Око за око - Александрова Мария А.. Страница 25

— Анечка, — не отпуская руки Анны, только и смог вымолвить Ярыш, — какая же ты прелесть…

Будь у Ярослава сейчас несметные богатства, в этот миг он, не раздумывая, сложил бы их к ногам Анны, а приди она просить прощения, простил бы ей что угодно. Вот только не знала Анна, что до сих пор в душе Ярослава гнездится лютая ненависть к Салтыковым, ведь простил бы, ей-Богу, простил бы даже этих душегубцев, скажи Анна хоть слово.

Но Анюта так ни слова и не произнесла, а дальше для Евсеева все было как в тумане. Позже, очнувшись от этого сна наяву, он так и не мог понять, что же он говорил Анне, что она ему отвечала, хотя точно знал, что, как всегда, они долго болтали. Все, что он помнил, — это нежное Анино тело: приоткрытые для поцелуя влажные губы, упругую девичью грудь, тугие бедра… И слегка спутанные шелковистые волосы Ани, будто впитавшие в себя сладкий аромат цветущей липы…

Глава 20

Пока Ярослав со всей своей пылкостью ночи напролет проводил с прекрасной Анной, Отрепьев времени зря не терял. Григорий сумел перезнакомиться со всей прислугой замка. Он успевал перекинуться парой слов с любителями поболтать, выпить кружку-другую с любителями браги, и ни одна девушка в замке не осталась без его красного словца. Несмотря на неприглядный вид, совсем скоро почти вся прислуга, говоря Гришке «Доброе утро», улыбалась.

Был только один человек, который немного беспокоил Гришку. Хотя, казалось бы, Ян сам привел Гришку с Ярышем в замок, и об Отрепьеве за это время никто слова плохого сказать не мог, Стовойский что-то последнее время косо посматривал на Григория.

Гришка старательно обдумывал происходящее, но какой-то веской причины неприязни Яна он так и не нашел. А раз этой причины не было, значит, вполне возможно, что Стовойский может перемениться. «В конце концов, — думал Отрепьев, — Ян не тот человек, из-за которого так стоит переживать».

Григория волновало другое — в его голове уже совершенно ясно сложился план, как же он осуществит свою давнюю мечту. Сомнения у него были только в одном — рассказать о нем Ярославу или нет? Если Евсеев узнает в последний момент, все будет выглядеть гораздо правдоподобнее. «Да и Ярослав последнее время какой-то странный стал, — рассуждал Гришка, — или ему в конюхах быть понравилось?»

Знал бы Ярослав о муках Отрепьева, подумал бы, что это Гришка сглазил его счастье…

Теперь встречи Ярослава и Анны перестали быть редкостью. Почти каждую ночь тихонько проскальзывала Анюта в уютную комнатенку Ярыша, и вместе с ней он забывал и о своей давней обиде, и о том, что был он сейчас просто-напросто конюхом, и о Гришкиных честолюбивых замыслах.

Так же и в этот раз, выглядывая в окно, чтобы хоть чем-то себя занять, Евсеев дожидался своей ненаглядной. К счастью, ждать пришлось недолго: Ярослав еще даже не успел разозлиться на всех подруг Анны, из-за которых девушка вечно задерживалась, как по едва слышному шороху он догадался, что в комнату кто-то вошел.

— А… — удивленно осекся Ярослав, собираясь произнести «Анечка» — в комнатенку вошла вовсе не Зелинская, а когда первое удивление Евсеева прошло, ему чуть не стало дурно. «И чего это Яну вздумалось приходить ко мне в такой час?»

— Тихо, Ярослав, — попросил Ян, — давай не будем мешать людям спать, — и от этого шепота у Евсеева мурашки по спине побежали. — Разговорчик у меня к тебе есть…

— Тогда выкладывай, с чем пришел, — сразу же решил перейти к делу Евсеев — кто знает, на сколько затянется этот разговор, а в любой момент могла зайти Анна.

— Давай присядем, — попросил Ярослава Ян.

Ярослав, не придав этим словам никакого значения, вслед за Стовойским послушно уселся на скамью. Стовойский тут же к нему подвинулся, и, положив Ярославу руку на колено, почти в самое лицо начал шептать:

— Скажи, Ярослав, ты Гришку хорошо знаешь?

— Да как тебе сказать… — замялся Ярослав, — достаточно. — Странный вопрос Стовойского тут же вызвал у него подозрения. «Неужто Ян что-то заподозрил?»

