2000 метров над уровнем моря[= Аданешь] ... - Анин Владимир. Страница 28

Дверь ванной распахнулась, и в комнату вошла Аданешь, завернутая в полотенце.

— Доброе утро, — произнесла она своим бархатным, с легкой возбуждающей хрипотцой голосом, но немного прохладнее, чем хотелось бы.

— Привет! — откликнулся я и потянулся, чтобы обнять ее.

Аданешь слегка отстранилась.

— Не надо, Саша. Ночь прошла, сказка закончилась. И, пожалуйста, не забывай, что ты все еще на задании.

— Но… — запротестовал было я.

— Нет.

— Почему? — взмолился я.

— Потому что так надо. И, в первую очередь, тебе самому. Поэтому постарайся забыть о том, что между нами произошло.

— Погоди-ка, но я так не могу. И не хочу. Что, вот так, раз и навсегда, обо всем забыть?

Аданешь молча пожала плечами.

Раздосадованный до глубины души, я вскочил и, даже не прикрывая свои прелести, отправился в ванную. Аданешь была холодна, как лед, и не обратила никакого внимания на мой демарш. Я долго стоял под прохладным душем — вода в накопительном баке на крыше успела за ночь остыть. Состояние мое в ту минуту можно описать только одним словом — «отвратительное», а настроению больше всего подходило определение «поганое». Завершив водные процедуры, я еще минут пять простоял, упершись руками в раковину и глядя на себя в зеркало. Она, конечно, права. Нам вообще не стоило начинать этого. Но, черт побери! Раз уж до этого дошло, как можно так вот взять и обрубить все? Вкус ее слегка пухлых губ, шелковистость кожи и упругость груди, гибкость тела и идущий изнутри жар — как можно забыть это? А, черт!

Я ополоснул лицо холодной водой и вышел из ванной. Аданешь сидела уже одетая в свой, на этот раз слегка запыленный, белый наряд.

— Не сердись, — сказала она. — Просто это не должно было произойти. Ты мне очень нравишься, но нельзя было этого допускать. Я виновата…

— Но ты же говорила, что… не замужем, — с опаской произнес я, стараясь отмахнуться от неприятной догадки.

— Это правда. Я — вдова.

— Как это? — ужаснулся я.

— Я не хотела об этом рассказывать.

— Прости.

— Да, ладно. Раз уж начала… В моей стране мальчиков и девочек очень часто обручают рано, еще детьми. А через несколько лет устраивают свадьбу. Это, конечно, еще не полноценная семья, просто таким образом будущие муж и жена привыкают друг к другу с детства. Меня выдали замуж в четырнадцать лет. Мой муж Джима был старше на год. Мы стали жить вместе, у нас даже был свой дом. Мой папа работал тогда заместителем министра по транспорту, а отец Джимы возглавлял столичную транспортную компанию. Конечно, между нами не было ничего такого, что бывает между супругами. По нашим обычаям, нужно было ждать до моего совершеннолетия, то есть когда мне исполнится шестнадцать. А через полгода после свадьбы Джима с отцом попали в аварию — их машина сорвалась в пропасть. Они погибли…

— С тех пор ты боишься горных дорог, — предположил я.

— Верно. К тому времени я уже успела привязаться к Джиме, — продолжала Аданешь. — Он мне был очень дорог. Я любила его. Может, не как мужа — я ведь так и не познала его, — а как брата, но все равно любила. Я очень долго не могла оправиться. После школы попросила папу отправить меня на учебу за границу. Он предложил поехать в Москву, и я согласилась.

— Послушай, — сказал я в недоумении, — так у тебя потом никого не было?

— Саша. — Аданешь укоризненно покачала головой. — Я ведь пять лет жила в Москве, в студенческом общежитии…

Я понял, что сглупил. Но теперь мне хотелось знать об Аданешь все.

— Ну, а теперь? У тебя есть жених?

— Был… Но с ним все в порядке, он жив, здоров, — спохватилась она, увидев, что вопрос уже повис у меня на губах. — Мы просто расстались.

Я и вправду подумал, что ее друга постигло несчастье, а стало быть, Аданешь просто какая-то роковая женщина. Но, поняв, что ошибся, успокоился — значит, у меня еще есть шанс.

— Ты ведь прекрасно понимаешь, Саша, что в организациях, где мы с тобой работаем, подобные отношения, мягко говоря, не приветствуются.

