Малыш (илюстр) - Верн Жюль Габриэль. Страница 31

Следует помнить, что Малыш, хотя и находился в самом начале жизненного пути, был склонен к познаванию скорее практической сути вещей, нежели того, что может возбудить естественное любопытство. Он, например, не задавался вопросом, каким образом из простого зерна вдруг произрастает колос, но всегда интересовался, сколько зерен может дать ржаной колос, ячменный или овсяный. И когда наступало время жатвы, он давал себе твердое обещание непременно их пересчитать, как он это уже проделал с яйцами на птичьем дворе, и занести полученный результат в свой реестр. Такова была его природа. Он, наверное, пересчитал бы звезды, нежели принялся бы ими любоваться.

Например, он радостно встречал восход солнца, и, пожалуй, не из-за яркого света, а из-за тепла, которым оно заливает мир. Рассказывают, будто бы индийские слоны приветствуют трубными звуками появление дневного светила на горизонте, в этом отношении Малыш был с ними солидарен и удивлялся, почему овцы не встречают восход солнца признательным блеяньем. Разве не оно растапливает снег, покрывающий землю? Почему же в самый полдень, вместо того чтобы смотреть на солнце, эти неразумные существа сбиваются в кучу и стоят, опустив головы так, что видны лишь их спины, образуя то, что называется их «prangells». Нет, решительно, овцы неблагодарные животные!

Чаще всего Малыш целый день оставался один на пастбищах. Иногда, правда, на дороге появлялись Мердок и Сим и останавливались рядом, не для того, конечно, чтобы понаблюдать за пастухом, поскольку ему можно было полностью доверять, а чтобы перекинуться с ним парой слов.

— Эй! — говорили они. — Как твое стадо, трава-то в этом году вроде неплохая?…

— Отличная, господин Мердок.

— А как овцы, все в порядке?

— Все живы-здоровы, Сим… Спроси у Бёка… Ему даже не приходится учить их уму-разуму!

Бёк, не слишком симпатичный, но чрезвычайно умный и смелый пес, стал верным другом Малыша. Когда ребенок обращался к собаке, глядя ей в глаза, Бёк, чей длинный нос начинал подергиваться у коричневого кончика ноздрей, казалось, втягивал в себя его слова. Он весело махал хвостом, прозванным в семье Маккарти «портативным семафором». Два добрых друга, примерно ровесники, жили душа в душу…

С наступлением мая природа расцвела. Участки кормовых трав покрылись густым ковром эспарцета, клевера и люцерны. Однако на засеянных полях появились пока лишь редкие ростки, бледные и слабые, как первые волосики на головке младенца. У Малыша иногда возникало желание подойти и подергать их, чтобы они поскорее росли. И однажды, когда господин Мартин пришел за ним, он поделился с фермером своей великолепной идеей.

— Э, мой мальчик, — усмехнулся фермер, — ты полагаешь, если тебя подергать за волосы, ты быстрее подрастешь?… Нет! Тебе будет больно, только и всего.

— Так, значит, не стоит этого делать?…

— Нет, никогда и никому не нужно причинять вреда и делать больно, растениям в том числе. Пусть наступит лето, пусть поработает природа, и все зеленые побеги дадут великолепные колосья, и мы их скосим, чтобы получить зерно и солому!

— Как вы думаете, господин Мартин, урожай в этом году будет хороший?

— Да! Уже сейчас видно по всем признакам. Зима была хоть и снежной, но все же не слишком суровой, а с наступлением весны было больше солнечных дней, чем дождливых. И если Богу будет угодно, чтобы такая погода продержалась еще три месяца, то урожай с лихвой окупит и налог, и арендную плату.

Тем не менее у земледельцев были и враги, с которыми приходилось бороться. Ах эти прожорливые и вороватые птицы, которыми кишат сельские районы Ирландии! Речь, конечно, не о ласточках, питающихся лишь насекомыми в течение нескольких месяцев. Но вот бесстыжие воробьи-обжоры, эти крылатые мыши, набрасывающиеся на ростки, и особенно, конечно, вороны, наносящие неисчислимый урон! Сколько же бед они причиняют будущему урожаю!

