Борель. Золото (сборник) - Петров Петр Поликарпович. Страница 37
С солдаткой расплатились щедро. Вожак презрительно отбросил сдачу и хлопнул бабу по лопаткам.
– Жди в другой раз, молодуха.
Сибирские кони несли свирепо. Обиженно пели полозья, трещала ломкая сбруя. Приискатели кутались в ямщицкие барловые дохи. Шестьдесят верст уплыли назад за четыре часа. В сумерках, черных, как сажа, розвальни пропылили по Верхотурихе.
Еще издали Гурьян заметил, что в его квартирешке нет огня. А когда подъехали к воротам, то увидели, что окна второй половины избы были заколочены снаружи тонкими тесинами.
Гурьян нетерпеливо ворвался в квартиру плотника-соседа и от порога взревел:
– Умерла?
Парню изменили ноги. Он тяжко упал на застонавшую лавку. Семья плотника ужинала при тусклой коптилке. В парной чад избы ворвались запахи тайги и седая струя морозного воздуха.
– Третьего дня закопали, – откуда-то из темноты прохрипел женский чахоточный голос. – От колотья в грудях и дошла.
В эту ночь Гурьян впервые напился до потери сознания. Проснулся он со связанными руками. От хмельного озноба трепетало тело. Митрофан вышучивал:
– Ну и сметана ты кислая. Ставай, опохмеляться будем.
Глава вторая
1
На вокзале шум, толкотня, споры. Харбинские спекулянты с набитыми сарпинкой кошелями и чемоданами горлохватом брали буфет, занимали зал первого класса, стеной отшибали пассажиров с перрона. Половина их козыряла перед жандармерией солдатскими завшивленными в окопах шинелями и поддельными бумажками об освобождении в бессрочный отпуск. Над головами кишащих людей проносилось:
– Отстань!
– Ишь мурло-то нажрал в тылу!
Гурьян боязливо наблюдал, как старый маленький человек с белой бородой колотил под бока какого-то оборвыша, и, брызжа слюной, повторял:
– Я тебе дам! Я тебе дам, ворюга!
В вагон пробрались с бою. Вожак принял серьезный вид и строго предупредил Гурьяна:
– Не болтай!
В воздухе, в расточительных разговорах людей властно слышалось одно, что войне приходит конец. Царские стражники охотились больше за дезертирами, срывали с них взятки шевровой кожей, китайской сарпинкой и маньчжурским спиртом.
Гурьян в первый раз столкнулся с женщинами, напористыми, как половодная лава. А они, растерявшие по длинным путям женский стыд, подталкивали его локтями и озорно посмеивались.
Гурьян страдал с похмелья и не отходил от своего вожака.
Правую руку он держал в кармане, похрустывая сотенными кредитками. Обстановка поезда была не похожа на ту, которую представлял в избушке, под певучие, всполошенные звуки тайги. Людское смятение пугало парня. Но надежда, что он скоро будет в большом губернском городе, о котором слыхал много хороших слов, бодрила.
Ведь вообще-то он давно рвался на новые места, к новым зрелищам, а может быть, и действительно за сказочным счастьем.
На третьей станции вожак послал Гурьяна за кипятком.
Поезд по обыкновению стоял долго. Около водоразборной будки парня взяли в тиски харбинские спекулянты.
– Гони этого чертоидола! – шумели в толпе.
– Ишь медвежатник, чалдонская лопатка!
Около крана Гурьяна сунули в затылок за то, что он оттолкнул бабу с длинными блестящими серьгами и вперед набрал воды.
– Орясина! – завопила спекулянтка. – Было захлестнул своей оглоблей.
Гурьян заметил, что ихний вагон остановился против фонаря. Теперь же поезд был разорван. У парня задрожали колени. Вперед пыхтел паровоз. Гурьян бросился к вагону с зелеными занавесками на окнах и изумленно остановился.
– Нарыков! Это как сюда попал?
С площадки вагона ему улыбалась Таня.
– Ты в город? Вот хорошо! Вагон ваш отогнали вон туда, я заметила, как ты выскакивал.
Девушка повернулась к белокурому парню в черной тужурке и потеряла Гурьяна в хлынувшей толпе.
2
На вторые сутки перед вечером город мелькнул белыми огнями. Митрофан увлек растерявшегося Гурьяна на перрон и подошел к извозчику с плутоватыми глазами и бляхами на широком поясе.
Приискатель и возница смерили взглядом друг друга.
