Сокровище рыцарей Храма - Гладкий Виталий Дмитриевич. Страница 52
Они поднялись на просторный чердак, исполняющий роль кладовки для разного хлама. Там дядька Гнат подошел к неприметной двери, открыл ее ключом и пригласил Глеба зайти внутрь.
У Тихомирова-младшего глаза на лоб полезли, когда он увидел начинку комнаты. Это была прекрасно оборудованная операторская с десятью мониторами, мягким удобным креслом и коммутатором для спецсвязи. Дядька Гнат включил общий рубильник, и экраны мониторов ожили, показав в деталях и подворье со всех сторон, и подходы к дому.
– Думав уже нэ знадобыться… – сказал Игнатий Прокопович и сокрушенно вздохнул. – Як ото пишла у нас перестройка с перестрелками, так я тут днював и ночував. Як сыч сидел. Сурьезные булы времена… В мэнэ пять раз стреляли. Ну да шо об этом сейчас говорить. Шо было, то сплыло. Тех, хто стриляв, ужэ давно нэма на цьому свити, а я, як бачыш, щэ живу. И теперь выкарабкаемся… с Божьей помощью.
– Так вы тут вроде… вроде бугра? – Глеб едва подыскал нужное определение.
– Цэ у вас там, в москалив, бугры, – недовольно ответил дядька Гнат. – А я кошевой атаман.
– Слыхали мы…
– И шо вы там слыхали?
– Ну, что у вас даже гетман есть… Бывший президент.
– Ты шо, с глузду зъихав?! С него гетман як из мэнэ японский городовой. Гетман – цэ… ого-го! Авторитетный, уважаемый человек, кращый вояк.
– Понял.
– А якшо понял, то сидай в кресло и займись делом. Будешь моими глазами. Оци кнопочкы – цэ связь с хлопцами. Як заметишь шось нэ такэ – предупреди. Усек?
– Усек. Дело знакомое.
– Добрэ. Ну, а я трохы на трубе посижу. Позвоню нужным людям. Трэба подключить еще кой-кого. Безопасности, як и грошей, много не бывает.
– Интересно, где у вас стоят видеокамеры? – спросил Глеб. – Я почему-то их не заметил…
Дядька Гнат довольно рассмеялся.
– Бо их ставили профессионалы своего дела. Нэхай вражина думает, шо моя хата беззащитная. О, чуть нэ забув! – он открыл один из шкафчиков и достал оттуда великолепный «штучный» бокфлинт [56]. – Ты стрелять умеешь?
– В общем, да… – ответил Глеб и загадочно ухмыльнулся.
Он мог бы много рассказать Игнатию Прокоповичу о своей профессии «черного» археолога. Иногда среди вольных кладоискателей случаются настоящие войны. И Глебу уже не раз доводилось защищать свою жизнь с оружием в руках.
– Значит, зарядить и нажать на курок сумеешь, – деловито сказал дядька Гнат. – Патроны в шкафу. Это я на всякий случай. Усё может быть. Ежля зловыш кого на мушку – бей, не задумываясь. Бо знаю я вас, интеллигентов… Замешкаешься – и прыйдеться мне слать Мыколе чорну весточку. Так шо не подведи ни батьку, ни дядька Гната.
– Не подведу, – пообещал Глеб.
– От и добрэ. А я тоби зараз щось пожевать и выпить принесу. Шоб легше було коротать время…
Игнатий Прокопович ушел, а Глеб начал осваиваться на «боевом посту». Несмотря на некоторую запущенность, пыли в операторской было немного, а вся аппаратура функционировала, как и должно. Мало того, выяснилось, что видеокамеры по желанию оператора могут менять положение, что значительно увеличивало их возможности.
Вахта оказалась мучительно длинной. Уже близился вечер, и Глеб решил, что скоро его бдениям придет конец, потому что в темноте видеокамеры практически бесполезны. Почему дядька Гнат молчит? Он как доставил еду и питье, так больше и не появлялся в операторской.
Наверное, обзванивает всех знакомых ему боссов, предположил Глеб. А может, пришли какие-то сведения о французе от Петра Семеновича, который явно был большой и важной шишкой и, похоже, работал в органах.
Глеб несколько раз умывался холодной водой, чтобы снять напряжение и освежить воспаленный ум (в операторской были туалет и умывальник), но все равно тревога в его душе по мере приближения ночного времени все нарастала и нарастала. Он часто прикасался к оберегу, который подарил Гоша Бандурин, и в такие моменты ему чудились зловещие бандитские физиономии, роившиеся вокруг его головы словно навозные мухи.
