Путешествие мясника - Пауэлл Джули. Страница 6

За пару миль до поворота на автостраду мобильный оживает и начинает трястись в своем гнезде для стакана. Я быстро хватаю его и, как ни странно, чувствую мгновенное разочарование, оттого что опять нахожусь в зоне связи.

Двое мужчин. Два сообщения.

Первое: «Как мясо?»

Второе: «Угу».

Неужели и все остальные тоже общаются между собой при помощи кодов? Я моментально расшифровываю оба. Первый мужчина тянет меня к себе на тысяче ниток из обязательств, страха, любви, сочувствия и вины; а второй одним коротким междометием словно командует «К ноге!».

Обоим я отвечаю одинаково: «Еду».

2

Мясо и кости

И только через месяц я их нашла.

Еще один адрес, еще одна долгая поездка, теперь до Кингстона, примостившегося на склоне Кэтскиллских гор. Рано утром я отправляюсь туда в своем «субару аутбек» (да-да, теперь я принадлежу к категории тридцатитрехлетних женщин, ездящих на серебристых «аутбеках», и, заметьте, новых, а не подержанных. Как-то почти незаметно колоритные, отстойные развалюхи остались в прошлом, как и колоритные, до невозможности засранные квартиры). Я нервничаю и почти ни на что не надеюсь, но, едва распахнув стеклянную дверь магазина на Уолл-стрит, понимаю: вот оно!

«Флейшер» — это нечто большее, чем просто мясная лавка. Это почти что рынок, на котором торгуют и душистым мылом из коровьего жира, и местными овощами, разложенными в корзинах на полу, и футболками с гордой надписью: «МЕСТНАЯ ГОВЯДИНА 100 % ТРАВЯНОГО ОТКОРМА». Странное место, как будто не совсем из этого мира. С равным успехом оно может оказаться и банальной мясной лавкой, и штаб-квартирой какого-нибудь политического движения, маскирующейся под банальную мясную лавку. Это не совсем то, о чем я мечтала, потому что такого я даже представить себе не могла.

Я здороваюсь с крупным мужчиной за прилавком. У него длинная рыжая косичка и усы, как у немецкой порнозвезды семидесятых, за очками в проволочной оправе весело поблескивают голубые глазки, а на голове черный берет. Он неожиданно молод, немногим старше, чем я, и, наверное, поэтому у меня достает духу заговорить:

— Меня зовут Джули, и я… — В последний момент я обрываю тщательно отрепетированную фразу. — Хотите честно? Я мечтаю научиться превращать коров в бифштексы.

Удивленно поднятые брови:

— Жесть.

Мясника зовут Джошуа. Он приглашает меня зайти в подсобку и посмотреть, как он будет разделывать тушу свиньи. А потом угощает свиной котлетой, вкуснее которой я в жизни не пробовала.

* * *

— Ну что ж, chica [1], для начала разделай-ка вот этих паршивцев.

Джошуа швыряет на разделочный стол еще два здоровых куска свиной туши вдобавок к тем, что уже лежат передо мной. Задние ноги еще с копытами — или у хрюшек это называется не «копыта», а как-то иначе? — и толстой шкурой, на которой видны переплетение вен, крупные поры и несколько уцелевших жестких волосков. По форме эти конечности напоминают гигантские куриные ножки, что, впрочем, и понятно.

— Смотри на Тома, — советует Джошуа, уходя в торговый зал. — Он покажет тебе, что делать.

Сегодня первый день моего ученичества в мясной лавке. Проснулась я в шесть утра. Может, для вас это в порядке вещей, но лично для меня вылезти утром из постели — огромная проблема. Иногда мне кажется, что если бы не собака, с которой надо гулять, и не кошки, которых надо кормить, я бы так и не вставала до самого вечера. И Эрик такой же. Он даже не шевельнулся, когда я выбралась из-под одеяла и отправилась в душ. В семь я уже сидела в машине, направляясь на север, и сейчас, в пять минут десятого, завязываю на спине белый фартук и снимаю с прибитой на стену магнитной полоски нож.