О! Отвратительные пернатые! Как они бесили Малыша! Как они умели поиздеваться над ним! Когда мальчик гнал стадо по пастбищам, то в воздухе было черным-черно — птицы испускали пронзительное карканье и разлетались в разные стороны. Это были какие-то драконы необычайных размеров, и могучие крылья мгновенно уносили их прочь. Малыш устремлялся в погоню. Он натравливал на ворон Бёка, и тот буквально начинал хрипеть от лая. Но что можно сделать с птицами, если не можешь к ним приблизиться? Они подпускают вас шагов на десять, а потом: «Карр!… карр!» — и только их и видели!

Особенно досадовал Малыш на то, что даже пугала, поставленные посреди ржаного или ячменного поля, оказывались бесполезны. Сим сооружал настоящие страшилища, с вытянутыми в разные стороны руками, с туловищами, наряженными в развевающиеся на ветру лохмотья. Детишки бы пришли в ужас от одного их вида; вороны же не обращали ни малейшего внимания! А может быть, придумать какое-то устройство, еще более страшное, но не безголосое? Эта идея осенила нашего героя после долгих раздумий. При сильном ветре пугало, конечно, начинает размахивать руками, но не издает ни звука: а ведь именно звук — главное!

Замечательная мысль, следует признать, и, чтобы ее осуществить, Симу достаточно было укрепить на голове чучела трещотку, которая под порывами ветра начинала вращаться, издавая сильный шум.

Ба! И что же? Первые два дня вороны еще проявляли некоторое удивление и осторожность, но уже на третий они совершенно освоились, и Малыш заметил, что они преспокойно усаживаются на чучело, заглушая своим карканьем шум трещотки.

«Увы, — подумал он, — нет ничего совершенного в этом мире!»

Если не считать мелких неурядиц, дела на ферме шли своим чередом. Малыш был здесь так счастлив, насколько вообще возможно быть счастливым. За долгие зимние вечера он значительно продвинулся в счете и письме. Теперь, возвращаясь на ферму с вечерней зарей, он приводил в порядок свою бухгалтерию. Она включала, кроме порядковых номеров снесенных яиц, цыплят, появившихся в курятнике, с указанием даты их появления на свет и породы. То же самое относилось и к поросятам и кроликам, чрезвычайно плодовитым в Ирландии, как, впрочем, и повсюду. Не слишком простая работа для юного счетовода! Поэтому все были очень признательны Малышу. У бедного сироты был столь практический и методичный склад ума, что все семейство поощряло Малыша в этой работе. Каждый вечер господин Мартин вручал мальчугану, как было условлено, очередной камешек, который тот прятал в глиняный горшок. Эти камешки имели для юного пастуха такую же ценность, как и шиллинги. Ведь в конечном счете деньги не что иное, как предмет соглашения. В том же горшке находилась и замечательная золотая гинея, плата за его дебют в театре Лимерика, о которой, трудно сказать по каким соображениям, он ничего не сказал на ферме. Кроме того, не находя ей употребления, поскольку ни в чем не нуждался, он придавал ей меньше значения, чем тем маленьким камешкам, что служили свидетельством его прилежания и хорошего поведения.

Начиная с последней недели июля, поскольку погода благоприятствовала, стали готовиться к сенокосу. Травы в этом году удались на славу. Все обитатели фермы были поставлены под «косы и вилы». Необходимо было скосить что-то около полусотни акров; это была обязанность Мердока, Сима и двух поденщиков, нанятых на стороне. Женщины должны были раскидать траву для просушки, прежде чем сложить ее в скирды, а затем уже перевезти на сеновал, под крышу. Учитывая сырой климат, легко понять, что нельзя было терять ни одного погожего дня, и уж если погода установилась приличная, то надо этим воспользоваться. Возможно, Малыш и был в течение недели не слишком внимателен к своему любимому стаду, но уж очень ему хотелось помочь Мартине и Китти. Зато с каким жаром он сгребал траву граблями, как ловко возводил он скирды!

Так прошел год — один из самых счастливых для господина Мартина на ферме Кервен. Если бы еще пришла весточка от Пата! Но в остальном… Можно было подумать, что присутствие Малыша приносит счастье. И когда явились сборщики налогов и арендной платы, им было заплачено сполна. На смену довольно теплой и сырой зиме пришла ранняя весна, оправдавшая надежды, возлагаемые на нее фермерами.