2000 метров над уровнем моря[= Аданешь] ... - Анин Владимир. Страница 26

— Журналист, как включается эта штука?

— Пошел ты! — прохрипел я.

Какой-то парень подошел ко мне и ударил в живот. Я чуть не задохнулся, а когда, наконец, отдышался, посмотрел ему в глаза и смачно плюнул в лицо. Парень выхватил из-за пояса здоровенный нож и приставил мне к горлу.

— Журналист! — крикнул Джифар. — Ты же не хочешь умереть в безвестности.

И тут шальная мысль промелькнула у меня в голове. Как же я забыл?! Сюрприз от Самоделкина! Дешево я им не дамся. Если уж суждено отправиться в мир иной, то только в компании, скажем, десятка этих дикарей. А главное — в компании Джифара. Он явно по Мехрету соскучился. Вот пусть эти братья-разбойники там, в аду, и веселятся, как хотят, да похищают… кого?.. чертенят, если смогут. Мне даже стало весело от этой мысли, но улыбаться уже сил не было.

— Джифар! — выдавил я из себя.

Тот поднял руку, и толпа смолкла. Голос мой был слаб, требовалось прикладывать немало усилий, чтобы вообще говорить. Слова, с хрипом вырывавшиеся из пересохшего горла, с трудом достигали ушей притихших афарцев.

— Сбоку на камере круглый переключатель. Поворачивай, пока красная точка не окажется внизу.

С каким-то странным наслаждением я наблюдал, как Джифар, ни о чем не подозревая, старательно устанавливает регулятор в положение боевого взвода. Легкое возбуждение охватило меня.

— Теперь заведи пружину. До упора.

Мотор камеры работал от пружинного завода, которого хватало на тридцать три секунды непрерывной работы. Так были устроены многие кинокамеры.

— Теперь нажимай на большую кнопку спереди и снимай…

Джифар сказал что-то стоявшему возле него парню и сунул камеру ему в руки. Тот повертел ее немного, потом приставил окуляр к глазу и навел объектив на своего вождя.

— Ха-а! — закричал Джифар.

— Ха-а! — отозвалась толпа.

Застрекотала камера. Джифар зашел перед объективом и стал что-то говорить, повернувшись лицом к «оператору». Я смотрел на это представление и про себя отсчитывал секунды. Двенадцать… Тринадцать… Четырнадцать… Вождь афарцев вновь что-то громко крикнул, толпа взревела. Двадцать один… Двадцать два… Джифар повернулся ко мне, заслонив оператора.

— Ну, вот и все, журналист.

Двадцать восемь… Двадцать девять…

— Джифар, я забыл тебе кое-что сказать.

— И что же? — удивился тот.

— Привет тебе. От Мехрета.

Яркая вспышка, возникшая позади Джифара, на мгновение ослепила меня. Грохнуло мощно, пронзительно, больно ударяя по ушам. Я заметил, как в глазах Джифара успел промелькнуть испуг. Земля дрогнула, и в ту же секунду его швырнуло к моим ногам. Что-то со звоном врезалось в столб прямо у меня над головой. Густое облако песка и пыли мгновенно окутало все вокруг. Раздались вопли, стоны. Когда пыль улеглась, страшная картина предстала моему взору. Там, где только что толпилась чуть ли не вся мужская половина племени, была груда изуродованных тел. Еще десятка два афарцев со стоном отползали в сторону. Я не мог поверить своим глазам. Что за адскую смесь подложил в эту камеру Самоделкин! Нелепо, конечно, благодарить Джифара, но именно он так вовремя заслонил меня своим могучим телом, и я остался жив.

Неожиданно послышался треск автоматной очереди, и из-за ближайшей палатки появилась Аданешь. Расталкивая бросившихся врассыпную женщин, она еще несколько раз выстрелила в боевиков, пытавшихся схватить оружие, и подбежала ко мне.

Скользнув взглядом вниз, видимо, желая убедиться, что не опоздала, она выхватила нож и перерезала веревки. Я не удержался на ногах и стал падать. Аданешь подхватила меня и потащила к стоявшему за палатками «Виллису». Сзади грохнул выстрел, Аданешь дернулась и уронила меня. Я упал, над головой оглушающими хлопками заговорил автомат.

Кое-как я поднялся. Острые камни больно впивались в босые ноги. Мы опять побежали. Затолкав меня в машину, Аданешь завела мотор — ключ был в замке зажигания, никому в голову не придет прятать его здесь, в пустыне — и мы помчались по направлению к пепельно-серой горе. Обогнув ее справа, Аданешь притормозила. Из «Фиата», спрятанного за уступом, выскочила Наташа с рюкзаком в руках и подбежала к нам. Она запрыгнула на заднее сиденье и, увидев меня, ойкнула и зажмурилась.

