Медвежий замок - Светлов Дмитрий Николаевич. Страница 23

– Ты смотри! – восхитился Ахмыл. – Жаль, персы не видят, все хвалятся умением стрелы пускать.

Всадники галопом умчались к городской стене.

– А гривна откуда? – Воевода как-то странно посмотрел на юношу.

– Память.

Вспомнив Люси, Норманн хотел улыбнуться, но перед глазами встала новая квартира, в которой он не прожил ни единого дня. Сейчас его прежняя жизнь казалась беззаботным праздником. Лицо исказила гримаса отчаяния, он вырвал гривну и начал поспешно застегивать ворот рубашки.

– Как мать звали? – участливо спросил Ахмыл.

– Жанна, – тихо выдавил парень.

– Ждана! Где она?

– Умерла при родах.

– А сколько тебе лет?

– Зимой будет двадцать шесть.

Всадники вернулись со свистом и криком:

– На три пальца в бревно ушла! Насилу вырубили! Силен стрелок! – И протянули стрелу.

– Сам ты откуда? – глядя в глаза спросил воевода.

– Какая теперь разница! У меня нет обратного пути!

– Не прижился среди чужих?

– Все у них не по-людски! Помочь и не думают, чуть что, за оружие хватаются!

– А старейшина?

– Я его в цепи и ганзейцам продал! – оскалился Норманн.

– О как! И не побоялся?

– Волков бояться – в лес не ходить! Пусть меня боятся.

– Удачи, парень, по весне свидимся, чарку выпьем!

Княжий воевода Ахмыл обнял юношу, поднялся на коня, и маленький отряд степенно направился к городским воротам.

Лодок в затоне становилось все меньше и меньше. Выг метался между торгом и слободой, ругался с возчиками и грузчиками, которые, по его мнению, небрежно катили бочки или грубо бросали корзины. Опустели и шалаши с нанятыми работниками, они в качестве гребцов погнали драккары и ушкуи вниз по Волхову. Норманн по-прежнему бездельничал, дважды в день тренировался совместно со своими почитателями да прогуливался по торгу. Так в досужем времяпровождении нарвался на драку. Он просто шел, поглядывая на товары, как неожиданно его остановил высокий крепыш.

– Hei bror [29]!

– Hallo [30], – машинально ответил парень.

– Dro til fisticuffs! [31]

– Не хочу.

– Да он просто трус! И серьгу украл! – заорал на всю округу незнакомец.

С этими словами он сбросил на мостовую свою куртку и рубаху, представив окружающим крепкий торс. Забияка, на взгляд Норманна, был жирноват и неповоротлив, тем не менее парень драться не собирался. Он отстранился и хотел было уйти, но ему не дали.

– Да он боится! Трус! Трус! Трус! – кричали во всю глотку несколько воинов.

– Я, Инер, воин Тора, хочу доказать всем, что этот трус украл серьгу!

Далее было сделано то, чего Норманн никогда никому не прощал. Норвежец грубо провел своей ладонью по щеке парня и отступил, сжав кулаки и растопырив локти. Опаньки! Да так дерутся только дворовые хулиганы! Кулак – это большое количество хрящей и тонких лучевых костей. Кулак амортизирует удар, гасит его силу, а если приложиться сильно, то в первую очередь сломаешь свои собственные косточки. Да и локти в стороны, смех! Рука всего лишь передает поступательную энергию тела и толчка опорной ноги.

– Сам напросился! – зло ответил Норманн.

Подошел к ближайшему прилавку и принялся спокойно снимать куртку и рубашку. Аккуратно сложив одежду, положил сверху крестик, амурчика и гривну. Глупая случайность может дорого обойтись, на теле ничего нельзя оставлять. Собравшаяся толпа притихла, некоторые даже опустили глаза, тонкая кожица на синюшных шрамах говорила о недавних тяжелых ранах. Юноша развел плечи, сделал несколько глубоких вдохов и пошел на своего противника. Инер презрительно сплюнул и нанес прямой удар правой. Норманн сделал внутренний уклон с нырком под руку и от души вмазал в открытый правый бок. Громко хрястнули ребра. Можно было ударить локтем, но тогда бы убил дуралея, без вариантов. Не глядя на поверженного противника, впрочем, зрители и друзья еще на что-то надеялись, подхватил носком сапога стоящий у прилавка табурет, подбросил его и в прыжке с разворотом ударил пяткой. Толпа пораженно охнула, а деревянные обломки разлетелись по мостовой. Это не бравада, хотя Норманн не чурался покрасоваться да показать себя, он всего лишь предупредил.

