Обитатель лесов (Лесной бродяга) (др. перевод) - Ферри Габриэль. Страница 41

— Я разделяю мысли моего приятеля Хозе, — отвечал канадец, — и уже мучаюсь вопросом — что стану делать с этим золотом? И прихожу к мысли, что богатство — бремя! Оно распаляет желания и сокращает жизнь. И если эти сокровища имеют для нас цену, то лишь потому, что они принадлежат тебе. Впрочем, время бежит, нам надо действовать. Вероятно, мы не одни в этой пустыне.

Этот последний намек напомнил трем друзьям, что время на самом деле весьма драгоценно.

Хозе пустился первым пробираться через чащу, раздвигая в стороны ветки деревьев, но не успел он сделать нескольких шагов, как в горах раздался выстрел.

Старый охотник и Фабиан, продвигавшиеся вперед, подняли головы к вершине пирамиды, откуда слышны были выстрелы и человеческий голос, поразивший таким странным образом слух охотников. Но густой туман, гонимый сверху ветром, скрыл от их глаз верхнюю часть утеса.

Охотники, не сговариваясь, вновь направились прямо к утесу. Там должен был, по всей вероятности, скрываться их общий враг.

Бока пирамиды, хотя и крутые, были усеяны кустарниками, облегчавшими доступ наверх, тем не менее попытка эта была довольно опасна, потому что за туманом нельзя было видеть числа врагов, спрятавшихся на утесе.

Фабиан хотел пойти вперед, но сильная рука старого охотника удержала его, и Хозе досталась честь указывать дорогу своим спутникам. За ним следовал Розбуа, прикрывая свое чадо собственным телом, а последним — Фабиан. Вскоре радостное восклицание Хозе, скрывшегося в тумане, возвестило спутникам, что он безопасно добрался до вершины площадки, на которой вслед затем появились Розбуа с Фабианом.

Но на вершине никого не оказалось.

В ту самую минуту, когда три союзника, немного раздосадованные своим неудачным поиском, уже собирались было спуститься вниз, сильный порыв ветра разогнал туман, застилавший от их глаз окрестность. При этом они увидели вдали четырех всадников, вооруженных карабинами и ехавших тесно один возле другого. Однако расстояние, отделявшее приближавшихся всадников от утеса, на котором находились трое друзей, было еще слишком велико, так что они не могли различить их костюма, ни цвета кожи незваных гостей.

— Пожалуй, нам придется снова выдержать здесь осаду! — воскликнул Розбуа. — Что это могут быть за всадники? Белые или краснокожие?

— Белые ли они или краснокожие — это, в сущности, все равно, потому что они непременно враги, — возразил Хозе на восклицание, канадца.

В то время как Розбуа и его спутники присели на площадку, чтобы остаться незамеченными приближающимися всадниками, человек, который до тех пор оставался невидимым для обеих сторон, осторожно спустился в озеро. Приподняв тихонько плавающие на поверхности озера листья водяных растений, он устроил из них для себя беседку и спрятался за ними.

Этот спрятавшийся в озере человек был не кто иной, как Кучильо, — шакал, которого судьба столкнула со львами, как образно выразился индейский поэт.

Глава XXI

Когда Кучильо, постоянно подгонявший свою лошадь, наконец приблизился к Туманным горам; он вынужден был остановиться. Хотя бандит и запомнил эту местность, которую уже видел однажды, однако страх и радость, попеременно волновавшие его сердце и кровь, решительно отнимали у него возможность судить здраво и трезво. Ему было необходимо немного отдохнуть, чтобы прийти в себя. Лишь спустя некоторое время ему удалось кое-как сориентироваться.

Было еще довольно темно, когда он достиг пирамиды, возвышающейся над таинственной долиной, и обильные испарения озера густой пеленой окружали не только долину, но и крутую гору, на которой находилась могила индейского вождя.

Глухой шум водопада, о существовании которого он помнил, послужил ему ориентиром.

Кучильо решил слезть с лошади, чтобы немного отдохнуть и обождать наступления дня. Но едва он успел присесть, как тотчас вскочил от ужаса, как будто рядом находилась ядовитая змея. Случилось так, что он расположился на том самом месте, где пал от его рук Марко Арелланос. Все подробности их смертельной борьбы мгновенно предстали пред его глазами. Чувство ужаса перед призраком убитого овладело им.