— Ярыш, скажи откровенно, почему вы с Гришкой почти перестали видеться? — не унимался Ян, и только тут Ярослав заметил, что Стовойский держит свою руку на его колене. Ярослав немного отодвинулся, однако Ян придвинулся к нему снова. Вот тогда страшная догадка озарила Евсеева, но он все еще отказывался в нее верить…

— Да с чего ты взял, что мы с Гришкой не видимся? — обратился Ярослав к Стовойскому. — Видимся мы с ним, прекрасно видимся, — скороговоркой выплеснул из себя Евсеев.

— Видитесь, говоришь? — злобно прошипел Ян. — В корчме ты с Гришкой ни разу не был, ужинаете вы тоже отдельно. Да и для чего ты тогда комнату отдельную у меня просил? Разве для того, чтобы с Гришкой часто видеться?

Если бы на дворе не была ночь, то было бы видно, как сильно Ярослав побледнел при этих словах…

— Ну, Ярыш, выкладывай, кто он, — продолжал свирепствовать Ян. — А я-то, болван, радовался, что ты от Гришки ушел, думал, что из-за меня, комнатенку справил. А ты, оказывается, уже себе приискать кого-то успел…

Во всей этой гневной речи, произнесенной с таким жаром, ничто так не испугало Ярослава, как слово «Он». Только теперь Ярыш начал понимать, чем же ему в свое время так не понравился этот голубоглазый весельчак, что значили его странные взгляды и почему он так старательно помогал Ярославу с Гришкой попасть в замок.

Евсеев настолько растерялся, что даже не знал, что делать. Немало он испытал на своем веку: и смерти в глаза не раз смотрел, и сам убивал, подчинялся и отдавал приказы, хитрил и сам обманывался, да и женщин немало повидал, но вот чтобы его мужик домогался, такого с ним еще ни разу не было!

— Чего ты как в рот воды набрал? Теперь от меня скрывать нечего. Януш, что ли…

Однако договорить Стовойский не успел — дверь неожиданно распахнулась, и в комнату влетела запыхавшаяся Анна. Трудно сказать, кто из всех здесь собравшихся испугался больше всего — то ли Ян, застигнутый врасплох, то ли Анна, до сих пор так старательно скрывавшая свою связь с Ярославом, то ли сам Евсеев, в ужасе ожидавший, что так или иначе, но эта история выплывет наружу.

— Анна? — вытаращив глаза на Зелинскую, удивленно спросил Ян. — Что-то случилось?

— Да ничего не случилось, — заметив смущение Стовойского, сразу пришел в себя Ярослав. — Анна пришла ко мне, не случайно и не в первый раз.

Ян недоуменно смотрел то на Анну, то на Ярослав, будто не веря своим глазам, меж тем Ярослав обратился уже к Зелинской:

— Заходи, Анна, не стой на пороге, — повелительный тон Ярослава тут же привел Анну в чувство, и она присела на лавку рядом с Евсеевыим, подальше от Яна.

— Эх, Ян, разве я тебя когда-нибудь обманывал? — укоризненно произнес Ярослав, заметив испуганные искорки в глазах Стовойского при виде Анны. — Надеюсь, ты все прекрасно понял? Ты сохранишь мою тайну, — кивая на служанку, предложил Евсеев, — а я сохраню твою. Да и Анна забудет о том, что видела тебя здесь этой ночью. Правда, Анюта?

Зелинская поспешно закивала головой, и вслед за ней условия Ярослава принял и Ян.

— Да, конечно… — как же это… я же… — бормотал Стовойский, и, глядя на то, как всегда собранный эконом никак не мог найти подходящих слов, Анна догадалась, что здесь произошло что-то серьезное.

Уже давно закрылась дверь за Стовойским и затихли по коридору его легкие шаги, а Ярослав все никак не мог сбросить с себя навалившееся оцепенение. Погрузившись в мрачные мысли, он тупо смотрел в распахнутое окно, и ничего не понимавшая Анна так и не рискнула его побеспокоить…

Однако, несмотря на мрачные предчувствия и Ярослава, и Анны, а, может быть, и Яна, после этой ночи ничего страшного не произошло. Ярослав по-прежнему служил в конюхах, к нему все так же по ночам приходила Анюта, и никто ни о чем не догадывался. Стовойский все с той же заносчивостью приближенного к Адаму слуги совал свой нос в чужие дела.

Ярослав и Ян по-прежнему желали друг другу доброго утра, Стовойский интересовался, как идут дела на конюшне, и даже, как казалось уже Гришке, последнее время стал как-то дружелюбнее. Евсеев и Стовойский дружно сделали вид, будто ничего не произошло. Изменилось только одно — с тех пор Стовойский никогда не приглашал в «Золотую Бочку» ни Ярослава, ни Григория, и Евсеев ни разу не заметил на себе пристального, пугающего взгляда Стовойского.