Остров отчаяния - О'Брайан Патрик. Страница 55

— Нога? Какая нога? Она онемела! Клянусь честью, онемела.

— Не волнуйся, мой дорогой, я видел, как сохраняли намного более уродливые конечности.

После паузы, во время которой Джек, казалось, потерял всякий интерес к своей ноге, он спросил:

— Стивен, что это у тебя вокруг шеи? Надеюсь, ты не ранен?

— Это шерстяной шарф от холода, связанный миссис Уоган. Ярко красный цвет предназначен увеличить ощущения тепла, по ассоциации идей. Я крайне ей обязан.

— Мистер Грант спрашивает разрешения сделать доклад, — хриплым шепотом сказал Киллик, просунув голову в дверь.

Стивен вышел и сообщил Гранту, что пациента не следует беспокоить, нарушение режима может взволновать его раз??ум.

— Вы имеете в виду, что у него не все в порядке с головой? — воскликнул Грант.

— Этого я не говорил, — сказал Стивен. Ему чрезвычайно не понравился радостный тон Гранта, его очевидное желание верить в худшее. В любом случае, Стивен почти падал от недосыпа, и, когда вернулся в спальную каюту, взгляд стал злым и холодным как у рептилии. Но Джек его отстраненности не заметил и сказал:

— После любой схватки у меня всегда хандра и на этот раз намного хуже. Я вижу, как тот корабль разворачивает лагом к волне и весь его экипаж людей, пять или шесть сотен человек. Вижу снова и снова. Можешь ли ты объяснить это, Стивен? Похоже это на физическую расплату?

— В некоторой степени, думаю, так и есть, — ответил Стивен. — Двадцать пять капель этого — произнес он, аккуратно наливая из находящейся в тени бутылки — поправит твои жизненные силы настолько, насколько способна медицина.

— Оно не такое противное, как твои обычные лекарства, — удивился Джек. — Забыл спросить, как прошла ночь? Как справилась твоя цыганка?

— Не могу говорить за миссис Босуэлл: кесарево сечение нелегкое дело, даже в отсутствие урагана. Но если ребенка смогут покормить, он останется жив, бедняжка. Это, как ты и предсказывал, девочка, и потому выносливая. Я сначала не знал, что с ней делать.

— Есть еще девушка, которая прислуживает миссис Уоган.

— Есть. Но, как ты помнишь, её высылают за детоубийство, повторное детоубийство. Она немного странно ведет себя в том, что касается детей, и я не думаю, что это правильный выбор. Тем не менее, я поделился тревогами с миссис Уоган, и она очень любезно предложила свои услуги. Она держит младенца сейчас в корзинке, устланной шерстью, и просит побаловать её подвесной печью.

— Господи, Стивен, как бы мне хотелось, чтобы Том Пуллингс оказался здесь, — произнес Джек, проваливаясь в сон.

В кают-компании Брайон и Баббингтон играли в шахматы, а Мур и Бентон наблюдали за ними.

Фишер отвел Стивена в сторону и спросил:

— Что там по поводу капитанской головы, что не в порядке?

Стивен взглянул на него.

— В мои обязанности не входит обсуждать недуги моих пациентов, и если бы разум капитана как-то пострадал, я был бы последним, кто рассказал об этом. Но, поскольку это не так, я могу сказать вам, что капитан Обри, хотя и ослаб от потери крови, но по интеллекту превосходит любых двоих из здесь присутствующих. Нет, любых троих или даже четверых. Черт вас дери, сэр, — воскликнул он, — к чему эти расспросы? Ваши манеры возмутительны, как и ваш вопрос. Вы наглец, сэр.

Он быстро шагнул вперед, и Фишер, потрясенный, отступил. Фишер принес извинения за нанесенное оскорбление — он не имел в виду ничего плохого — естественная забота подтолкнула к невежливости, и он охотно берет свои слова обратно. На этом он обогнул стол и поспешно покинул кают-компанию.

— Молодец, доктор, — сказал капитан Мур. — Я люблю людей, которые могут укусить, если им досаждают. Давайте выпьем по стаканчику грога.

Стивен перевел холодный взгляд на морского пехотинца, но, хотя доктор и провёл трудную ночь с большим грузом ответственности, а тревога за Джека ожесточила его, круглое красное добродушное и доброжелательное лицо Мура вызвало у Стивена ответную улыбку.

— А почему бы и нет, — отозвался он. — Я был слишком вспыльчив, чересчур вспыльчив.