Но мало-помалу с наступлением рассвета страхи его рассеялись. Хотя он не успел вполне возвратить себе прежнее спокойствие духа, однако скоро перестал терзать себя мыслями о преступлении, которое смешалось с воспоминаниями о прочих злодеяниях. Первое мерцание рассвета напомнило ему, что пора приступать к делу.

Хотя он был вполне убежден, что никто не заметил его таинственного исчезновения из лагеря и что никто его не преследовал, однако все же решился взобраться на пирамиду и осмотреть равнину с высоты.

Направляясь к подножию пирамиды, Кучильо не мог удержаться, чтобы не бросить алчного и тревожного взгляда на долину, усеянную золотыми крупинками.

Внезапная мысль вновь пробудила в нем страх. Оставалась ли долина с тех пор, как он вынужден был ее покинуть, нетронутой или нет?

Но одного пристального взгляда было достаточно, чтобы успокоиться на сей счет. Все, что его прежде окружало, не изменилось, и по-прежнему громадные сгустки драгоценного металла сверкали бесчисленными искрами. Полумертвый от жажды путник вряд ли с большей радостью смотрит на цветущий оазис с журчащим ручейком, который вдруг открылся его взору среди бесконечного моря палящего песка, нежели Кучильо взирал на золото. Прежде чем дотронуться до этих богатств, ему хотелось вполне насытиться открывшимся зрелищем.

Верный своей лукавой натуре, Кучильо предварительно отвел свою лошадь в сторону, в глубокое ущелье, и там привязал ее к кусту, так что животное было совершенно скрыто от посторонних глаз.

Скрыв таким образом доказательства своего присутствия, Кучильо взобрался на пирамиду.

Поднявшись на вершину, бандит начал оглядывать окрестность, желая удостовериться, один ли он в этой местности. Внимательный осмотр вскоре успокоил его на этот счет, дон Эстеван со своими спутниками, равно как и Розбуа с обоими друзьями, были еще скрыты от его глаз холмами. Успокоенный господствовавшей вокруг него тишиной, Кучильо машинально обратил свои взоры на водопад.

Вода во время падения представлялась ему каким-то серебристым мостом, перекинутым через бездну, и по временам была слабее, так что открывала свободное пространство, через которое глаз мог видеть золотой самородок, совершенно очищенный водою от посторонних частиц и теперь сверкавший на солнце чудесным блеском.

При виде самородка, который можно было достать, едва протянув руку, Кучильо овладела безумная радость. Глаза бандита засверкали от алчности, руки простерлись вперед над пропастью, грудь напряглась, готовая вот-вот лопнуть, и он, вероятно, не выдержал бы страшного гнета овладевших им чувств, если бы наконец из груди его не вырвался сиплый крик, который так странно поразил, слух канадца и его обоих спутников.

Но вскоре новое зрелище, которого он вовсе не ожидал в этой пустыне, исторгло из его груди другой крик: то был именно крик бешенства!

Кучильо вдруг увидел человеческое существо — того, кому была известна тайна его жизни и кто нечестивой ногой вступил в эту долину. То был Хозе, ибо Розбуа и Фабиан, скрытые густой засекой, были не замечены бандитом в первую минуту. Полагая, что Хозе один, бандит, не думая долго, выстрелил в него почти навскидку.

Это и был выстрел, потревоживший охотников.

Невозможно передать бешенство и удивление Кучильо, когда он, спрятавшись за ветвями деревьев, увидел, что к Хозе присоединились еще два человека, из коих в одном он тотчас узнал Розбуа, виденного им за несколько дней перед тем в борьбе с тиграми, а в другом — гамбузино Тибурцио, уже дважды спасшегося от его покушений.

Смертельный холод прокрался в сердце Кучильо. Он был насмерть поражен такой неожиданностью, ибо вновь приходилось ему бежать из долины, куда его, казалось, не пускала какая-то страшная сила.

К счастью для бандита, глубокий туман, еще стоявший в верхних слоях воздуха, скрывал его от взоров охотников, которые уже начали подниматься наверх.