– Слышь, мурман, а ведь ты уложил первого бойца Новгорода! – уважительно сказал дородный купец.

– Я его не вызывал, самому захотелось, – безразлично ответил парень. – Теперь полежит с месяцок.

– Да нет! Он крепкий, завтра снова пойдет на торг парней задирать.

– Я ему все ребра сломал, месяц кровью будет харкать.

– Всю грудь одним ударом?!

– Бить надо один раз, иначе получишь сдачи.

Купец бочком, бочком и бегом бросился в толпу разносить невероятное известие. Это ж надо ж, одним ударом человеку все кости переломать! А Норманн спокойно оделся и, стараясь не смотреть в глаза восхищенных женщин, продолжил свой променад по торгу. Впрочем, далеко уйти не удалось, шагов через десять его тормознул Рокко.

– Синьор, постойте, синьор! Мы завтра возвращаемся домой! Синьор Ахилл просил вас набрать воинов.

– Сколько надо?

– На ваше усмотрение, но не больше сотни.

– А лодки? В затоне осталась только одна.

– Выг уже сторговался с корабелами на три ладьи.

– Зачем три? Сотню и на одной можно разместить.

– Мы еще лошадей возьмем.

– Не понял, что значит – еще? Мы уже купили лошадей и сейчас добавим или будем покупать?

– Верховые, два десятка, пасутся у Подпорожья, да крестьянских три десятка там же.

– А кормить их чем? Зима на носу! Передохнут!

– Все закуплено – и корм, и скотина, и птица. Ты не волнуйся, у синьора Ахилла в Болонье большое хозяйство… – С последними словами Рокко осекся, утер невольно выступившие слезы и огорченно закончил: – Я пошел, надо вещи собирать.

Норманн развернулся к воротам и начал вспоминать лица главарей ватажек. Большинство выглядело обычными разбойниками, и дело не в уродливых шрамах, а в неуловимой манере поведения. От них как бы «пахло» смертельной опасностью, готовностью в любой момент схватиться за оружие и нанести разящий удар. Может, именно по этой причине он и избегал проходить вдоль правой стороны городской стены. Были еще «почитатели», которые регулярно с ним тренировались и откровенно напрашивались в дружину. Но то молодняк, который предстоит учить и учить, и не факт, что родители позволят им уйти из дома. А беглых добровольцев не возьмет, зачем ему портить отношения со слободскими, по жизни не раз сюда вернется.

У городской стены сразу направился к одному из главарей, который запомнился своей улыбчивостью.

– Здравствуй, воин, я дружину собираю.

– Нет, мы из корабельных, в дружину не пойдем. Ты пройди далее, там Дидык со своими людьми как раз для тебя.

– А что так? Неумелых мне не надо.

– Костромские они, корабельному бою не обучены, все лето у стены прокуковали.

Норманн не успел сделать и десяти шагов, как навстречу вышел сухопарый воин.

– Покажи крест! Мы к язычникам не пойдем!

Пришлось расстегивать ворот и показывать крестик.

– Мать русская, – указывая на гривну, заметил Дидык. – А отец?

– Тоже русский.

– Говор у тебя чужой, на торгу говорят, в примаках был.

– Строиться начал на берегу Онеги. – Норманн не стал развивать тему своего прошлого.

– А церковь есть?

– Ничего нет, говорю же, только строиться начал. Но по весне заложим, обещаю.

– Зимой победствуем. Да ладно! Сюда мы зазря пришли, чужие всем, купцы нос воротят, бояре и близко не подходят.

– А что так?

– Я был воеводой у боярина Сопеги, в конце зимы пришли вятские с татарами. Не отбились, боярин погиб, а боярыню с детишками к отцу привезли.

– Почему у него не остались?

– Выгнал из Городца, винил в трусости и неумении. Вот сгоряча и ушли в Новгород, да лишними оказались.