Калифорнийская славянка - Грязев Александр Алексеевич. Страница 30
…Дорогу до Качуга в двести с лишним вёрст, с остановками на ночлег в придорожных деревнях, одолели за четыре дня и здесь впервые всю поклажу перенесли на малое суденышко-паузок и перебрались на другой берег Лены. От Качуга, довольно большого для сих мест селения, с пристанью и маленькой верфью, на которой строились лодки, дощаники и баржи, река была судоходна.
Баранов рассчитался с иркутскими возчиками, и тут же побежал искать лоцмана и, к удивлению Кускова, нашёл его быстро, будто этот самый лоцман, только его, Баранова, и ждал. А это и действительно оказалось так. Лоцман был владельцем компанейского бота с нанятыми гребцами, с парусом на мачте и был предупреждён о приезде Баранова.
Тут же, на береговом торжке у пристани, Александр Андреевич купил дров для дорожной печурки, углей для самовара и бочонок с чистой родниковой водой.
Попутчиков на судне оказалось немного: лишь один чиновник из Иркутска с женой и сыном лет десяти направлялся в Якутск к новому месту службы в тамошний городской магистрат.
На палубе возле каюты путешественники закрепили бочки с солониной, другой разный товар, накрыв его палаткой, забрав к себе в каюту мешки с мукой и солью, сухари да чай с сахаром.
Ранним утром следующего дня по команде лоцмана бот отошёл от пристани и гребцы, обнажив головы, прочитали молитву, прося у Господа милости и благословения на дальний путь. Вместе с ними помолились Кусков с Барановым и все путешествующие, ибо в таком деле говорят: «Призывай Бога на помощь, а святого Николая в путь».
Судно стараниями гребцов выплыло на середину реки, где течение было быстрое и вскоре Качуг и его пристань остались далеко позади за кормой.
…Иван Кусков долго в этот день не уходил в каюту, и, стоя на палубе, всё любовался и любовался на новые, открывшиеся перед ним виды сибирской природы. Одно дело – смотреть на реку с берега, но совсем иное – видеть всё, окружающее тебя, находясь на самой середине реки, да ещё такой широкой и полноводной, как Лена. Она несёт свои воды то по равнине, и тогда делает частые повороты, то вдруг будто врезается в высокие горы, покрытые тёмными лесами.
Лоцман и его помощник умело правили судном. Плыли и днём и ночью, поднимали там, где река течёт прямо, не извиваясь, парус, а на поворотах вступали в свое дело гребцы, которые отдыхали, когда бот вольно плыл по течению, слушаясь только руля…
…А в разговорах с Александром Андреевичем за чаем в каюте или сидя на палубе, Иван, рассказывая Баранову о своих родных местах и о себе, многое узнал и о нём самом. Видно было, что Александр Андреевич был доволен своим помощником и говорил с ним со всею откровенностью…
…И узнал Иван Кусков, что Баранов, можно сказать, земляк его, ушёл из родного Каргополя Олонецкой губернии что на берегу Лач-озера пятнадцатилетним отроком в Москву, где служил по торговой части у одного московского купца. Потом перешёл к иностранцу, торговавшему сибирскими мехами, а потом и сам захотел стать купцом, но его москвичи не приняли даже в третью купеческую гильдию, и Баранов, которому было уже за тридцать годов, опять уехал в родной Каргополь. Нашёл там девушку, Матрёной звали, да и женился на ней. Родилась у них дочка Афанасьюшка. Жить бы да жить ему в родном городе и по торговой части дело вести, но после Москвы скучно стало Баранову в Каргополе и он, недолго думая, оставил жену с дочкой, свои родные края, уехав в чужие – в сибирские.
Обосновался Александр Андреич в Иркутске за семь лет до прихода туда Ивана Кускова. Так что судьбы их были схожими, хотя возрастом они разные.
Нашёл Баранов в Иркутске своих земляков-купцов и много трудился у них, хотя его почему-то всё время тянуло к купцам иностранным, коих в Иркутске, этом Сибирском Петербурге, было немало. И однажды, скопив небольшой капитал, он на паях с немцем Карлом Лаксманом построил стекольный завод. Дело оказалось в этих местах нужное, а потому и прибыльное.
