Тень тибета - Городников Сергей. Страница 17

Было душно, и плотный китайский халат Далай?ламы был раскрыт на полнеющей груди. Первый иерарх передал, вернул ему через Панчен?ламу подзорную трубу. Все терпеливо ждали, когда правитель выскажется. Он отложил трубу в ноги и рассеяно потёр одна о другую узкие ладони, как если бы их коснулся холод.

– У них есть чему поучиться, у этих пришельцев из Европы, – после хмурого размышления объявил он о своих выводах. – Не следует с ними портить отношений. Пусть прибывший от них миссионер не чувствует, что ему мешают. Хотя он, разумеется, не тот, за кого себя выдаёт, явно осуществляет здесь военную разведку. Но непосредственная опасность сейчас не в европейцах, они на крайнем юге Индии. – Чёрные глаза его блеснули. – Главная опасность надвигается из Китая. Сбываются худшие мои предположения. Манчжуры смогли покорить его и не исчерпали своих сил воинственных варваров. Их натиск теперь распространится на соседей, в том числе и на нас. Как никогда нам важно искать союзников против манчжур. Земли русского царя на востоке окажутся под такой же непосредственной угрозой, как и наши, он должен быть этим обеспокоен. Пусть паломники калмыки, которые признали себя его подданными, отвезут ему моё послание и подарки.

Он замолчал, ожидая высказываний по поводу сделанных предложений.

– У меня возникает сомнение, – раздельно произнося слова, негромко заметил самый пожилой из советников. – Для нас манчжуры стали основной опасностью. Но, может быть, у русского царя другие опасности на первом месте? Тогда неверно выбранные подарки не произведут на него нужного нам впечатления. Если он не увидит в них нашу силу, он не решится на сближение с нами против манчжур.

– В числе прочих подарков мы отправим к нему Тень Тибета, – напомнил всем тайный советник. – Он прошёл посвящение служения правителю, и потому будет неосознанно стремиться стать полезным и близким царю.

Далай?лама тяжело молчал, побуждая тайного советника продолжить, выслушивал не вмешиваясь.

– Даже если мы не получим поддержку сейчас, надо думать о грядущем. Душа наша будет возрождаться в следующих поколениях и когда?нибудь увидит желание русских царей сблизиться с Далай?ламой Тибета. Мы должны бросить зерно, из которого начнут прорастать всходы завтра. Пусть не мы, не сейчас пожнём эту жатву...

Он выразительно прервал речь, давая понять, что завершение мысли очевидно.

– Великий, – нетвёрдым голосом сказал самый пожилой советник. – Всё ли посвящение прошёл этот юноша? Не окажется ли он неуправляемым?

Панчен?лама с пониманием улыбнулся.

– Женщина?

Пожилой советник размеренным кивком седой головы подтвердил его догадку. И продолжил:

– Насколько я слышал о нём, это так.

– Окончательно подобных юношей делает мужчинами испытание несчастьем, которое приносит первая женщина, – согласился Далай?лама. – Прошёл ли он такое испытание?

Он перевёл хмурый взор на тайного советника. Тот уважительным поклоном головы показал и своё согласие с замечанием.

– Насколько мне известно, у него не было времени на женщин, – признал он справедливость услышанного. – Он замкнут, и нет свидетельств, что ими увлекался. В этом вся сложность. Он их не знает и не желает искать с ними знакомства.

Все невольно обратили взоры к Панчен?ламе, ожидая и его высказывания для принятия определённого решения.

– Кажется, он хотел стать помощником своего приёмного отца, мастера, – с улыбкой добродушия заметил Панчен?лама. – У него должно быть воображение. Заденьте воображение подходящей женщиной, и страсть прожжёт его душу, надолго испепелит сердце. Если он выживет, его чувства попадут в рабство к рассудку. И ни одна женщина не сможет взять над ним власть, использовать его в своих целях.

Никто больше не предлагал иных советов, как будто лучшего предложить было невозможно. Все застыли в ожидании, что решит правитель.

– Что есть человек перед нуждами государства? – Далай?лама слово в слово повторил сказанное когда?то. И опять, точно сам себе, ответил твёрдо и хмуро: – Символ и тень.