— Нужно отметить, — сказал Мур, допивая стакан, — на мгновение мозги Хозяина были не в порядке, и неудивительно, если учесть удар по голове, который он получил. Можете мне не верить, но когда я воскликнул «возрадуемся же победе», он ответил, что не видит никакой радости вообще. Капитан пятидесятипушечника не видит радости в потоплении семьдесятичетырехпушечника! Очевидно, в тот момент он был не в себе. Но сказать поэтому, что его разум помутнен…

Дверь открылась, впустив порыв морозного воздуха. Ввалился Тернбулл и потребовал чего-нибудь погорячее. Он был облеплен снегом, который щедро разбрасывал по кают-компании, отряхивая плащ от налипших кусков.

— Вы не поверите, пошёл снег, — сообщил он. — Полфута на палубе и быстро прибывает.

— Что с ветром? — спросил Баббингтон.

— Постепенно стихает, а снег удивительным образом уменьшил волнение. Сначала пошел дождь, который затем превратился в снег. Разве это не удивительно?

Из своей каюты вышел Грант, и Тернбулл сообщил ему, что пошел снег.

Сначала шел дождь, но теперь уже полфута снега на палубе, а ветер и волнение удивительным образом уменьшились.

— Снег? — переспросил Грант. — Когда я был в этих водах, то никогда не спускался к югу от тридцать восьмой широты, а там снега не было. В сороковых же лишь сильные ветра, шторма и гибель. Поверьте, я говорю исходя из тридцатипятилетнего опыта: благоразумный капитан никогда не пойдет южнее тридцати девяти градусов. А выше снега вы не найдете.

Стивен не нашел снега и на сорока трех градусах, когда вышел на палубу рано утром, но было очень холодно, и он не стал задерживаться дольше нескольких минут, необходимых, чтобы увидеть, что у волн, хотя и больших, нет бурунов, небо низкое и темное, облака равномерно и неспешно по нему плывут, и что альбатрос на правой раковине — совсем молодая птица, возможно, двух- или трехлетка. Стивен повернулся, чтобы идти в кормовую каюту, и, повернувшись, увидел в люке голову поднимающегося Хирепата. Майкл заметил его и, изменившись в лице, отпрянул назад.

Стивен про себя вздохнул. Хирепат ему нравился, и он сожалел о спровоцированном и необходимом предательстве этого молодого человека, и его последующих страданиях. Но на дальнем конце поручня обнаружилось дружелюбное лицо: открытая, приветливая улыбка.

— Доброе утро, Баррет Бонден, — произнес он. — Чем занят?

— Доброе утро, сэр. Новыми кранцами для бизани. Прекрасное ясное утро для этого времени года, сэр.

— Я нахожу, что оно неприятно холодное и промозглое, а ветер — пронизывающий.

— Ну, может быть, немного прохладный. Кобб говорит, что чует лед. Он был китобоем, а они могут учуять лед издалека. — Оба посмотрели на Кобба, и китобой покраснел, низко склонившись над своим кранцем.

«Лед», — подумал Стивен, входя в кормовую каюту. — «И возможно, огромные южные пингвины, ушастые тюлени, морской слон… Как бы я хотел увидеть гору льда, плавающий остров».

— Киллик, доброе утро, как он?

— Доброе утро, сэр: ночь прошла хорошо, настолько спокойно, насколько можно ожидать.

Возможно, ночь и прошла спокойно, но Джек все еще казался замкнутым и отстраненным: несомненно, у него прилично болела голова. Тошнота наличествовала точно — капитан так и не прикоснулся к обильному завтраку, что приготовил Киллик. Но Стивен был доволен состоянием ноги, а когда Джек заявил о своей решимости присутствовать на палубе при полуденном наблюдении, Стивен согласился, только настоял, что должна быть надлежащая поддержка, и шерстяная поддевка.

— Ты также можешь принять мистера Гранта, если захочешь, — прибавил он. — Несомненно, ты жаждешь узнать состояние корабля, но лучше бы говорить негромко и сохранять спокойствие, насколько это возможно.

— Ох, — отозвался Джек, — я послал за ним, как только проснулся, и спросил, какого дьявола он изменил курс без приказа. Стрелка, — неосторожно кивнув на компас, подвешенный над его кроватью, Обри поморщился от боли, — указывала на норд-ост, а затем норд. Можно подумать, будто я погиб в сражении. Я быстро убедил его в обратном… Что за громкий голос слышен? Осмелюсь предположить, что у его матери голос был как иерихонская труба. Ну что там?