Бесшумный фронт - Воляновский Люциан. Страница 8

— Покорно благодарю, господин полковник!

— Вы могли бы работать на очистке «мертвых почтовых ящиков» либо в оперативной тройке. Знаете, что это такое? Нет? Ну что ж, ничего удивительного. Во флоте вас этому не учили…В общем — как наши люди организуют «мертвые почтовые ящики»? Они выбирают укромное место, например руины, вынимают там несколько кирпичей и делают нечто вроде ниши, в которую кладут собранные материалы. Каждый из агентов вкладывает свои материалы самостоятельно, не видя и не зная другого. Это очень важно: если поляки и поймают кого-нибудь, то он не сможет выдать других. На дереве, телеграфном столбе или на заборе, неподалеку от этого ящика, вбиваются две канцелярские кнопки. Если — это, замечу, дело договоренности — кнопки вбиты близко одна от другой, значит ящик пуст и там никаких материалов нет. Если же кто-нибудь из агентов вложит туда материал, то он расставляет кнопки шире, и значит ящик полон, его надо опорожнить. Добытые таким образом материалы надо переправить нам как можно скорее. То, что сегодня является сенсацией, завтра — как это часто бывает — уже просто отбросы… Может быть, вы, функмат, захотите очищать один такой ящик? В оперативной тройке основа работы та же самая, только там материал из ящика достает радист, который затем шифром передает эти сведения в наш центр.

— С вашего разрешения, господин полковник, я подумаю. Завтра мне предстоит снова ехать в Польшу. Важная переброска.

— Хорошо. Отдохните до утра. Можете идти!

— Слушаюсь!

Глава четвертая «ОДТ-738»

Кто же тот человек, который должен завтра, с помощью Ландвойгта, ступить на польскую землю?

Как раз сейчас военный самолет США из «Транспорт Комманд» приземляется на берлинском аэродроме Темпельгоф. Юркий «джип» американской полевой жандармерии подкатывает к самым дверцам огромного четырехмоторного самолета. Оттуда выходят американские офицеры, возвращающиеся в берлинский гарнизон из отпуска, проведенного на Рейне или в «веселом» Париже. Высаживается также несколько военных курьеров, которые везут битком набитые и запирающиеся специальными замками портфели. Наконец выходят двое мужчин в штатских костюмах. Оба быстро вскакивают в ожидающий их «джип». Через минуту они уже в холле аэровокзала. К ним подходит третий мужчина. Ба, да это наш старый знакомый, герр Кайзер! Он забирает обоих пассажиров, и… все трое едут в отель на Инсбруккерплац. Портье в роскошной ливрее услужливо сообщает:

— Так точно, номер для господина Альберта Мора и господина Янсена уже забронирован. Прошу заполнить карту приезда.

Господин Альберт Мор и господин Янсен заполняют регистрационные карточки. Господин Альберт Мор совсем молодой человек: заглядывая через его плечо, мы видим, как он пишет, что ему всего двадцать лет. Действительно, за его спиной 22 года жизни, но чем они заполнены? Нет, нет, этого господин Альберт Мор не пишет. Чтобы узнать о нем что-нибудь большее, нам пришлось бы искать документы господина Альберта Махлина и господина Антона Моравца. Эти трое — одно и то же лицо. Но даже и они не дадут нам полных сведений о нашем новом знакомом, который в действительности носит имя Адольфа Махуры. Под всеми четырьмя именами скрывается один и тот же преступник.

Мы видим его сейчас в номере отеля, где он старательно причесывает волосы. Еще минута — и вместе с господином Янсеном Лльберт Мор выходит на улицу Берлина. Останавливается, оглядывается вокруг — сразу видно, что он не первый раз в этом большом городе.

Мор — силезец. Он родился в Страдуне, волость Крапкопице, уезд Ополье. Его мать происходит из старой, хорошо известной в Ополье семьи Вехачков. В последние годы войны Альберт Мор был членом «Гитлер-югенд» [6] — этого инкубатора преступников. Некоторое время по окончании войны АДор работал у местных зажиточных крестьян, а затем — это был уже апрель 1950 года — поступил в Чехословацкое пароходство на Одере, отделение которого находилось в Южле. На буксирах, совершающих рейсы на трассе Кожле — Щецин, он дослужился до звания боцмана. Могло бы показаться, что его дальнейшая трудовая жизнь потечет спокойно и честно — подобно водам Одера. Однако Махура хотел придерживаться в своей жизни другого принципа: больше получить — меньше дать.