– Фартовые? – сразу определил извозчик.
– Они самые. Где приискатели застолбились?
– На Сарайной и Подгорной больше…
– Арлаху знаешь?
– Арканщика-то? Как же… С месяц, как из тюрьмы выполз.
– Вон что! За что отбывал?
– Заарканил енотку, а в ней человек оказался, ну, и наскочили духи. К греху, коню в канаве ногу сломал.
– Вези к нему.
От берегов реки узорчатыми шершавыми зубцами нарастали льдины. Над рекой и городом зыбко качались водянистые туманы. По длинному мосту сталкивались пешеходы и извозчики. Гурьяна пронизывал мороз. Он осмысливал разговор между извозчиком и Митрофаном. Начинал понимать, что в нехорошее место везет его вожак. Здесь было страшнее, чем в тайге. Улицы города петляли, как взвихренные мысли парня. Почти на каждом квартале извозчик упирался в забор и опять вилял в темный закоулок.
«Вот также соболь делает свои тропы в каменных россыпях», – думал Гурьян.
Извозчик доставил их в такой трущобник, что удивился даже вожак. Дверь темного подвала открыла глазастая женщина, сразу напомнившая Гурьяну харбинок в вагоне. Он два раза стукнулся лбом о какие-то подвальные балки, пока не очутился в сырой и душной комнате. Митрофан оглянул полную руку женщины с нанизанными на каждый палец кольцами и в упор спросил:
– Арлахина будешь?
Женщина вильнула глазами перед Гурьяном и беспричинно рассмеялась.
– Сегодня Арлахина, а завтра могу быть твоей.
Бесстыдный, хрипловатый этот смех не понравился и Митрофану.
– Фальшивка, – презрительно бросил он, повернув лицо к Гурьяну.
Подвальное помещение разделяла зеленая перегородка. Оно было почти пустым, если не считать длинного стола, скамейки и шкафа, обклеенного пыльной газетной бумагой. Из-за перегородки послышался кашель, от которого дрогнули занавески.
– Кто шумит?
Гурьян отшагнул назад, когда к ним вышел сутулый великан с сизыми усами и беспокойно бегающими раскосыми глазами. Человеку на вид было не больше сорока пяти лет, но он был седой, с изморщенным, опухшим от постоянных перепоев лицом. Парень прикинул на глаз и заключил, что в деревне напрасно его, Гурьяна, называли верзилой.
– Что манжетки затряслись? – пробасил хозяин, заметив растерянность парня.
Приискательские фасонные сапоги и запорожские шаровары придавали фигуре Арлахи вид таежного франта, налетчика, заправского золотничника. С Митрофаном он поздоровался без особого радушия. Видно было, что в людях он нуждался мало, а в их дружбе – особенно.
– Работаешь? – спросил его вожак.
– Арканил, но вывернули совсем с требухой… Коняг завожу, да деньжат не хватает.
– Выручим на первый случай!
– С прибылью, значит? – обрадовался хозяин.
– Некорыстную зашибли вот с этим парнем. Где братия гуляет?
– В ресторане «Алдан». – Глаза Арлахи горели, как у волка ночью.
– Едем туда?
– Когда ночь напополам разломится. Сейчас на духов напоремся…
3
Женщина, которую Арлаха называл Домной, нажарила мяса с луком. Вкусный запах дразнил аппетит проголодавшихся путников. На столе появилась бутылка харбинского спирта, пара соленых омулей и огурцы.
Гурьян поперхнулся первым стаканчиком крепкого зелья и отказался пить. Он боязливо посматривал на узкий лоб и дерзко бегающие косые глаза хозяина. Затылок Арлахи был приплюснут, торчал назад брюквой, а челюсти работали, как мельничные жернова.
По сравнению с ним вожак казался мелким и ничтожным, как ишак против битюга.
Домна хлестала спирт наравне с приискателями и не пьянела.
– Слюнявый? – захмелевший хозяин кивнул на Гурьяна.
– Молод, но парнишка напористый, – ответил Митрофан.
– В работу надо пустить…
– Сам след нанюхает.
Приятели веселели. На столе, хрустально переливаясь, вздыбилась вторая бутылка. Арлыха вынес из-за перегородки сияющий перламутром и вороненым лаком баян. Широко развернув плечи, он давнул на басы. Плечи Домны задрожали, как густой студень, женщина знала нрав и вкусы своего временного повелителя. Одним прыжком выскочила на средину комнаты и рассыпала чечетку: