На безымянной высоте - Черняков Юрий Веняаминович. Страница 32
— Кстати, эта высота уже за границей, — сказал Иноземцев. — А наши солдаты до сих пор верят, что война для них вот-вот закончится.
— Поэтому не стоит их пока разочаровывать, — вполголоса сказал Егоров. — Пусть верят. Это им придаст дополнительные силы, когда будет получен приказ.
— А на самом деле? —тихо спросил Иноземцев.
— Это навряд ли...
Иноземцев кивнул, продолжая раздумывать.
— Сплошные шахматы, — повторил он. — Кто кого введет в заблуждение. Мы думаем за противника, он думает за нас. Как наши вожди... И вопрос, кто и на сколько ходов просчитает дальше противника. Тогда находим выигрышную комбинацию, приносим какую-то жертву—и выигрываем партию... А жертва — это тысячи, десятки тысяч солдатских жизней, чтобы спасти миллионы... Я это говорю пока как игрок, а не как пешка, которую собрались принести в жертву...
Полковник Егоров промолчал. Похоже, ему нечего было возразить.
— У меня, кстати, одна просьба, — сказал Иноземцев. — Последняя просьба пешки, еще не принесенной в жертву.
— Брось, Сергей Павлович...
— Я вполне серьезно... Для пользы общего дела, раз уж нами будет решено пожертвовать, что верно на девяносто процентов, и раз уж нам здесь придется наносить отвлекающий удар, то пусть хотя бы артподготовка на нашем участке пройдет по-настоящему... Хотя бы десять минут — всей огневой мощью. Как если бы здесь готовилась наступать танковая армия...
Иноземцев замолчал, отошел от стола, выглянул в окно. Там прогуливались связистка Катя и лейтенант Малютин.
— Что ты там все время высматриваешь? — спросил Егоров. — Или кого.
— Ничего... — Иноземцев снова вернулся к карте. — И никого. Вот здесь на рокаде Малютин захватил полковника Глейцера, прикомандированного к штабу дивизиона штурмовых орудий «фердинанд»...
— Жаль, что немцы сами же его убили, — кивнул Егоров. — Нас, полковников, надо беречь.
— Но еще недавно этого дивизиона здесь не было. И если противник держит свои «фердинанды» здесь или здесь... — Иноземцев указал на карте, — то наши танки, прорвавшиеся мимо высоты восемьдесят девять, подставят им свои борта. Напомню, пушка «фердинанда» пробивает борт «ИСа» с семисот метров. И тогда всей операции конец. Придется все менять, Игорь Андреевич, никуда не денешься.
— Еще раз! Удар наносится одновременно с соседним фронтом! Маховик уже раскручивается. И план уже согласован и утвержден на самом верху, — показал на потолок Егоров. — А там не любят менять решения. Или ты думаешь, они там сидят и ждут, когда мы с тобой их поправим?
— Знаешь, я тоже не люблю слишком самостоятельных подчиненных, — буркнул Иноземцев. — Поэтому черт с нами, приносите нас в жертву.
— Но ты сознаешь последствия? — спросил Егоров, глядя на него с уважением и тревогой. — Что это на вас навлечет?
— Если немца удастся обмануть, на мой полк обрушится вся мощь, предназначенная для уничтожения целой танковой армии. И тогда никто из нас, наступающих, не уцелеет, — кивнул Иноземцев. — Конечно, считается, будто пешке приятно погибать с сознанием, что ее смерть не напрасна и способствовала общей победе...
— Просто нет слов! — сказал Егоров, разведя руками.
— Игорь... Я всего лишь командир полка, и немецкий огонь будет направлен не на меня, а на тех, кого я пошлю в атаку на эту высоту... Вот кому не позавидуешь...
— А кого ты пошлешь, если не секрет.
— Не пополнение же... Тех, кто сегодня же ночью проведет разведку боем, чтобы выявить огневые точки противника в районе этой треклятой высоты восемьдесят девять... А потом они же будут ее штурмовать. Что смотришь? Да, есть у меня в полку такое подразделение, и тем ребятам сам черт не брат. Оно немногочисленное, но зато самое боеспособное не только в полку, но и, уверен, на всем нашем фронте. Это все та же разведрота лейтенанта Малютина. Вернее, то, что от нее осталось.
— Так разведку боем ты проведешь сегодня?
