Железные франки - Шенбрунн-Амор Мария. Страница 4

В комнату вплыла толстая и важная дама Беатрис. Воспитательница по-армянски ни слова не понимала и потому считала этот язык варварским и княгине неподходящим. Одного этого хватило бы, чтобы Констанция ей не доверяла. А вдобавок эта волосатая бородавка на губе, и дама нестерпимо воняла камфарой.

–?Констанция, княгиня велела вам читать псалтырь и не покидать своих покоев!

Все явно утаивали что-то связанное с прибытием странных путников. От Алисы можно было ждать любых обид и неприятностей. Сначала она собиралась постричь дочь в монахини, потом послала в подарок заклятому противнику всех христиан, свирепому тюрку Занги белоснежную кобылицу под попоной из серебристого шелка, с серебряными подковами и серебряной уздечкой. В придачу к кобылице мать предложила сельджукскому атабеку стать сюзереном Антиохии, а Констанцию выдать замуж за любого мусульманского властителя по его выбору, лишь бы Занги позволил Алисе править Антиохией от его имени. Про Имадеддина Занги было известно, что он напал даже на собственного мусульманского союзника и убил его сразу после того, как торжественно поклялся вместе, плечом к плечу, воевать против франков! Мамушка ворчала, что злодей, конечно, принял бы лошадку и наследницу Антиохии и наверняка наобещал бы Алисе хоть постриг принять, но верить ему нельзя. Не за любовь к дареным рысакам прозвали мусульмане грозного тюркского атабека Красой Ислама, Поборником Веры и Царем-Победителем, а за лютость и неутомимость в борьбе с латинянами. Франки, впрочем, окрестили его гораздо точнее – Сангвин, то есть Кровавый.

От незавидной судьбы в мусульманском серале Констанцию спас дедушка, немедленно бросившийся с войском в Антиохию восстанавливать права внучки. Он и перехватил посланника Алисы к Занги.

А вдруг эти внезапно появившиеся рыцари приехали забрать истинную княгиню? Недоброжелателей у маленькой наследницы Антиохии много – и атабек Занги, и византийский император, и сицилийский король, а единственный заступник, дедушка, скончался. Иерусалимский престол перешел к королю Фульку, женатому на сестре Алисы, королеве Мелисенде. Все четыре сестры, включая Годиэрну и Иовету, всегда и во всем друг друга поддерживали, поэтому, едва не стало Бодуэна, неусыпно сторожившего права внучки, Алиса самовольно вернулась из ссылки и вновь заняла антиохийский трон, а Констанция научилась не жаловаться.

Дама Беатрис плюхнулась на скамью, отдуваясь и обмахиваясь концом покрывала. Констанция покорно бормотала псалмы, лениво водя пальцем по молитвеннику, любопытное солнце, которому тоже хотелось узнать, что происходит, запустило в башню свой луч, в его свете закружилась пыль и зажужжала муха. Время от времени наглая муха присаживалась на разморенную, клюющую носом даму Беатрис. Татик почему-то внимательно следила за гувернанткой, и когда дама Беатрис принялась похрапывать, дернула Констанцию за руку, сделала страшные глаза, прижала ко рту палец, наверное, чтобы не вспугнуть муху, и поспешно потянула свою пупуш к выходу. Тихонько прикрыла за ними дверь и повернула огромный ключ на два оборота.

Дама Беатрис проснулась и принялась с криками биться в дубовую створку:

–?Грануш, верните ребенка! Княгиня накажет вас за это!

–?Тоже мне – «княгиня»! – Грануш опустила ключ в бесчисленные складки юбки, схватила дрожащую руку Констанции и повела девочку вниз по лестнице. Башня пустовала, и караульные еще долго не услышат вопли узницы.

На повороте лестницы Грануш придирчиво оглядела свою подопечную:

–?Констанция, сердечко мое, запомни – это важно: ты выйдешь сейчас к даме Алисе и к ее гостю и будешь вести себя так, как полагается хорошей, умной и вежливой принцессе, понятно? Покажи гостю, что ты разумна не по годам!