Удача тем временем удалялся от шумного базара, направлял коня улочками и переулками к улице ремесленников. Она была протяжённой и обустроенной. Заказы дворца и столичных жителей, множества приезжих и проезжих купцов, скупка ими самых разных изделий давали мастеровым людям доходы для сносного, безбедного существования. Удача выбирал кратчайший путь к дому Одноногого мастера и, выезжая из последнего закоулка, услышал остервенелый лай собак. У каменного забора нужного ему двора он увидел ватагу малолетних оборванцев, взгляда на которых было достаточно, чтобы угадать в них представителей одной из горных тибетских народностей. Под руководством высокой толстухи они охотно ругались и швыряли за забор мелкие камни. Толстуха с приплюснутым крупным носом решительно упирала руки в широкие бёдра, а за ней покорно стояли двое морщинистых сухопарых мужчин лет по сорока, внешне похожих, как бывают похожи близнецы братья.

Приближаясь к ним, Удача мог с седла заглядывать за забор и хорошо видеть, что творилось в подворье. Стоило одному или нескольким из оборванцев забраться на каменную ограду и сделать вид, что собираются спрыгнуть во двор, как лающие псы из породы горных охранников стад овец и коз свирепо устремлялись к ним, быстро оказывались у забора и сгоняли их обратно на улицу. Однако, согнав малолетних разбойников с ограды, собаки тут же убегали к каменному двухъярусному дому, укрывались от летящих камней до новой вылазки своих противников. Толпа зевак с удовольствием наблюдала за этим зрелищем.

– Отдай мужа!! – требовательно шумела толстуха в сторону обстреливаемого её детьми дома.

Из узкого проёма окна верхнего яруса выглянул седовласый приёмный отец Удачи, его лицо северянина было красным от запоя.

– Тебе двоих мало?! – в пьяном возбуждении громко выкрикнул он в ответ и скрылся.

– Ах ты, кианг одноногий! – возмущению толстухи не было предела. – Ты сам ни одной старухе не нужен!! Мужа отдай!

Она вдруг обратила внимание, что толпа утихла, а её оборванцы прекратили швырять камни и дружно окружили её, как будто укрываясь от близкой угрозы наказания. Гневно повернув голову к подъезжающему всаднику, она сама умолкла, а пыл её стал улетучиваться, уступая место женскому любопытству. Как подобает сдержанному в проявлениях чувств воину, ни слова не произнося в отношении происходящего, Удача остановил коня у низких ворот, пару раз стукнул по деревянной створке кулаком. Собаки, дружно подбежав к ограде, признали его, замахали хвостами, и лай их сменился на приветливый.

В окне дома опять показалось красное лицо Одноногого, как от выстрела, отпрянуло и затем, после приглушённого стенами окрика, из дверей выбежал шустрый китайчонок подмастерье.

– Ладно, – сказала толстуха примирительно, откровенно оценивая молодого наездника чёрными глазами. – Приду вечером. Или их пришлю, – она небрежно указала на своих мужей близнецов. – Пусть твой дядька вернёт моего коротышку на ночь, третьи сутки пьянствуют.

Подросток китаец приоткрыл створку ворот, и Удача въехал во двор. Окружённый собаками, будто в сопровождении верной свиты, жеребец подошёл к дому, и он спешился. Первым делом позаботился о коне, снял кожаное седло и попону и отвёл его под навес, к яслям с водой. Зрители на улице начали нехотя расходиться, а толстуха повела свой многочисленный выводок к улицам бедняков. За ней потянулись невольниками оба мужа, они выглядели пастухами при стаде чужих овец.

– Ушла? – заговорщически встретил Удачу за порогом входа в дом пухлый и коротконогий человечек. Он как будто застрял возрастом посредине между сорока и пятьюдесятью годами, чёрные волосы торчали на затылке и над оттопыренными ушами, а заношенный серый халат был заляпан жиром. С одного взгляда было понятно: как сознательное злодейство, так и ответственность, были одинаково чужды его природе. Удостоверившись, что за забором на улице не видать той, кто устраивала настоящую осаду дома и требовала его выдачи, он забыл о ней и просиял в пьяной улыбке, неловко хлопнул в ладоши. – Удача! – воскликнул он обрадовано. – А мы тебя как раз вспоминали.