Подвальная станция - Черри Кэролайн Дженис. Страница 48

— Я люблю тебя, — произнес теперь Джордан. — Больше всего на свете.

И протянул руки. Кончено. Сцена окончена. Актерам полагается обняться. Теперь самое время пустить слезу.

После этого он не увидит Джордана. И не услышит.

Может быть, никогда.

Как автомат, он пересек это узкое пространство между ними. Он обнял Джордана и Джордан крепко обнял его и долго держал. Долго. Он кусал губы, потому что только боль помогала ему держаться. Джордан плакал. Он чувствовал рыдания, хотя и сдавленные. Но, может быть, это как раз на руку Джордану. Может быть, они правильно сыграли перед камерами. Он хотел бы заплакать, но почему-то не смог. Он чувствовал только боль в прокушенной губе и вкус крови во рту.

Джордан сыграл это чересчур тяжеловесно, его голос звучал слишком хладнокровно, слишком угрожающе. Он не должен был так делать. Они могут прокрутить эту запись во время передачи новостей. Люди будут бояться его. Они могут подумать, что он сошел с ума. Как Альфы, нарушившие правила. Как клон Эстелла Бок. Они могут отстранить его от работы.

Он чуть не закричал: Он лжет. Мой отец лжет. Но Джордан прижимал его к себе. Джордан делал в точности то, что хотел делать. Джордана не запирали в комнате на неделю. Он знал, что происходит в мире, он разговаривал со следователями. Джордан разыграл роль, устраивая психосеанс для них всех. Джордан собирался идти в комиссию Совета и выпросить для себя наилучшие условия; а может быть, именно поэтому они и не пустят ленту в новости, потому что работа Джордана очень важна для Обороны, а военные могут спрятать все, что захотят.

— Заканчивайте, — сказал Дэнис.

Джордан отпустил его и позволил уйти. Дэнис вывел его за дверь.

И тогда Джастин заплакал. После того, как дверь закрылась, он привалился к наружной стене и плакал, пока все внутри у него не заболело.

Он думал, что ничто его уже не сможет поразить.

Однако Петрос Иванов встретил его у дверей больницы, увел его от сопровождающих агентов службы безопасности и пошел с ним к комнате Гранта.

— Как он? — спросил Джастин перед тем, как они вошли туда.

— Не поправляется, — ответил Иванов. — Я хотел предупредить тебя. Иванов говорил о другом, как им пришлось снова психоскопировать Гранта; и как у него был шок, как они ежедневно вывозили его на кресле в садик, как делали массаж, и купали его, и откладывали лечение, потому что Дэнис твердил, что Джастин вот-вот должен прийти, сегодня, и на следующий день, и еще на следующий — они опасались двусмысленности Гранта потому что он уже на пределе.

— Нет, — сказал он перед тем, как толкнуть дверь к Гранту. И ему хотелось убить Иванова. Хотелось избить его до кровавого месива, а потом то же самое сделать со всем персоналом и с Жиро Наем в придачу. Нет никаких кодовых слов. Черт побери, я сказал ему, что вернусь. И он ждал.

Грант все еще ждал. В данный момент его волосы были причесаны и он выглядел достаточно довольным, по крайней мере, пока не остановилось ясно, что он не может передвигаться самостоятельно. Пока не становилось видно, как он похудел, какая у него прозрачная кожа, и остекленелый взгляд, а если взять его руку, то можно было ощутить отсутствие мышечного тонуса.

— Грант, — произнес он, садясь на край кровати. — Грант, это я. Все в порядке.

Грант даже не моргнул.

— Выйди отсюда, — сказал он Иванову, бросив взгляд через плечо и не пытаясь быть вежливым.

Иванов вышел.

Он протянул руку и осторожно расстегнул ремни, в которых его держали. Он был спокойнее, чем ожидал. Он взял руку Гранта и положил ему на грудь, так, чтобы освободить место для сидения, и слегка приподняв изголовье кровати. Он снова протянул руку и, обхватив двумя пальцами подбородок Гранта, повернул его лицо к себе. Голова двигалась, как у манекена. Но Грант моргнул.

— Грант? Это Джастин.

Еще моргнул.

О Господи, он уже думал, что Гранта не вернуть. Он думал, что застанет здесь полутруп, с которым они уже ничего не смогут сделать, кроме как уничтожить. Он был готов к этому… за пять минут до прихода в палату. Гранта он переходил от надежды на его выздоровление к ожиданию возможной потери.

Теперь он испугался. Если Грант умрет — то опасаться будет нечего.

