Шестая жена короля Генриха VIII - Мюльбах Ф.. Страница 40
– Конечно же нет, – ответила Елизавета с очаровательным детским смехом. – Ведь я знаю, что бумаге опасно доверять такие тайны. Я только написала Кранмеру, чтобы он явился в полном облачении, так как я должна исповедаться ему в страшной тайне.
– Да благословен будет Бог! Не все еще погибло! – вздохнул Сеймур.
– Ну, что же? Я не понимаю тебя! – сказала принцесса. – Ты не протягиваешь мне руки? Ты не торопишься идти со мной в часовню?
– Скажи мне, заклинаю тебя, скажи мне только одно, – воскликнул Сеймур, – говорила ли ты когда?нибудь архиепископу о твоей, то есть – о нашей любви? Проронила ли ты в его присутствии хоть звук из того, что обуревает наши сердца?
Она глубоко покраснела под его пристальным взглядом и шепнула:
– Не брани меня, Сеймур, но мое сердце слабо и трусливо, и, сколько раз я ни пыталась выполнить эту священную обязанность и чистосердечно исповедаться архиепископу во всем, я так и не могла сделать это! Слова замирали у меня на устах, словно невидимая сила сковывала мой язык!
– Значит, Кранмер ничего не знает?
– Нет, Сеймур, он еще ничего не знает! Но теперь он должен все узнать! Теперь мы подойдем к нему и скажем ему, что мы любим друг друга. Мы умолим и упросим его благословить наш союз и соединить наши руки!
– Невозможно! – воскликнул Сеймур. – Этого никогда не может быть!
– Как? Что ты говоришь? – с удивлением спросила Елизавета.
– Я говорю, что Кранмер никогда не совершит этого! Ведь было бы глупостью и преступлением исполнить твою просьбу. Я говорю, что ты никогда не можешь стать моей женой!
Принцесса широко открытыми глазами посмотрела на него, а затем спросила:
– Разве ты не говорил мне, что любишь меня? Разве я не поклялась тебе, что люблю тебя? Так разве мы не должны повенчаться, чтобы освятить союз наших сердец?
Под взглядом ее невинных, чистых глаз Сеймур покраснел и потупился. Принцесса не поняла, что он покраснел от стыда, и так как он молчал, то она подумала, что он побежден.
– Пойдем же, – сказала она, – пойдем, Кранмер ждет нас! Сеймур снова поднял свой взор и в ужасе посмотрел на нее.
– Да разве ты не видишь, – сказал он, – что все это просто сон, которому никогда не суждено стать действительностью? Разве ты не чувствуешь, что эта прекрасная фантазия твоего благородного и великодушного сердца никогда не осуществится? Как? Да разве ты не знаешь своего отца, разве ты не знаешь, что он уничтожит нас обоих, если мы решимся так надругаться над его отцовским и королевским авторитетом? Твое происхождение не спасло бы тебя от разрушительной силы его ярости, потому что ты сама знаешь, насколько непреклонен и беспощаден он в гневе; и голос крови не так громко звучит в нем, чтобы заглушить рев бешенства. Бедная детка! Ты?то уже испытала это! Вспомни только, с какой жестокостью он выместил на тебе предполагаемую вину матери, как его злоба на жену обрушилась на тебя – ее и его дочь! Вспомни, что он отказал дофину Франции в твоей руке, но не ради твоего счастья, а потому, что ты якобы не достойна такого высокого положения. И после таких доказательств его жестокой ненависти ты хочешь решиться кинуть ему в лицо подобное дерзкое оскорбление? заставить его признать подданного, слугу своим сыном?
– Но ведь этот слуга является братом английской королевы! – застенчиво сказала Елизавета. – Мой отец слишком любил Джэйн Сеймур, чтобы не простить ее брату!
