Шестая жена короля Генриха VIII - Мюльбах Ф.. Страница 27

Джон Гейвуд, скрытый портьерой и наблюдавший за всем, не мог побороть в себе некоторый ужас при виде этих четырех мужчин, суровые и мрачные лица которых свидетельствовали о полном отсутствии в их душе всякого проблеска сострадания и милосердия.

– Ваше величество, – сказал Гардинер, когда король медленно опустился на оттоманку, – дозвольте нам прежде всего испросить благословение Господа Бога нашего на эти минуты совещания. Господь, олицетворяющий Собою любовь, а также и гнев, да просветит и благословит нас!…

Король набожно сложил руки, но в его душе нашла место только молитва гнева.

– Помоги мне, о Боже, наказать всех Твоих врагов и истребить повсюду нарушивших Твои законы! – пробормотал он.

– Аминь! – произнес Гардинер, серьезно и торжественно повторив слова короля.

– Пошли нам молниеносные стрелы Твоего гнева, – молился Райотчесли, – чтобы мы могли научить людей признавать Твою власть и Твое могущество!

– А теперь, милорды, скажите мне, как все обстоит в моем государстве и при моем дворе? – воскликнул король, глубоко вздохнув.

– Дурно, – сказал Гардинер. – Неверие по?прежнему подымает свою голову. Оно подобно дракону, у которого тотчас вместо отрубленной головы вырастают две новые. Достойная проклятия секта реформистов и богоотступников увеличивается с каждым днем; наши тюрьмы уже не вмещают их, а когда мы тащим их на костры, они умирают с таким мужеством, с такой радостью, что это создает еще новых прозелитов, новых еретиков.

– Да, дело обстоит плохо, – сказал лорд?канцлер Райотчести. – Напрасно мы обещали милость и прощение тем, кто вернется к нам с сокрушением и раскаянием; они смеются над нашей милостью и предпочитают мученическую смерть королевскому прощению. К чему нам послужило сожжение Миля Ковор?даля, дерзнувшего перевести Библию? Его смерть, подобно набату колокола, только пробудила других фанатиков; и теперь эти книги – мы даже не можем понять и сообразить, откуда они появляются, – наводнили всю страну, дав нам в настоящее время более четырех переводов Библии; народ читает их с жадностью, и ядовитое семя познания и вольнодумия с каждым днем дает все более сильные и вредные ростки.

– Ну, а что скажете вы, граф Дуглас? – спросил король, когда лорд?канцлер замолчал. – Эти благородные лорды рассказали мне о том, что делается в моем государстве, теперь расскажите мне, что делается при моем дворе?

– Ваше величество! – ответил граф Дуглас медленно и торжественно, словно он хотел, чтобы каждое его слово вонзилось в грудь короля, как ядовитая стрела. – Народ только следует примеру, который подает ему двор. Как вы можете требовать веры от народа, если сам двор смеется над этой верой, если неверующие находят пособников и защитников при дворе?

– Вы обвиняете, но не называете имен, – с нетерпением сказал король. – Кто осмеливается при моем дворе быть защитником еретиков?

– Кранмер, епископ кентерберийский, – сказали все трое как бы в один голос.

Лозунг был произнесен, знамя кровавой борьбы было поднято.

– Кранмер? – в раздумье повторил король. – Он был всегда моим верным слугой и заботливым другом. Ведь это он тогда освободил меня от недостойного брака с Екатериной Арагонской, он же предостерег меня от Екатерины Говард и дал мне доказательства ее вины. В каком же преступлении вы обвиняете его?

– Он не признает шести статей*, – тихо сказал Гардинер, причем его лукавое лицо приняло выражение мрачной ненависти. – Он отрицает тайную исповедь и не верит, что добровольно принятый обет обязывает к целомудрию.