Коллеги речники вспоминают его и по сей день, в одном слове заключая полную его характеристику: вор. Он крал любые предметы личного пользования товарищей. Несколько раз дело доходило до открытых скандалов с сослуживцами, но обычно на защиту Махуры становился его компаньон Ежи Котсик. Наконец, когда стало ясно, что экипаж буксира больше не желает терпеть в своем коллективе ни преступника, ни его покровителя, и когда потерпевшие потребовали вмешательства милиции, в ночь на 8 ноября 1952 гола, в районе Слубиц, в Западный Берлин сбежали трое: Махура, Котсик и его жена Тереза.

Глава пятая Бурная жизнь Адольфа Махуры

В Западном Берлине Махура поселился у своей тетки, Марианны фон Гейлих. На Нуссбаум-аллее, в берлинском районе Шарлоттенбург, фрау Марианна имела гостиницу и ресторан. На следующий день по прибытии Махура идет в западноберлинский полицей-президиум, чтобы зарегистрироваться. Когда в рубрике «Откуда прибыл» Махура написал деревню в Ополье, полицейский чиновник немедленно сообщил об этом в американское разведбюро на Мантейфельштрассе, которое тут же вызвало Махуру к себе. Сотрудники Си Аи Си разговаривают с Махурой несколько часов. Как и откуда бежал? По какой дороге ехал через ГДР? Что видел в пути? Какое теперь движение на Одере? Что перевозят на барках?

Когда, наконец, стало ясно, что из него уже вытянули все, что могло иметь какую-либо информационную ценность, сотрудники американской разведки предложили Махуре постоянное сотрудничество.

Нет, нет! К чему наниматься, когда тетка вполне может обеспечить ему жизнь? Адольф Махура решительно отказывается и возвращается в гостиницу на Нуссбаум-аллее. Вообще он не собирается на какую-либо работу. Зато теперь его частенько можно встретить в разных ночных кабачках. Тетка Марианна не очень хвалит такие ночные путешествия: она поняла, что племянник уже снюхался с разным сбродом и что он легко может впутаться в какую-нибудь уголовную аферу, которая — о ужас! — еще чего доброго принесет ей ущерб и запятнает ее уважаемое имя.

В каких-нибудь ста метрах от Потсдамской площади, за Бранденбургскими воротами, но уже в западном секторе, экскурсантам показывают место, где некогда был дом «рейхсмаршала» — отвратного борова Германа Геринга. Напротив этого места стоят два каменных домика, в одном из которых в кое-как отремонтированном первом этаже находится пивной бар. Здесь круглые сутки можно получить пиво, водку и горячие закуски. Это притон, где встречаются разные отбросы общества и чаще всего контрабандисты, готовящиеся к переходу в демократический сектор города. Однажды ночью здесь до беспамятства напился Адольф Махура. Когда он к утру вернулся в гостиницу на Нуссбаум-аллее, разразилась буря.

Скандал с теткой повлиял на быстрое падение Махуры. Он решил найти работу и стать самостоятельным. Решение это похвально, но в Западном Берлине шансы на его осуществление невелики. Махура даже мечтать не мог найти хорошо оплачиваемую работу, а только такая могла бы дать ему возможность продолжать постоянные кутежи. Конечно, легче найти работу в промышленных районах Западной Германии, но как туда попасть? Расставшись с теткой, Махура пошел за пропуском в дом номер 31 на Мантейфель-штрассе. Он так и ушел бы ни с чем, если бы не услужливый и очень влиятельный господин Нент-вих. В нескольких словах он поставил вопрос предельно ясно: либо Махура будет вести нищенский образ жизни в одном из лагерей для «перемещенных лиц и беженцев», получая горький кусок хлеба, либо…

Адольф Махура выбрал вторую возможность. Господин Нентвих так рассудительно говорил, что… А, впрочем, важно то, что есть и происходит сегодня. Кто будет беспокоиться о завтрашнем дне!