Шестая жена короля Генриха VIII - Мюльбах Ф.. Страница 76

– Король не есть особа, которую можно оскорбить! – заметил Гардинер. – Король – это возвышенная идея, это – могущественное, всеобъемлющее понятие. Кто оскорбляет короля, тот оскорбляет в его лице Богом установленную королевскую власть, мировую идею, которою держится весь мир!

– Кто оскорбляет короля, тот оскорбляет Самого Бога! – крикнул Генрих VIII. – Рука, посягающая на нашу корону, должна быть отсечена, а язык, поносящий имя короля, должен быть вырван!…

– В таком случае отрубите им руки, изувечьте их, но не убивайте! – страстно воскликнула Екатерина. – Исследуйте по крайней мере, действительно ли вина этих несчастных так тяжела, как доложено вам. О, в наши дни легко быть обвиненным в государственной измене или кощунстве! Для этого достаточно одного неосторожного слова, достаточно усомниться не в Боге, нет, а в Его священнослужителях или в той церкви, которую вы, мой супруг, воздвигли. Ее своеобразная, горделивая постройка является такой новой, непривычной, что многие впадают в сомнение и спрашивают, что это: храм ли Божий или королевский дворец; люди теряются в лабиринте проходов и не умеют найти выход!

– Если бы у них была вера, они не блуждали бы, и если бы Бог был с ними, выходы не были бы закрыты для них! – торжественным тоном заметил Гардинер.

– О, я знаю, что вы всегда неумолимы! – в негодовании воскликнула Екатерина. – Но я ведь и не к вам обращаюсь с просьбой о милости, а к королю; вам же, ваше высокопреосвященство, проповеднику христианской любви, более подобало бы присоединиться к моим просьбам, нежели побуждать к жестоким поступкам благородное сердце короля. Вы – священник, и собственный жизненный опыт убедил вас, что к познанию Бога ведут различные пути и что мы подчас сомневаемся и заблуждаемся, который из этих путей есть истинный и праведный!

– Как? – воскликнул король, вскакивая со своего сиденья и глядя на Екатерину злобным взором. – Вы, значит, того мнения, что и еретики находятся на одном из путей, ведущих к Богу?

– Я того мнения, – страстным тоном воскликнула Екатерина, – что Иисуса Христа также признали богохульником и предали смерти, а святого Стефана побили камнями; однако теперь обоих считают святыми и молятся им. Я полагаю, что Сократ не будет осужден на вечное мученье только за то, что жил до пришествия Христа и, следовательно, не мог исповедовать Его веру. Я убеждена, что Горация, Юлия Цезаря, Фидия и Платона нужно причислить к величайшим и благороднейшим умам, несмотря на то, что они были язычники! Да, мой супруг и король, я того мнения, что в вопросах религии нужно проявлять терпимость и не навязывать веру как бремя, а, наоборот, силою убеждения даровать ее как благодеяние!

– Итак, вы не считаете этих обвиняемых преступниками, достойными смертной казни? – спросил Генрих с деланным спокойствием.

– Нет, мой супруг! Я считаю их бедными, заблудшими людьми, ищущими праведного пути, по которому они желали бы идти, – твердо сказала Екатерина.

– Довольно! – воскликнул король, после чего знаком подозвал к себе Гардинера и, опираясь на его руку, прошел по комнате несколько шагов. – Не будем больше говорить об этих вещах, они слишком серьезны для того, чтобы обсуждать их в присутствии нашей юной, жизнерадостной супруги. Сердце женщины всегда склонно к прощению и милосердию. Об этом вы должны были подумать, Гардинер, и не возбуждать разговора о подобных вещах в присутствии королевы!

– Ваше величество, это – час, назначенный вами для обсуждения подобных дел!

– Это – назначенный час? – живо воскликнул король. – В таком случае мы неправы, что отвлеклись от серьезных занятий, и вы простите меня, королева, если я попрошу вас оставить меня с архиепископом наедине. Государственные дела нельзя откладывать!

Он предложил Екатерине руку и проводил ее до дверей, передвигаясь с усилием, но сохраняя на устах ласковую улыбку.