Когда начало темнеть, наконец появился и дядька Гнат. Он был чем-то сильно озабочен. Это было видно по его хмурому лицу и по глазам – обычно добродушные, с хитроватым прищуром, теперь они метали молнии. Игнатий Прокопович принес Глебу ужин – две свиные отбивные размером с добрый лапоть, жареную картошку и малосольные огурчики.
– Ты заправься, – сказал он, ставя тарелки на столик. – Бо хто зна, когда еще придется перекусить.
– Что, все настолько плохо?..
– Не важно, – хмуро ответил дядька Гнат. – Бо тот жабоед все-таки нашел среди наших христопродавца.
– Кого?
– Ну, ты его не знаешь… Мой бывший ученик. Навчыв на свою голову… Бачыв я, бачыв, шо он с гнильцой! Но никогда не думав, шо Махно способен меня предать.
– Махно?!
– Чого ты удивляешься? У нас ця фамилия распространена як у вас Сидоров. Ну, может, трохы меньше. Кажуть, шо он и впрямь якыйсь родыч того самого Махно, который в революции рубав на капусту и белых, и красных. Но нам от этого не легче. Думаю, – тут в голосе Игнатия Прокоповича проскользнули угрожающие нотки, – шо и ему скоро будет не до тых грошей, которые дал ему француз.
– А самого господина Боже нашли?
– Шукають, – коротко ответил дядька Гнат. – Ты не переживай, от нас француз не сбежит. Он в Киеве. Но в гостиницах его нэма. Десь затаився на частной хате. Хитрый жабоед, матери его ковинька…
Дядька Гнат ушел. Глеб съел свой ужин и выпил какую-то таблетку. Игнатий Прокопович сказал, что она напрочь прогоняет сон. Такие же таблетки приняли и пятеро бойцов, стороживших подходы к дому. В общем, ночь, по идее, обещала быть очень интересной.
Глеб был абсолютно уверен, что господин Боже просто обязан форсировать события. Француз уже знает, что Глеб определил примерные координаты клада и может в любой момент предпринять попытку до него добраться. Увенчается она успехом или нет – это другое дело.
Но когда последует нападение? И где? Первый звоночек уже прозвучал – на дороге. Там они застали его врасплох. Это факт. Прискорбный факт. Он ждал чего-то подобного – и все равно оказался в дураках. Его объехали в прямом смысле слова. Объехали и слегка подтолкнули в нужном направлении – чтобы он разбился. Никаких подозрений – автомобильная авария. По нынешним временам никакая не диковинка.
Слава богу, что «волга» когда-то проектировалась как «членовоз» – в качестве служебного авто коммунистических боссов, поэтому обладает повышенной прочностью и живучестью. Жизнь таких персон при советской власти считалась священной. Они должны были оставаться в живых даже после серьезных автокатастроф.
И то верно – ведь на свободе твердокаменные большевики не растут, им требуются особые, тепличные условия. А тепличный овощ весьма капризен в производстве и дорого обходится производителю.
Первый блин у господина Боже вышел комом. Но уж второй (а если понадобится, то и третий, и четвертый…) он постарается приготовить по всем правилам подпольной кулинарии. Шустро французик оборачивается. С Михайлом у него номер не вышел, но он тут же нашел какого-то Махно.
Ученик дядьки Гната… Глеб хмуро ухмыльнулся. Он знал, что после отсидки Игнатий Прокопович долго и успешно занимался запрещенным в то время карате. У него даже была своя школа боевых искусств, находившаяся в одном из пионерских лагерей, расположенных в Пуще-Водице. За что ему снова едва не дали срок.
Когда распался Советский Союз и начались большие перемены, ученики Игнатия Прокоповича тем или иным способом быстро пробрались наверх иерархической лестницы деятелей нарождающегося капитализма. Некоторые стали депутатами и бизнесменами, а кое-кто возглавил братков и начал заниматься рэкетом. (Наверное, и Михайло, и неизвестный Глебу Махно были из этой когорты.).
Об этом Глебу рассказывал отец; правда, очень скупо, совсем немного. Он не одобрял методы, при помощи которых его добрый приятель Гнат навел порядок в Пуще-Водице и выбился в авторитеты. Но его сын, имеющий авантюрный склад характера, ради достижения своей цели готов был заключить договор хоть с Бабой-ягой.
56
Бокфлинт – двуствольное охотничье ружье с гладкими (без нарезов) стволами, расположенными друг над другом.