– Ах, ты не знаешь своего отца! У него нет памяти, а если и есть, то только для мести за оскорбление или провинности, но никак не для награды за любовь и преданность. Король Генрих был бы способен приговорить к смерти дочь Анны Болейн и отправить на эшафот или в застенок братьев Екатерины Говард, потому что обе эти королевы когда?то причинили страдание его сердцу. Но он не простит мне самого малейшего проступка несмотря на то, что я являюсь братом королевы, которая до конца своих дней верно и нежно любила его. Но я говорю не о себе. Я – солдат и достаточно часто смотрел прямо в глаза смерти, чтобы испугаться ее теперь. Я говорю о тебе, Елизавета! Ты не должна погибнуть таким образом. Твоя благородная головка не должна лечь на плаху; ей предназначено носить королевскую корону. Тебя ожидает более возвышенное счастье, чем любовь; тебе суждены слава и власть! Я не смею лишать тебя такой гордой будущности. Принцесса Елизавета, как бы заброшена и осмеяна ни была она теперь, все?таки может стать когда?нибудь английской королевой, графиня же Сеймур – никогда; она сама лишает себя прав на престолонаследие! Так следуй же своему высокому предназначению. Граф Сеймур отступает пред троном!
– Это значит – вы отталкиваете меня? – спросила Елизавета, гневно топнув ногой. – Это значит, что для гордого графа Сеймура отверженная королевская дочь кажется недостойной его графской короны? Значит, вы не любите меня!
– Нет, это значит, что я люблю тебя больше самого себя, лучше и чище, чем мог бы любить тебя какой?либо другой мужчина, – горячо произнес Сеймур. – И эта любовь так велика, что она заставляет замолкнуть во мне весь эгоизм и честолюбие и не позволяет думать о чем?либо, кроме твоей будущности!
– Ах! – печально вздохнула Елизавета. – Если бы ты действительно любил меня, ты не стал бы рассуждать, не видел бы везде опасности и не испугался бы смерти. Ты не мог бы ни о чем думать и рассуждать, кроме как о своей любви!
– Именно потому, что я думаю только о любви, я не могу не думать о тебе, – ответил Сеймур. – Я думаю, что ты должна быть великой, могущественной и лучезарной и что на пути к этому я должен протянуть тебе руку опоры. Я думаю о том, что в будущем моей королеве может понадобиться полководец, который обеспечит ей победу, и что этим полководцем мог бы быть я. Если же ты достигнешь этой цели, если ты станешь королевой, тогда ты будешь иметь достаточную власть, чтобы превратить подданного в своего супруга; тогда в твоей власти будет сделать меня самым гордым, самым счастливым и достойным зависти человеком. Так протяни же мне руку тогда, и я возблагодарю и восхвалю Бога за то, что Он так награждает меня; и всю мою жизнь я положу на то, чтобы дать тебе все счастье, на которое ты имеешь столько права!
– А до того времени? – печально спросила принцесса.
– До того времени мы должны терпеть и любить друг друга! – воскликнул граф, нежно привлекая ее в свои объятия.
Она мягко отстранила его и спросила:
– Будешь ли ты мне верен до того времени?
– Я останусь верным тебе до самой смерти!
– Мне говорили, что ты женишься на герцогине Ричмонд, чтобы положить этим конец старинной ненависти Говардов и Сеймуров.
Томас Сеймур нахмурил лоб, и его лицо стало мрачным.
– Поверь мне, эта ненависть непобедима, – сказал он, – и уничтожить ее не смогли бы никакие брачные узы. Это – старинное наследие нашего рода, и я твердо решил не отказываться от него. Я так же не женюсь на герцогине Ричмонд, как Генри Говард не женится на моей сестре, графине Шрисбюри.
– Поклянись мне в этом! Поклянись, что ты говоришь правду и что эта гордая, кокетливая герцогиня никогда не будет твоей женой! Поклянись мне в этом всем, что тебе свято!
– Клянусь тебе в этом моей любовью! – торжественно воскликнул Томас Сеймур.
– Теперь у меня по крайней мере хоть одной заботой будет меньше! – вздохнула Елизавета. – Тогда мне не к чему быть ревнивой. Но не правда ли, мы будем часто видеться? Мы оба будем свято хранить тайну этой башни и после дней лишений и огорчений будем проводить здесь ночи, полные блаженных радостей и сладких восторгов? Но почему ты улыбаешься, Сеймур?
– Я улыбаюсь потому, что ты чиста и невинна, как ангел, – сказал он, почтительно целуя руку принцессы. – Я улыбаюсь потому, что ты – благородный, дивный ребенок, которому надо поклоняться и которого следует обоготворять подобно языческой богине Весте! Да, моя дорогая, любимая детка! Мы, как ты сказала, будем проводить здесь ночи, полные блаженной радости, и пусть я буду отвержен и проклят, если окажусь когда?нибудь способным обмануть то высокое и невинное доверие, которым ты даришь меня, и смутить твою ангельскую чистоту!