Малыш (илюстр) - Верн Жюль Габриэль. Страница 30

В Кервене семейство Маккарти вело размеренный и трудовой образ жизни. Ближайшие фермы находились на расстоянии двух-трех миль… В этих пустынных краях Южной Ирландии арендаторы редко общаются между собой. До Трали, главного города графства, — двенадцать миль, и господин Мартин или Мердок бывали там только по делам, в базарные дни.

Ферма входила в церковный приход Силтон, центром которого была расположенная в пяти милях небольшая деревушка домов в сорок с сотней жителей, обитавших рядом со своей колокольней. По воскресеньям закладывались двуколки, чтобы отвезти женщин к мессе, а мужчины сопровождали их пешком. По разрешению священника бабушка обычно оставалась дома из-за весьма преклонного возраста, за исключением таких праздников, как Рождество, Пасха или Успение.

И в каком виде появлялся теперь Малыш в силтонской церкви! Это уже не был тот ребенок в лохмотьях, что как тень проскальзывал через паперть собора в Голуэе и прятался за колоннами. Он больше не боялся, что его выгонят, не дрожал при виде строгого сюртука, наглухо застегнутого жилета и длинной трости — непременных атрибутов церковного сторожа. Нет! У него было свое место на скамье рядом с Мартиной и Китти, он слушал церковные песнопения, вторил им тихим голосом, следил за службой по книге с картинками, подаренной бабушкой. Он превратился в ребенка, которым можно было вполне законно гордиться. Что за чудо был этот Малыш, всегда одетый в прекрасный твидовый костюмчик, чистый и опрятный, ибо этот костюмчик был предметом его особых забот.

Когда месса заканчивалась, все усаживались в двуколку и возвращались в Кервен. Зима выдалась снежная, метельная, и колючий северный ветер дул с такой силой, что у всех глаза краснели от холода, а кожа на лицах трескалась. В бороде господина Мартина и его сыновей повисали сосульки, что делало их похожими на гипсовые слепки.

Однако жаркий огонь от торфа и корней деревьев, который поддерживала бабушка, всегда ярко полыхал в очаге. Все быстро обогревались и усаживались за стол, а там уже благоухали капуста, тушенная с кусками сала и перцем, горячая картошка в красноватых мундирах и омлет из яиц, строго отобранных согласно принятой нумерации.

Далее день протекал в чтении и разговорах, если погода не позволяла выйти наружу. По натуре внимательный и вдумчивый, Малыш извлекал пользу из услышанного.

Дни шли за днями. Февраль тоже оказался довольно холодным, а март — дождливым. Приближалось время вспашки, и можно было предполагать, что сев пройдет благополучно. Арендаторы надеялись удовлетворить требования землевладельцев о выплате арендной платы в счет будущего года, не подвергаясь губительному лишению имущества по суду за недоимки. А ведь в случае неурожая это случалось — и тогда пустели целые церковные приходы [132].

И тем не менее на безоблачном горизонте радужных надежд Маккарти появилось темное облачко.

Два года тому назад второй сын, Пат, отправился в рейс на торговом судне «Гардиан», принадлежащем торговому дому Маркьюарт из Ливерпуля. С тех пор от него пришло два письма, отправленных после перехода через Южные моря; [133] последнее было получено месяцев девять-десять тому назад, и с тех пор — никаких вестей. Само собой разумеется, что господин Мартин отписал в Ливерпуль. Однако ответ никого не обнадежил. Никаких известий о судне ни по почте, ни морскими путями не поступало, и представители торгового дома уже не скрывали беспокойства по поводу судьбы «Гардиана».

Естественно, что Пат стал главным предметом разговоров на ферме, и Малыш понимал, какую тревогу должно испытывать все семейство, не получая от своего любимца весточки.

Нетрудно представить себе нетерпение, с каким ожидали каждое утро появления почтового дилижанса. Наш Малыш караулил на дороге, связывающей эту часть графства с главным городом. Он замечал экипаж издалека, ибо увидеть и опознать его не составляло труда из-за его кроваво-красного цвета, и мчался на встречу со всех ног, но уже не в надежде выклянчить несколько медяков, а для того, чтобы узнать, нет ли письма Мартину Маккарти.

Почтовая служба великолепно налажена, вплоть до самых отдаленных уголков всех графств Ирландии! Карета останавливается у каждой двери, чтобы оставить или забрать письма. На стенах, на межевых столбах — везде замечаешь ящики, отмеченные пластинкой из красного чугуна, иногда даже мешки, подвешенные на ветвях деревьев, которые почтальон снимает, проходя мимо.

К несчастью, никакого письма от Пата, никакой весточки из дома Маркьюарт на ферму не приходило. С того момента, когда «Гардиан» был замечен на просторах Южных морей, никто не имел о нем никаких сведений.

Бабушка с каждым днем все больше впадала в отчаяние. Пат всегда был ее любимчиком. Она непрестанно говорила о нем. Ведь старушке уже лет-то было немало, и она не знала, сможет ли увидеть внука перед смертью. Малыш старался уверить бабушку в том, что все будет хорошо.

— Он вернется, — твердил Малыш. — Я же его еще не знаю, а ведь нам надо познакомиться, ведь он — член семьи…

— И он полюбит тебя, как и мы все, — отвечала старушка.

— А ведь как хорошо быть моряком, бабушка! Как жаль, однако, что приходится расставаться так надолго! А нельзя ли было бы уходить в море всей семьей?…

— Нет, мой дорогой, нет, и когда Пат ушел в плавание, это доставило мне много горя… Как счастливы те, кто никогда не разлучается!… Наш мальчик вполне мог остаться на ферме… разве мало здесь дел! И нас никогда не мучило бы беспокойство!… Но он не захотел… Господь вернет нам Пата!… Не забывай молиться о нем!

— Нет, бабушка, я не забываю… я молюсь за него и за всех вас!

Полевые работы начались с первых дней апреля. Поскольку земля была еще сырая, а кое-где и мерзлая, то вспахать ее плугом, выровнять катком, проборонить было делом очень нелегким. Приходилось приглашать рабочих со стороны, поскольку Мартин с двумя сыновьями не могли управиться. Действительно, весной, когда подходит время сева, каждый час на счету. А потом еще овощи, да и картофель, который нужно перебрать, чтобы отобрать те клубни «с глазками», что могут дать хороший урожай.

Кроме того, и скот начал покидать стойла. Свиньи уже разбрелись по двору и дороге. Коровы, которых привязывали к колышкам на лужайках, не требовали большого ухода. Утром их отводили на пастбище, а вечером загоняли в стойла. Дойкой занимались женщины. Но оставались еще овцы, всю зиму кормившиеся соломой, капустными листьями и репой. Их надо было перегонять с одного поля на другое. Казалось, Малыш был просто создан стать пастухом этого стада!

У Мартина Маккарти было, как известно, около сотни прекрасных животных отличной шотландской породы, с длинной, скорее сероватой, нежели белой шерстью, с черными мордочками и такими же ногами. Естественно, что, выгоняя их впервые на пастбище, в полумиле от фермы, Малыш был преисполнен гордости за возложенные на него новые обязанности. Жалобно блеявшее войско, находившееся у него в подчинении, собака Бёк, подгонявшая отставших, бараны, шествовавшие во главе стада, ягнята, сгрудившиеся вокруг маток… подумать только, какая ответственность! А если один из подопечных потеряется!… А если волки вдруг появятся в округе!… Нет! С Бёком и ножом, пристегнутым к поясу, юному пастуху нечего опасаться волков.

Он уходил с утра пораньше, захватив большую краюху хлеба, яйцо вкрутую, кусок сала в котомке, чтобы было чем перекусить до ужина. Овец он пересчитывал, выгоняя из стойла и вечером, возвращая на место. Точно так же, как и коз, которые были на его попечении и которых собаки свободно выпускали и впускали во двор.

В первые дни Малыш следовал за стадом, едва солнце показывалось на горизонте. На западе еще мерцали звезды. Он наблюдал за тем, как они постепенно гасли, словно ветер задувал их сверху. И тогда солнечные лучи пробивались, трепеща, сквозь зарю и добирались до него, осыпая сверкающими драгоценными камнями и щебень дороги, и снопы. Он смотрел на окружающие просторы. Чаще всего на соседнем поле господин Мартин и Мердок шли за плугом, оставлявшим позади себя прямую и черноватую борозду. На другом — Сим размеренным движением бросал семена, которые борона тут же прикрывала тонким слоем земли.