Железные франки - Шенбрунн-Амор Мария. Страница 3

–?Армия обороны Израиля обязана избежать допущенных крестоносцами стратегических и тактических провалов. Вам придется поведать мне об этих ребятах во всех подробностях!

Ей бы отослать любознательного Ахилла в книжный отдел университетского «Академона» к мудрым книгам, написанным о подвигах и поражениях этих отчаянных рыцарей, а не терять напрочь собственную голову.

Книга I 

Песнь о Раймонде

Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник,

имеющий лук, и дан был ему венец;

и вышел он как победоносный,

и чтобы победить.

………………………

И вышел другой конь, рыжий;

и сидящему на нем дано взять мир с земли,

и чтобы убивали друг друга;

и дан ему большой меч.

Откровение Иоанна Богослова

Мамушка Грануш уверяла, что своеволие доведет Констанцию до несчастья. Но если бы маленькая княгиня не залезала на подоконник высокого окна замка и не высовывалась наружу, она никогда бы не увидела, как во двор замка въехала ее судьба. Правда, это ничего не изменило бы. Судьба явилась переодетой, и девятилетняя девочка не узнала ее. А к тому же все решения за Констанцию принимали ее мать, дама Алиса, и крестный, антиохийский патриарх Радульф.

Дама Беатрис постоянно грозилась, что Констанция вывалится из окна и убьется о далекие каменные плиты внутреннего двора, и тогда ей непременно влетит, но единственное оставшееся развлечение – молитвы, а надо же иногда и Констанции, и Господу Богу отдохнуть от них, особенно когда шум во дворе предвещал прибытие важных лиц.

Караульные опустили подъемный мост и торопливо распахнули тяжелые ворота цитадели, но после всех этих усилий во двор въехали всего-навсего два путника в грязных, потрепанных плащах. К ним подскочили слуги и оруженосцы, один из приезжих откинул капюшон, встряхнул длинными золотыми прядями, ловко соскочил с лошади, не глядя бросил поводья охране и решительным шагом направился к входу в замок. Высоченный, широкоплечий, он совсем не был похож на обычного паломника, да и торговые люди не держат себя так независимо и уверенно. Проходя по двору, мужчина поднял голову, встретился глазами с вывесившейся из окна девочкой, улыбнулся ей и подмигнул. Констанция засмущалась – ничего хорошего не выходило из того, что ее замечали. Поспешно спрыгнула с подоконника, и вовремя – в комнату, переваливаясь, вплыла Грануш, нянька с очень любящим сердцем и очень вспыльчивым нравом.

–?Ну, неслух, вывалишься, не жалуйся мне тогда! – Грануш, пыхтя, полетела через опочивальню, бока заколыхались, коротенькие ручки отчаянно замахали, а такой сердитый взгляд мог бы удержать девочку даже в падении. Набросилась на свою воспитанницу, отряхнула ее, ощупала, запричитала, словно Констанцию уже и впрямь приходится собирать по кусочкам: – Анушикс, жизнь моя… – Убедилась, что дитя цело и невредимо, и с облегчением заворчала: – Да что же это за упрямство? Что же тебя к окну-то так тянет, несчастье мое? Хочешь грохнуться, да?!

От Грануш всегда душисто пахло шалфеем и лавандой, прикосновение ласковых рук утешало, а армянское брюзжание доказывало, что мир по-прежнему покоится на Божьей благодати и на любви преданной няньки. С тех пор как Алиса Иерусалимская – мать Констанции, вдова трагически погибшего шесть лет назад Боэмунда II Антиохийского, самовольно вернулась из приморской Латтакии в Антиохию и объявила себя правительницей княжества, челядь и придворные перестали обращать внимание на девочку, и только татик Грануш, которой никто не указ, любила свою лишенную престола звездочку с прежней силой, а следила за ней еще строже.

–?Татик-джан, кто эти люди? – Когда дама Беатрис не слышала, можно было говорить по-армянски. – Почему торговых людей впустили через главные ворота?

–?Какие же это торговцы, пупуш?! Это Раймонд де Пуатье, один из самых знатных рыцарей Европы. Он обрядился купцом, чтобы добраться до Антиохии незамеченным.

