Голем. Книга первая - Баренберг Александр. Страница 26

Потом перешел к выбору верхней одежды. Ну, во-первых, заказал парадный плащ из принесенного с собой атласа с теплым меховым подбоем — зима на носу! И еще один — походный, из кожи и тоже с мехом. Выбрал из показанных портным рубашек и курток наиболее удобные и функциональные образцы, попросив удалить некоторые дурацкие украшения и, наоборот, добавить карманы. Пришлось опять объяснять, что это такое. Но на этот раз объяснение заняло считанные секунды — мастер быстро въехал в идею и она ему понравилась. Внимательно слушавший наш разговор Цадок тоже принял это к сведению и наверняка потребует с Авраама за подаренное тому ноу-хау серьезную скидку при окончательном расчете. А то и вообще ничего не заплатит — с этого жмота станется!

А еще я заказал себе классные штаны из тонкой дорогой кожи! Еще и специально оговорив расположение, размер и количество стильных бронзовых заклепок на них. Мне всегда такие нравились, но в наше время носящий данный предмет одежды человек однозначно относится окружающими к вполне определенному меньшинству. Здесь тоже, но к совсем другому — к меньшинству хорошо обеспеченных людей.

Последним посетили старого еврея по имени Моше, занимавшегося ростовщичеством. К моему удивлению, таковой оказался всего один. На мои осторожные расспросы Цадок ответил, что это занятие не очень-то благовидное и богоугодное, поэтому им занимаются либо неспособные к другому занятию, либо — бессовестные люди. К какой категории мой собеседник относит старика Моше, он не уточнил. Зато сказал, что недавно в городе появился оказывающий те же услуги ломбардиец и у нашего ростовщика наступили трудные времена: все, кто по религиозным причинам не желали иметь дело с евреем, получили альтернативу. Впрочем, кому сейчас легко…

Слегка перекусив, вышли уже за пределы еврейского квартала, в сопровождении пары крепких ребят с ножами за поясом — дальних родственников Цадока. По узким кривым улочкам с грубой и неровной мостовой (там где она была, большинство переулков замощено вообще не было) направились к центру относительно молодого еще — тридцать лет со дня основания — города. Нас обгоняли, по пути к ближайшей реке, вонючие потоки грязной воды из соседних домов, и являющиеся местной канализационной системой. Как им не противно тут жить! А ведь нормальную канализацию еще римляне изобрели, правда с ядовитыми свинцовыми трубами.

На подходах к центральной площади, являвшейся, по сути, просто перекрестком сходившихся туда пяти-шести улиц, последние начали расширяться и на них появились лавочки мелких ремесленников. являвшиеся, в большинстве случаев, и их же мастерскими. Торговых сетей, как в наше время, тут и в помине не было, но большая часть ремесленников уже принадлежала ку соответствующей гильдии. А те, которые пока не согласились войти в нее, уже начинали жалеть. На самом деле, членство в гильдии несло в себе как положительные, так и отрицательные моменты. Конечно, надо было платить взносы и слушаться не всегда справедливых решений руководства этого предка профсоюза, но, с другой стороны, гильдия обеспечивала своим членам защиту и некоторые льготы, а так же давала некую страховку на случай невзгод и бедствий. Сгорела лавка — твой цех выделит из общей кассы помощь на восстановление. Что для составлявших пополнение рядов ремесленников вчерашних крестьян, привыкших к сельской общинной взаимопомощи, было крайне важно.

Расположенные на первых этажах домов лавки иногда "захватывали" также и часть уличного пространства, размещая там прилавки или столы. Причем удобство пешеходов торговцев мало интересовало — некоторые из них приходилось огибать, прижимаясь к стене противоположного дома. В том числе и поэтому телеги двигались только по самым широким улицам. Вышли на центральную площадь. Ни одного здания, стоящего тут в двадцать первом веке еще построено не было, но все общественные заведения, положений по статусу "райцентру" имелись. Слева размещалось самая красивая постройка, увиденная мной за все время пребывания в тринадцатом веке — местный кафедральный собор, хозяйство Мюнхенского епископа. Деревянный, украшенный многочисленными, хотя и несколько грубоватыми статуями. Конечно, он сильно не дотягивал по красоте до будущего каменного, но по сравнению с остальными городскими строениями, являл собой шедевр местного зодчества. С ним не смогли конкурировать ни стоящая на противоположной стороне площади довольно скромная ратуша, ни даже виднеющийся на соседнем холме дворец здешнего герцога (дворец — слишком громкое название, просто небольшая крепостица из грубого серого камня с высокой башней. Настоящие дворцы крупные феодалы смогут себе позволить только лет через триста).