Когда она остановилась, вопросительно и ласково засматриваясь в его глаза и как бы желая спросить о чем?то, он сделал нетерпеливое движение и нахмурил лоб, после чего поспешно сказал:

– Уже поздно, и у нас государственные дела.

Екатерина не решилась заговорить; она молча поклонилась и вышла из комнаты.

Король злобно и мрачно посмотрел ей вслед, а затем обратился к Гардинеру:

– Ну? Что вы думаете относительно королевы?

– Я думаю, – ответил Гардинер медленно, как бы отчеканивая каждое слово и желая, чтобы оно врезалось в впечатлительную душу короля, – я думаю, что она не считает преступниками тех, которые называют исчадием ада святую книгу, написанную вами, ваше величество; кроме того она относится с симпатией к еретикам, не желающим признавать ваше главенство над церковью!

– Клянусь Пресвятой Богородицей, Екатерина сама была бы единомышленницей моих врагов, если бы не была моей супругой! – воскликнул король, возбужденный гневом, который начинал клокотать в нем подобно лаве в вулкане.

– Она и теперь – их единомышленница, несмотря на то, что она – ваша супруга! Она полагает, что ее высокое положение ограждает ее от вашего справедливого гнева и делает ее неприкосновенной, а потому она делает и говорит такие вещи, которые для всякого другого человека считались бы гнуснейшей государственной изменой!

– Что же она делает и говорит? – воскликнул король. – Говорите мне все без утайки, ваше высокопреосвященство! Полагаю, что мне, как ее супругу, надлежит знать все, что делает и говорит Екатерина!

– Ваше величество, королева – не только тайная покровительница еретиков и реформаторов, но и сообщница их. Она с рвением прислушивается к словам лжеучителей и допускает в свои покои этих Богом проклятых проповедников, чтобы слушать их фанатические сатанинские речи. Она отзывается об этих еретиках, как о христианах и истинно верующих; Лютера она считает светочем, посланным в мир Самим Богом, дабы он светом правды и любви озарил тьму и неправду церкви. И это того самого Лютера, ваше величество, который дерзнул писать вам оскорбительные, гнусные письма, грубым способом издеваться над вашей мудростью и вашим королевским величием!

– Екатерина – еретичка, это ясно! – крикнул король. Вулкан созрел, и кипящая лава готова была прорваться каждую минуту. – Она – еретичка, это очевидно! – повторил король. – А мы ведь поклялись истреблять в нашей стране всех богоотступников!

– Королева отлично знает, что застрахована от гнева вашего величества, – заметил Гардинер, пожав плечами. – Она кичится тем, что она – королева и что в сердце ее величественного супруга чувство любви сильнее веры!

– Никто не должен считать себя застрахованным от моего гнева и никто не должен кичиться уверенностью, основанной на моей любви! Она – гордая, самонадеянная женщина! – воскликнул Генрих, бросая взгляд на шахматную доску, и воспоминание о проигранной партии еще более возбудило его злобу. – Она дерзает противоречить нам и иметь волю иную, кроме нашей. Клянусь Пресвятой Богородицей, мы попытаемся сломить ее упорство и заставить согнуть гордую голову пред нашей волей. Я докажу всему миру, что Генрих Восьмой, король Англии, по?прежнему непоколебим и неподкупен! Я докажу еретикам, что я – воистину защитник и покровитель религии и веры в моем государстве, что никто не стоит на такой высоте, которая была бы недосягаема для моего гнева, и что нет человека, чьей головы не мог бы коснуться карающий меч справедливости. Королева – еретичка. Но мы поклялись истреблять еретиков и огнем и мечом и будем верны нашей клятве.

– Да ниспошлет Господь на вас благословение и увенчает вас славою; а церковь будет вас прославлять за это, как славного пастыря и своего главу.

– Быть по сему! – сказал Генрих, после чего быстрыми, почти юношескими шагами поспешил к своему письменному столу и торопливо написал несколько строк.

Гардинер стоял посреди комнаты, сложив руки, а его уста шептали молитву, между тем как его пламенный взор, казалось, стремился проникнуть в душу короля.

– Вот бумага, ваше высокопреосвященство, – сказал Генрих, – возьмите ее и сделайте все необходимое. Это – приказ об аресте, и, раньше чем наступит ночь, королева должна быть заключена в тюрьму!