Но хотелось большего, и Баранов, вошедший в азарт предпринимательства, открыл ещё и завод винокуренный. Барыши были огромными и Александр Андреевич решил заняться торговлею с местными туземцами разным товаром, привозимым со многих ярмарок.
Свои торговые вояжи Баранов предпринимал далеко в глубь сибирской земли, добрался даже до реки Анадырь, которая впадает в Великий океан. Там торговал он с чукчами, закупал у них меха, а им продавал всё, что имел, даже водку и ружья. Это была его ошибка, о которой он и сейчас жалеет и вспоминает с горечью… А всё потому, что однажды Баранов сам поехал с обозом по зимнему и уже знакомому ему пути к чукчам. И там случилось то, чего он никак не ожидал. Чукчи, вооружённые его ружьями и напившись его водки, напали на барановский обоз, убили многих его людей, забрали весь товар, а сам Баранов еле ушёл от них на одной из лошадей с санями и со своим возницей.
Эта поездка разорила его совсем, и стал он «гол, как сокол». Приехав в Иркутск, Александр Андреевич встретил известного ему купца Григория Ивановича Шелихова. Это была не первая их встреча. Шелихов, зная о Баранове, его делах и характере настоящего купца и предпринимателя, уже не раз предлагал ему служить в своей компании, действующей у берегов Камчатки, Алеутских островов и даже у матёрого берега американской земли Аляски.
На этот раз пришлось согласиться, и Баранов заключил с Шелиховым договор, где было прописано, что «…рыльский именитый гражданин Григорий Иванов сын Шелихов и каргопольский купец, иркутский гость Александр Андреев сын Баранов постановили сей договор о бытии мне, Баранову, в заселениях американских при распоряжении и управлении Северо-Восточной компании, тамо расположенной».
Вот почему ему, Баранову, стал нужен дельный и верный помощник. Вот почему он заключил с ним, Иваном Кусковым, свой договор, и они плывут сейчас на встречу с Григорием Ивановичем Шелиховым в Охотск, а оттуда, следуя его указаниям, пойдут к неведомым и американским берегам…
…Чем дальше плыл их бот на север, тем шире становилась река Лена, а когда через несколько дней подходили к городу Киренску, то, по словам лоцмана, здесь от берега до берега ширина реки была целых две версты.
В Киренске, небольшом, деревянном и низкорослом городке, стоявшем на низком же речном берегу, Баранов и Кусков со спутниками сошли на пристанище и там в троговой лавке купили свежего печёного хлеба, молока и свежих же овощей.
Зная из разговоров бывалых людей, что в этих местах рожь часто не успевает вызреть из-за рано приходящих холодов, Иван спросил у продавца о том, из какой муки печёт он хлеб свой?
– Так из привозной, – ответил тот. – Нам её на барках сюда привозят. Мы и покупаем с запасом на всю зиму. А вот капуста, свекла, морковь и огурцы у нас завсегда свои… Барки с мукой сегодня утром тут были и ушли вниз, к Олёкминску. Вы их где-нибудь нагоните.
Киренский житель оказался прав: компанейский бот, через много вёрст, догнал три сплочённые барки, осаженные глубоко в воду, оттого, что несли на себе большой груз. Гребцов на барках видно не было, и плыли они, казалось, движимые лишь речным течением да попутным ветром.
…Через неделю бот подошёл к ещё одному городку на левом берегу Лены – Олёкминску. Здесь река была шириною уже в три версты. Ивану Кускову встречать такое ещё не приходилось, но удивительнее всего ему было увидеть на берегу шумную и весёлую ярмарку, которая в сегодняшний ясный летний день была в самом разгаре.
Несколько купеческих паузков стояли у берега, на котором были раскинуты торговые палатки с разными привозными товарами. А то, что купцов на эту ярмарку прибыло немало, то это совсем неудивительно: Олёкминск славился на всю Сибирь лучшими соболями.
У торговых палаток и лавок толпился местный люд: тунгусы, якуты, русские. И, как на всякой ярмарке, Ивана Кускова посетило ощущение праздника…
… От Олёкминска до Якутска шли по Лене ещё четыре дня и ночи, а утром пятого дня подошли к пристани главного города на Лене-реке. Позади было две с половиной тысячи вёрст и почти месяц водного странствия.