Дама Беатрис твердила, что только неучтивое и глупое поведение Констанции заставляет даму Алису сердиться на девочку, неужели татик ей поверила? Грануш стряхнула с платья аревс следы каменной пыли, пригладила светлые волосы. Только сколько бы мамушка ни прихорашивала свою лапушку, все старания окажутся напрасны – мать обязательно придерется к чему-нибудь. Каждый раз, когда приходилось предстать перед дамой Алисой, в животе вырастал и жег противный ком, руки тряслись, сердце падало, как ведро в колодец. А тут еще она явится незваной, вопреки строгому запрету. Но раз мамушка велела, значит – надо. Констанция не смела жаловаться, однако Грануш сама заметила дрожащие пальцы, трясущийся подбородок, стиснутые губы, перекрестила воспитанницу и прижала ее к своему черному платью так, что еще мгновение – и земные страдания девочки закончились бы навеки.

–?Не бойся, душа моя. С помощью Господа травинка может перерубить меч.

В главной зале на троне князей Антиохийских восседала дама Алиса.

Шесть лет назад единый взмах сарацинского меча лишил честолюбивую принцессу высокого, красивого, смелого и надменного супруга, а тем самым и антиохийского трона. С тех пор оправленная в серебро голова Боэмунда радовала потускневшими глазами лишь багдадского халифа, а юной вдове пришлось бороться за Антиохию всеми средствами.

Король Иерусалимский, отец Алисы, утверждал, что невозможно нарушить порядок престолонаследия и предпочел вдове Боэмунда его малолетнюю дочь, свою внучку Констанцию. При этом сам он не позволял никому и ничему вставать на пути своих замыслов. Из четырех дочерей покойный больше остальных любил старшую, красавицу Мелисенду, но свое королевство Бодуэн любил несравнимо больше, чем всех четверых вместе взятых: когда королю понадобился подходящий наследник, он заставил Мелисенду выйти замуж за неказистого, но могущественного графа Фулька Анжуйского, хотя принцесса любила молодого и красивого Хьюго де Пюизе. Свою младшую дочь, пятилетнюю Иовету, он оставил вместо себя заложницей в Шейзаре, и тут же без колебаний нарушил условия своего освобождения, напав на Алеппо. А едва овдовела Алиса, Бодуэн так же хладнокровно отослал ее в затхлую Латтакию – проводить оставшиеся дни в вышивании крестиком и в молитвах, пока Господь не приберет безутешную печальницу. Однако непреклонностью Бодуэна все восхищались, на его могиле у подножья Голгофы начертано, что в ней лежит надежда отечества, опора церкви и доблесть обоих, второй Иуда Маккавей, которому несли дары Ливан, и Египет, и Дан, и человекоубийственный Дамаск. О том, что Иовету после освобождения пришлось постричь в монахини, там ни слова.

Однако напрасно он ожидал, что Алиса беспрекословно уступит место на троне малолетней дочери. Понятно, что дитя не может править государством, а Констанция и вовсе странное создание. То ли дурная, то ли просто бесчувственная: всегда погружена в себя, постоянно молчит, смотрит диким зверенышем.

Дочь латинского короля и армянской принцессы, Алиса выросла в окружении вороньей стаи армянских сродственниц, кормилиц и нянек – в темных одеждах, покорных, безрадостных, с поджатыми губами, с осуждающими глазами, шепчущих, семенящих, вздыхающих, редко покидающих внутренние покои, ничего, помимо молитв и сплетен, не разрешающих ни себе, ни друг другу, ни принцессам. С детства принцесса мечтала жить иначе, поступать по собственной воле и заставить остальных повиноваться себе. И теперь, когда грозный отец скончался, упокой Господь его грешную душу, а огромное армянское население княжества признавало Алису, дочь армянской принцессы Морфии, полномочной правительницей, уж конечно не слабоумной Констанции отнять трон и надежду на новый, счастливый и выгодный брак! Пусть у Алисы не было армии рыцарей, готовых скакать за ней в любую сечу, зато она умела принимать взвешенные решения и всегда находила возможность привлечь людей на свою сторону с помощью подкупа, убеждения или хитрости. Что с того, что ее голова не такая красивая, как у покойного супруга, если она по-прежнему на плечах? Юным вдовам присуще особое очарование, если, конечно, они не прозябают забытой тенью в какой-нибудь захолустной Лаодикее, а правят богатым княжеством.

Терять ей было нечего. В этой стране каждый получал только то, что он мог вырвать у других. Если на все говорить: «Аминь», – придется молиться исключительно за чужое здравие.