— Наташа, вперед, — скомандовала Аданешь, и девочка перелезла на переднее сиденье.

А мне даже не было стыдно. За то время, что простоял привязанный к столбу, я успел привыкнуть к своей наготе.

— Откуда ты? Я же велел… — едва слышно просипел я.

— Неужели ты думал, что мы тебя бросим? Помнишь, как у трех мушкетеров: один за всех, и все за одного? Вот и Наташа поддержала. Правда?

Девочка кивнула и посмотрела на меня, но, опомнившись, отвернулась.

— Держитесь! — крикнула Аданешь.

Ее предупреждение было вполне уместно. У «Виллиса» не было ни крыши, ни дверей — настоящий военный автомобиль, поэтому вывалиться из него на каком-нибудь ухабе ничего не стоило. Мы вновь были вместе и мчались по бездорожью, оставляя за собой густой, клубящийся шлейф красной данакильской пыли. И, хотя, в отличие от «Фиата», «Виллис» здорово трясло, двигался он гораздо увереннее. Впереди замаячило шоссе, и через несколько минут мы уже вырулили на асфальт.

Ветерок, хоть и горячий, понемногу привел меня в чувства, ко мне стала возвращаться способность соображать, и я спросил:

— Куда мы теперь?

— Домой, — ответила Аданешь. — Отсюда километров сто до города Асайита. Там заправимся и купим тебе одежду. Ты пока ложись. Наташа, дай ему рюкзак. У меня там платок должен быть, прикройся.

В рюкзаке действительно оказался белый полупрозрачный платок, и я обмотал его вокруг талии.

— А попить что-нибудь найдется? — с надеждой спросил я.

Аданешь покачала головой.

— Потерпи еще немного, — сказала она.

Я прикрыл глаза и то ли уснул, то ли потерял сознание.

Глава 9

Очнулся я оттого, что кто-то лил мне на голову воду. Открыв глаза, я увидел улыбающуюся Аданешь. Она протянула мне литровую бутылку минеральной воды. Я пил с такой жадностью, как, наверное, никогда в жизни. Пузырьки газа приятно обжигали горло, и с каждым глотком ко мне возвращались силы.

— Вот, примерь. — Аданешь протянула мне футболку, шорты и сандалии, вроде тех, в которых ходят местные мужчины. — Извини, но трусы как-то неловко было покупать.

Я напялил на себя обнову — все пришлось впору, глаз у Аданешь был наметанный.

— Ну, как? — поинтересовалась она.

— Отлично! Большое спасибо, — улыбнулся я и тут только заметил, что рука у нее перевязана повыше локтя. — Что это?

— А, ерунда. Зацепило чуть-чуть. Царапина.

Я недоверчиво посмотрел ей в глаза.

— Честное слово. Не волнуйся. До свадьбы заживет. Наташа, — повернулась она к девочке, — теперь можно на него смотреть.

Наташа вскочила, бросилась мне на шею и разрыдалась. От неожиданности я застыл, у меня даже комок к горлу подступил.

— Я так за тебя боялась! — повторяла она, захлебываясь слезами. — Не бросай нас больше, пожалуйста!

— Ну-ну, успокойся, Наташа. Все позади. Скоро ты будешь дома.

— Далеко мы по этой жаре не уедем, — сказала Аданешь. — Но и оставаться на месте рискованно. Примерно в часе езды отсюда будет национальный парк. На его территории — кемпинг. Охраняемый. Не ахти как, но все же лучше, чем ничего. К тому же всегда есть постояльцы. Так что относительно безопасно. Там можно будет передохнуть и заночевать. А завтра пораньше выйдем и часов за пять доберемся до Аддис-Абебы.

Сказано-сделано, и вот мы опять мчимся по шоссе. Вскоре дорога перевалила через небольшую горную гряду, за которой, казавшаяся бесконечной, пустыня, наконец, уступила место саванне. И хотя растительность здесь была довольно скудная, после мертвой пустыни и она радовала глаз, пусть пыльной, сероватой, но все же зеленью. Травы практически не было, лишь какие-то колючки торчали кое-где из-под земли. Редкие кустики перемежались странной формы корявыми деревцами с приплюснутой, похожей на блин, кроной. Но вскоре и саванна стала превращаться во все более и более живое пространство, растительность стала значительно гуще, а в некоторых местах даже сплошной стеной подступала к дороге.