Мимо опять проносится Джош. Он постоянно находится в движении, курсирует из одного конца лавки в другой, от кухни к холодильнику, от заднего входа к торговому залу: раскладывает товар на витринах, подписывает накладные, подтаскивает куски туш на разделку, следит за набивкой колбас, выскакивает на задний двор перекурить. Этот здоровый, как медведь, парень с зычным голосом и неистощимым запасом грубоватых шуточек напоминает мне дикого зверя, запертого в просторной и удобной клетке: он неплохо себя в ней чувствует, но все-таки непрерывно расхаживает взад-вперед. На секунду я пытаюсь представить себе этого здоровяка одетым в костюм и галстук и втиснутым в крошечный офис и, не выдержав, громко смеюсь.

— На голову у тебя что-нибудь есть? — на ходу спрашивает он и тычет пальцем в свой берет.

— Ах да, я ведь принесла!

Я бегу в небольшой закуток за первой холодильной камерой, где стоят стол и стулья и где я оставила свои вещи. Мне приятно, что в первый же день я не забыла захватить головной убор, да еще такой изумительный — кожаную широкополую новозеландскую шляпу, которая сидит на мне так, словно я в ней родилась. Я ношу ее, залихватски сдвинув набок. Эту драгоценную шляпу я теряла и снова находила столько раз, что невольно вспомнишь поговорку: «Бог заботится о дураках и пьяницах», но мне всегда не хватало повода ее надеть. Зато теперь я буду на законном основании щеголять в этом замечательном головном уборе целый день и именно в нем лихо рассекать на части огромные туши — картина получается до того соблазнительной и сексуальной, что у меня сладко замирает сердце. Нацепив шляпу, я почти бегом возвращаюсь к столу, где Том, высокий и немного сутулый человек с черными усами и простоватой ухмылкой, подтягивает к краю уже вторую свиную ногу. Том здесь — главный мастер, он работает мясником всю жизнь, и этим же занимался его отец. Когда несколько лет назад Джош решил открыть мясной магазин, он знал об этом деле немного: только то, что сумел запомнить еще в детстве, когда несколько раз бывал в кошерной мясной лавке у своего деда в Бруклине. Поэтому он и нанял Тома: тот должен был не только рубить мясо, но и учить этому прочих работников. В число коих сейчас вроде бы собираюсь войти и я.

— Сначала отделяем ножку. — Обхватив копытце левой рукой, Том правой быстро делает сверху круговой надрез прямо по первому суставу, после чего одним ловким скручивающим движением отделяет ножку и бросает ее на стол. — Давай, теперь ты. Это просто.

Я подтягиваю ногу поближе, тщательно ощупываю ее, чтобы определить местоположение сустава, и, рассекая толстую шкуру и мясо, надрезаю по кругу. Ошибка: лезвие упирается в кость.

— Блин!

Том ухмыляется:

— Пошевели ее. Подвигай.

Ухватившись за копыто, я пытаюсь потрясти ногу и понимаю, что имел в виду Том: так проще определить, где скрывается сустав. Сделав еще парочку неверных ударов, я наконец-то попадаю ножом в хрящ и просовываю кончик лезвия в щель между костями. Несколько пилообразных движений — и копытце остается у меня в руке. Я бросаю его на стол. Задание выполнено, хоть и не слишком ловко.

— Готово.

— Теперь голяшка. Можно, конечно, отрезать ленточной пилой, но это для задротов.

— Я как раз задрот и есть! Я без претензий.

— Нет уж, посмотри, как это делают настоящие пацаны.

Он легко проводит ножом вокруг ноги, просто намечая разрез примерно в том месте, которое у человека мы бы назвали основанием ягодицы, а потом перехватывает нож по-другому: поворачивает его лезвием к себе, а рукоятку зажимает в кулаке так, что мизинец охватывает ее основание. Согнув руку в локте под прямым углом, Том втыкает нож в мясо и, держа его почти вертикально, тянет на себя до тех пор, пока кончик не упирается точно в сустав. Несколькими едва заметными движениями он вскрывает его и завершает разрез. Работа сделана, голяшка летит на стол.

— Это называется «захват пистолетиком», — поясняет он.

Я киваю, хотя и не понимаю, при чем здесь огнестрельное оружие. По-моему, больше всего такой прием подошел бы маньяку-убийце из какого-нибудь ужастика.

— А еще этот нож называют «оставляющий вдов», — хихикает Том и делает жест, как будто хочет вонзить лезвие себе в пах. — С ним надо поосторожнее. Чуть-чуть не рассчитаешь силу — и он войдет в тебя, как в масло.

вернуться

1

Малышка (исп.).