– Если это так, то он – государственный изменник! – воскликнул Генрих VIII, любивший облекать священным покровом почтения к целомудрию и непорочности свою собственную порочную и нецеломудренную жизнь, причем ничто так не раздражало его, как встреча другого лица на этом порочном пути, который он, благодаря своему королевскому могуществу и власти, данной от Бога, проходил совершенно безнаказанно. – Если это так, то Кранмер – государственный изменник и моя карающая рука должна поразить его! – еще раз гневно повторил король. – Я сам дал моему народу шесть статей как священный символ веры и не потерплю, чтобы кто?либо хулил и пятнал это единственно верное и истинное учение. Но вы ошибаетесь, милорды. Я знаю Кранмера, он надежный и верующий человек.

* Билль о шести статьях был издан в 1539 г. Он упразднял монастыри и показывал, что религия – не дело индивидуальной совести, а представляет собою национальный интерес, нарушение которого является уголовным преступлением. На основании этого акта было обвинено и казнено немало протестантов.

– И все же именно он поддерживает еретиков в их упрямстве и закоренелости, – сказал Гардинер. – Именно он мешает этим отступникам, хотя бы из боязни Божьего гнева, вернуться к своему светскому и духовному владыке. Кранмер проповедует им, что Бог есть любовь и милосердие; он учит их, что Христос пришел на землю, чтобы принести людям любовь и прощение грехов, и что только те истинные последователи и слуги Христа, кто следует Его заветам любви. Разве вы не видите, ваше величество, в этом тайной и скрытой жалобы против вас лично? Прославляя всепрощающую любовь, Кранмер в то же время как бы порицает ваш справедливый и карающий гнев.

Генрих VIII ответил не тотчас, а сперва в раздумье серьезно смотрел пред собой. Фанатический священнослужитель зашел слишком далеко и, не подозревая того, сам явился в настоящую минуту обвинителем короля.

Граф Дуглас почувствовал это. Он прочел на лице Генриха, что тот впал в состояние сокрушения, которое овладевало им иногда, когда он заглядывал в свой внутренний мир. Надо было разбудить дремавшего тигра и показать ему добычу, чтобы снова сделать его кровожадным.

– Было бы хорошо, если бы Кранмер проповедовал только христианскую любовь, – сказал он. – В таком случае он был бы только преданным слугой своего повелителя и сторонником своего короля. Но он дает людям отвратительный пример непослушания и предательства; он не признает истины шести статей не только на словах, но даже и на деле. Вы, ваше величество, приказали, чтобы служители церкви оставались холостыми, а архиепископ кентерберийский женат.

– Женат? – воскликнул король с лицом, пылающим гневом. – Я накажу этого преступника против моих священных законов. Служитель церкви, целая жизнь которого должна быть не чем иным, как священным созерцанием, бесконечной беседой с Богом, священник, высокое назначение которого должно заставить его отказаться от всех физических наслаждений и земных желаний, – и вдруг женат! Я заставлю его почувствовать всю силу моего королевского гнева; теперь он узнает по личному опыту, что правосудие короля неумолимо и всегда поражает голову виновного, кто бы он ни был.

– Ваше величество! Вы олицетворяете собой справедливость и мудрость! – воскликнул Дуглас. – Ваши верные слуги прекрасно понимают, что если иногда королевское правосудие медлит карать виновных, то это случается не по вашей воле, а благодаря вашим слугам, дерзающим удерживать карающую руку.

– Когда и где могло это случиться? – спросил Генрих, причем его лицо покраснело от гнева и возбуждения. – Кто – преступник, которого я не наказал? Где живет в моем государстве существо, согрешившее против Бога или своего короля и еще не наказанное мною?

– Ваше величество, – торжественно произнес Гардинер, – Мария Аскью еще живет.

– Она живет, чтобы порицать вашу мудрость и осмеивать ваше священное учение! – воскликнул Райотчесли.

– Она живет потому, что архиепископ Кранмер не желает ее смерти, – сказал Дуглас, пожимая плечами.

Король разразился коротким, неприятным смехом.

– Ах, вот что? Кранмер не желает смерти Марии Аскью? – язвительно сказал он. – Он не желает, чтобы была наказана эта девушка, так ужасно согрешившая против своего короля и Бога?

– Да, она очень виновна, и тем не менее прошло уже два года после ее преступного деяния. И это время использовано ею на то, чтобы кощунствовать над Богом и смеяться над королем, – заметил Гардинер.