Из всех сходящихся к главной площади улиц одна резко выделялась особенной шириной. Однако была заставлена какими-то столами и даже палатками. Оказалось — здесь начинался местный рынок. Мне стало интересно и мы со спутниками продолжили экскурсию в этом направлении. От современных нам рынков этот отличался разве что катастрофически бедным, на взгляд человека из двадцать первого века, выбором фруктов и просто бедным — овощей. Зато самого разнообразного мяса и птицы тут имелось просто навалом. Кроме привычных свинины и говядины, присутствующих, впрочем, большей частью еще в живом виде, прилавки были заполнены также горами всевозможной дичи, регулярно доставляемой охотниками из окрестных лесов. Названий большей части связанных в пучки за лапки мелких и средних птичек я даже и не знал. Как и то, что их принято есть.

Некоторые охотники шли дальше и на расположенных тут же небольших костерках жарили на вертеле часть добычи. От них по рядам распространялся одуряющий запах жарящегося мяса. Не в силах противостоять соблазну, попросил Цадока приобрести чего-нибудь. Так что дальше наша компания двигалась под аккомпанемент похрустывающих косточек так и оставшейся мне неизвестной птички. Что, впрочем, нисколько не убавляло от ее превосходного вкуса! Так мы и вышли на вторую и, если верить моему экскурсоводу, последнюю большую площадь в городе, имевшую название — Базарная. Внимание сразу привлекла большая толпа, обступившая расположенное на высоком каменном парапете странное сооружение: подвешенный над огнем большой бронзовый чан. От его не прикрытой ничем верхней части валил столб странного желтоватого пара. Это что — бесплатные обеды раздают? Хотя, судя по размерам чана, там и купаться можно. Так может это публичная баня? Принудительно купают самых неисправимых грязнуль? Высказал свою мысль Цадоку. Тот долго смеялся, а, чуть успокоившись, пояснил:

— Ты почти угадал! Здесь действительно купают! Фальшивомонетчиков в кипящем масле, ха-ха! Так положено по закону!

— А, — начал было я, захлопывая отвалившуюся челюсть, но тут со стороны парапета взревела труба, и ей сразу же стала вторить собравшаяся толпа. Действо началось! На парапет влез глашатай, разодетый, что твой попугай, в плащ из разноцветных лоскутков ткани (полная безвкусица, на мой взгляд). Рядом с ним вывели почти голого, связанного по рукам и ногам человека, причем руки были подняты вверх. Глашатай поднял руку и в установившейся относительной тишине быстро огласил список прегрешений виновного и приговор. Да, во все времена любые государства готовы были простить своим поданным многое, но только не подделку денег — основного инструмента власти. За это всегда наказывали по максимуму! Орущего что-то об ошибке преступника поддели за образованную связанными вверху руками "петлю" железным крючком, расположенным на конце вращающейся горизонтальной балки и, подняв в воздух, подвесили над пышущим жаром чаном. Толпа взревела. Я, краем сознания, понимал, конечно, что лучше мне на это не смотреть, но оторваться был не в силах — зрелище казни явно действует на людей гипнотически. Несчастного стали медленно, растягивая "удовольствие" опускать в сосуд. Когда его ноги окунулись в кипящее масло, раздался ужасный крик, заглушивший рев толпы. Тело преступника стало бешено извиваться. При погружении до пояса крик усилился до, казалось бы, невозможной для человека громкости, потом вдруг резко перешел в свистящий хрип и прекратился. Тело несчастного в последний раз дернулось и он безжизненно обвис на крюке.