенной обет. Обряд заканчивался торжественным заклинанием, которое превращало отрока в мужа и делало его правоспособным к браку.

— Я тоже пошел бы, — сказал Дило не совсем уверенно.

Яррий нахмурился.

— Я, быть может, не пойду в терновую рощу, — сказал он после короткого колебания.

— Как? — в один голос воскликнули Ронта и Дило.

— Юн отвергает меня, — сказал Яррий.

— За что? — быстро спросила Ронта.

В женском лагере слыхали в общих чертах о приключениях Рула и Яррия, но не знали ничего о недовольстве колдунов.