О Господи! Будь я проклят за такие мысли! Где я научился так думать? Где я научился быть таким холодным?

Неужели это тоже видения?

Что она со мной сделала?

Он чувствовал, что будто раздваивается, что истерия поднимается в нем, а Гранту это совершенно ни к чему. Его рука дрожала, когда он брал руку Гранта в свою. И даже тогда он думал об апартаментах Ари, и вспоминал, как выглядела ее комната. Он качал головой, чтобы отвлечься, не задумываясь над тем, что говорит, не желая, чтобы эти мысли снова проплыли через его сознание, как будто они были чужие. Он знал, что не сможет больше прикасаться к людям не думая о сексе. Он не мог дотронуться до друга. Не мог обнять его. Непрерывно, днем и ночью, он продолжал помнить; и знал, что опасно полюбить кого-нибудь из-за этого сдвига в сознании, потому что его не оставляли мысли, которые ужаснули бы того, кто о них узнал бы.

И еще потому, что Ари была права в том, что если ты кого-нибудь полюбил, они могут добраться до тебя так же, как они добрались до Джордана. Через Гранта легко добраться до Джастина. Конечно. Именно поэтому Они позволили ему взять Гранта обратно.

Отныне он не был сам за себя. Когда-нибудь Грант раскроет его перед врагами. Может быть, выставит его на смерть. Или хуже того — сделает с ним то, что он сам сделал с Джорданом.

Но до тех пор он не будет одинок. До того времени, несколько лет у него будет что-то ему дорогое. Пока Грант не узнает, что за уродство носит в себе Джастин. Или даже после того, как узнает… Грант, будучи эйзи, простит все.

— Грант, я здесь. Я говорил тебе, что приду. Я пришел.

Может быть, для Гранта все длилась та ночь. Может быть, о может вернуться в ту ночь и соединить ее с сегодняшним днем.

Снова моргнул, и снова.

— Давай, Грант, кончай эту чепуху. Ты обманул их. Давай. Сожми мою руку. Ты можешь сделать это?

Пальцы слегка отвердели. Чуть-чуть. Дыхание участилось. Он слегка встряхнул Гранта, протянул руку и щелкнул пальцем по щеке.

— Эй. Чувствуешь? Давай. Я не принимаю таких штучек. Это же я. Черт побери, я хочу поговорить с тобой. Откликнись.

Губы попытались что-то произнести. Расслабились снова. Дыхание было тяжелым. Глаза несколько раз быстро моргнули.

— Ты слушаешь?

Грант кивнул.

— Хорошо. — Он дрожал. Он пытался остановить эту дрожь. — У нас проблемы. Но я получил разрешение забрать тебя отсюда. Если мы можешь подняться.

— Сейчас утро?

Он быстро вздохнул, решил было вначале сказать «да», затем подумал, что дезориентация опасна. Что положение Гранта шатко. От лжи он может ускользнуть обратно.

— Несколько позже. Я виноват. Я объясню потом. Ты можешь двигать рукой?

Грант слегка шевельнулся. Затем приподнял руку.

— Я ослаб. Я ужасно ослаб.

— Ничего страшного. Они собираются перевезти тебя на автобусе. Ты можешь этой ночью спать в собственной постели, если ты докажешь, что можешь сесть.

Грудь Гранта приподнялась и тут же упала. Рука сдвинулась, проволоклась и упала вдоль тела, как нечто неживое. Он глотнул воздуха и сделал конвульсивное движение всем телом, приподняв плечи, этого движения хватило лишь на то, чтобы соскользнула подушка, и он рухнул обратно.

— Почти получилось, — сказал Джастин.

— Набор Ари готов, — проинформировал Жиро Ная голос из лаборатории, и он глубоко вздохнул от облегчения.

— Это замечательно, — сказал он. — Это действительно замечательно. Как две других?

— Обе готовы. Мы поместили этих трех во все емкости.

— Замечательно.

Шварц отключился. Жиро Най со вздохом откинулся назад.

В проекте Рубина были задействованы девять вынашивающих камер. Тройной запас для каждого из объектов, несмотря на громкие возражения Страссен. В Резьюн вообще крайне редко выращивали запасных при копировании граждан; если с набором что-то не получалось, или возникали какие-то проблемы, просто запускали все заново на несколько недель позже, вот и все, а получатель мог и подождать, разве что получатель был готов удвоить и без того астрономическую сумму, за запасной экземпляр. В случае выращивания эйзи по контракту или по чьему-нибудь проекту, обычным правилом было наличие одного запасного набора на каждую пару, запасные ликвидировались через шесть недель.