— Да знаю! — Шумный вздох вырвался из моей груди. — Завтракать? — спросил я, стараясь говорить как можно более бесстрастно.

— И побыстрее, — ответила Аданешь.

Мы вышли на воздух и замерли — дверь соседнего номера была приоткрыта. Самые ужасные мысли сразу полезли в голову, чувство бесконечной вины кольнуло в сердце. Зачем? Зачем мы позволили Наташе ночевать одной? Почему не настояли? Были пьяными? Но это не оправдание.

— Сбегаю в ресторан, — сказала Аданешь. — Может, она без нас решила позавтракать.

Я был в полной растерянности. Куда бежать? Где искать? И тут у меня в голове мелькнула догадка. Я бросился к реке в надежде, что Наташа просто решила прогуляться — ей очень понравилось бродить по берегу вчера вечером. И я оказался прав. Наташа сидела на крутом берегу, свесив ноги с обрыва и уставившись на воду.

— Ты с ума сошла! — заорал я.

Она молча посмотрела на меня и знаком пригласила сесть рядом. Во мне все кипело, я готов был снять ремень и выпороть эту дрянную девчонку, но я все же послушался ее и опустился на край обрыва, на высушенную солнцем, колючую траву.

Некоторое время мы сидели в тишине, болтая ногами.

— Ты когда-нибудь видел бегемотиков? На воле? — тихо спросила Наташа.

Я растерянно помотал головой.

— Тогда смотри. Только тихо, а то спугнешь.

Через минуту на поверхности что-то показалось. Ноздри! А вот и уши. А вон еще одни, напротив.

— Видишь? — прошептала Наташа. — Они целуются.

— Вот вы где! — послышался сзади возмущенный голос Аданешь.

— Ш-ш! — сказал я, приложив палец к губам.

Она удивленно посмотрела на нас и села рядом со мной.

Мы просидели так не меньше получаса, безмолвно глядя на мутную воду реки Аваш и парочку влюбленных бегемотов. В какой-то момент я машинально положил руку не плечо Аданешь и слегка прижал ее к себе. Она не сопротивлялась.

Неожиданно Наташа встала.

— Вы говорили, нам надо выехать пораньше. Пошли завтракать, а то я жутко проголодалась.

После завтрака, мы выписались из кемпинга и, заправив машину, на единственной, но такой необходимой в этих местах колонке, продолжили наш путь. Вновь, как и вчера, мы катили по саванне, любуясь богатой фауной заповедника. Кого здесь только не было: кабаны, зебры, газели, антилопы, сернобыки, тростниковые козлы, павианы. Один раз даже встретился сервал — нечто вроде леопарда в миниатюре.

Дорога вильнула вправо, и Аданешь резко затормозила. Я даже не успел схватиться за что-нибудь и крепко приложился лбом о ветровое стекло «Виллиса», а Наташа чуть не перелетела на переднее сиденье. Дорогу перегородил «Фиат» — то самое такси, на котором мы вчера удирали из Ассаба, а перед машиной стоял… Джифар. В руках у него у него был пулемет М60, эдакая дура, с помощью которой можно все разнести в пух и прах. Глаза Джифара горели, злорадная усмешка играла на губах. Как и вчера, он был по пояс голый, и могучие мышцы на груди нервно подрагивали.

— Журналист! — крикнул он. — А ты, похоже, совсем и не журналист. Откуда у журналиста такие необыкновенные игрушки? Твоя чертова камера убила пятнадцать моих людей. И еще двадцать ранила. И после этого ты будешь утверждать, что ты журналист?

— Ты прав, я не совсем журналист, — ответил я как можно более спокойным голосом, пытаясь хоть немного оттянуть время и судорожно соображая, что делать.

Аданешь потянулась к спрятанному в ногах автомату.

— Не надо, — сказал Джифар, и она одернула руку. — Я пришел за тобой, журналист, и хочу забрать у тебя то, что не успел взять вчера. Бедная Бисрат осталась без жениха — ему оторвало голову, так что мне придется самому взять ее в жены и лично преподнести ей то, что пока еще болтается у тебя между ног.

— А ты разве еще не женат? — спросил я. — Или тебя женщины вообще не привлекают? Может, ты гомосексуалист?

— У меня уже есть десять жен… Но если хочешь, я могу и тебя изнасиловать после того, как кастрирую.

— Боже упаси!