Мамушка Грануш, тихая, незаметная, никогда ни во что не встревала, слова лишнего не говорила, внимания ни на кого не обращала, семенила бочком по коридорам и переходам замка в глухом одеянии, из головного платка-лачака выглядывал только решительный носик, упакованный в полные белые щеки, живые, черные, любопытные глазки всегда опущены долу. При этом ей неизменно оказывалось ведомо всё, что происходит в Антиохии. Она была чуточку колдунья, хотя нет, конечно, мамушка – хорошая христианка, даром что армянка. Грануш – просто добрая волшебница. Вот только вчера, укладывая Констанцию спать, наклонилась к ее уху и таинственно прошептала:

–?Анушикс, сладенькая моя, ты секреты умеешь хранить?

Констанция завороженно кивнула.

–?Ты знаешь, что ты не простая девочка?

–?Какой же это секрет, – разочарованно протянула Констанция. Похоже, они с няней единственные, кто еще не забыл, что она княгиня Антиохийская, дочь и внучка знаменитых героев. – Конечно, знаю. – И повелительно приказала: – Татик-джан, оставь светильник.

–?Еще чего? Хочешь все спалить? Тебе на роду предопределено решить судьбу всего Заморья, – пообещала мамушка тем же уверенным тоном, каким обещала и медовую плюшку за выученный урок, и вечное спасение за прочитанные псалмы.

–?Как? – Констанции стало радостно и страшно.

–?Этого мы пока не знаем, аревс, солнышко мое, – призналась Грануш. – Но никогда не забывай, что именно от тебя будет зависеть Святая земля.

–?А я знаю, – аревс вскочила и выложила давно продуманный план: – Когда я вырасту, я отберу свой трон у дамы Алисы, запрещу ей наказывать меня и сделаю так, чтобы смелые христианские рыцари победили всех врагов. – Подумала, не упустила ли чего важного, и грозно прибавила: – А вместо тыквенной каши все смогут есть сахар, большими ложками. И спать все будут укладываться, когда мне будет угодно.

–?Так оно все и будет, – с жаром прошептала мамушка, перекрестила свою лапушку и унесла масляную лампу. А будущая повелительница осталась в темноте, одна со всеми чудовищами и страшилищами.

Но покамест не похоже, чтобы пророчество Грануш и решения маленькой принцессы собирались исполняться: неприятелей у Антиохии лишь прибавлялось, дама Беатрис, новая воспитательница, приставленная к девочке матерью, страшно трясла волосатой бородавкой и сурово выговаривала каждый раз, когда Констанция оказывалась перед ее глазами, а княжеством по-прежнему незаконно правила дама Алиса. Грануш уверяла, что Бог слышит сирот, и клялась, что, когда она, грешница, попадет на небеса, она там первым делом заступится за свою детку. Детка знала, что мамушка всегда отходила ко сну, полностью готовая встретиться с Создателем, и заступничество Констанции очень нужно, но все же пусть бы Грануш пока не торопилась, без нее на земле станет совсем плохо.

–?Татик, с каких это пор отважные рыцари переодеваются в купцов?

Все знатные бароны-франки – и недавно скончавшийся дедушка Бодуэн, король Иерусалимский, да будет благословенна его память, и граф Эдесский, и граф Триполийский – всегда, как полагается рыцарям, одеты в роскошные одежды или в кольчугу, кони их покрыты драгоценными чепраками, и их сопровождает стража.

–?Переодеваются, если ума больше, чем гонора…

Еще утром в замок прибыл патриарх Радульф де Домфорт, долго совещался с дамой Алисой наедине, а Констанции было строго-настрого наказано сидеть в своей каморке в башне. Что-то происходило, и почти наверняка это касалось Констанции, но ей никто ничего не объяснял. Она попыталась скрыть свой страх, только от татик никакой слабости не спрячешь.

–?Лапушка моя, не волнуйся и ничего не бойся, недолго даме Алисе радоваться и ликовать! Помни, Господу угодны праведные мученики, а не торжествующие грешники!

От таких утешений девочку охватил еще больший трепет. Даму Алису теперь все, кроме армянской няньки, величали княгиней, а Констанцию стали называть по одному ее крестному имени, как безродную, и только мамушка шепотом решалась вспоминать, кто, по ее и Божьему мнению, является княгиней Антиохии, а кто – похитительницей престола.