— Да. Одновременно дал им задание захватить языка. А то все у них никак... Только дохлых притаскивают...
— Тогда мне придется у тебя задержаться и переночевать, чтобы узнать результат... Но сначала я должен бы предупредить своих... — Полковник Егоров уже собрался поднять трубку, чтобы позвонить. — Что за черт... Слушай, давайте прекратим этот разговор!
И кивнул на телефонную трубку, которая лежала криво, из-за чего аппарат явно не был отключен.
— Ничего себе! — Иноземцев кинулся и положил трубку на рычаг, после чего офицеры озабоченно переглянулись.
...Их разговор, только что доносившийся из динамика в землянке, наконец, после нажатия очередного тумблера, прервался, и Иван Безухов тяжело опустился на табурет, переводя дух и качая головой.
Потом, делать нечего, снова принялся за ремонт печи. Вскоре вернулась Ася, чьи губы и щеки снова, вернее, как всегда, были перемазаны шоколадом.
А вслед за ней в блиндаж связи заглянул майор Иноземцев и подозрительно оглядел присутствующих. Иван и Ася вскочили, вытянулись по стойке «смирно».
— Товарищ майор...
— Вольно, продолжайте. У вас все в порядке со связью? — спросил майор.
— Да-а... Что-нибудь случилось? — Глаза Аси округлились.
— Вы сейчас были здесь, никуда не отлучались?
— Нет... Ну вышла на минутку, так Иван Семенович меня подменил.
Иноземцев снова внимательно оглядел ее.
— Вытрите щеки, — сказал он.
— Так что-нибудь случилось? — снова спросила Ася, после того как, посмотрев себя в зеркальце, привела себя в порядок.
— Нет, ничего... — Майор махнул рукой и встретился взглядом с Безуховым. — Ремонтируете, Иван Семенович? — спросил он.
— Так точно! Уже заканчиваю, товарищ майор.
— Правильно. Наших девчат надо беречь... Для мирной жизни. У нас в штабе, кстати, тоже печь дымит. Может, посмотрите потом?
— Это можно, — кивнул старшина. — Почему нельзя?
Малахов и Степан курили в ожидании Ивана невдалеке от блиндажа связи. И увидели, как из женской землянки выбежала Катя — взволнованная и от этого особенно красивая. Она спешила, буквально летела, ничего и никого не замечая, к блиндажу, где сейчас находился лейтенант Малютин. Малахов присвистнул и даже привстал, увидев ее.
Степан поднес к его носу пудовый кулак:
— Даже не вздумай.
— Ты чего, в натуре, товарищ старший сержант! — заартачился Малахов. — Я только хотел ее спросить насчет лейтенанта...
— И другим передай... — непреклонно сказал Степан.
10
Поздним вечером пан Марек в своем доме заваривал для внучки чай с малиной, а его жена Ева упрашивала ее выпить столовую ложку микстуры, мешая русские слова с польскими и украинскими.
— Марысечка, ягодка, коханочка моя, только ложечку, и усе...
— Красный стрептоцид ей дала? — спросил муж.
— Да ну, не верю я ему! — Ева махнула рукой. — От него сыпь выступает... У всех белый стрептоцид, а у твоих коммуняк обязательно красный. Не забыл, твой Миша обещал еще аспирин и горчичники? Где он, когда придет?
— Миша обещал, значит, принесет, — сказал Марек. — А у нас что, даже горчицы нет?
— Закончилась уже, ванночки ей для ног вчера последние делала, — проворчала Ева. — Забыл уже?
В это время кто-то осторожно постучал в окно.
Ева быстро, чуть не силой влила девочке в рот лекарство, отчего та начала плакать, и накрыла ее с головой тулупом.
— Тише, моя коханочка, тише, родненькая...
Марек уменьшил свет в керосиновой лампе и сбоку подошел к окну, сжимая в руке охотничье ружье: — Кто?
— Хозяин... мы это, — донесся до него приглушенный голос. — Мы, Гриша и Валера...
Марек выглянул, нахмурился, покачал головой.
— Черт, опять они приперлись, эти твои Гриша да Валера, — недовольно сказал он жене. — Жалеешь их, а тут Михаил обещал подойти.
— И чего, не откроешь им?
— Попробуй не открой, еще стрельбу поднимут...
— Ну так открывай! Чего стоишь? А ружье убери. У них автоматы, а ты со своей берданкой.