Карнавал обреченных - Бирюк Людмила Д.. Страница 32
Не теряя времени, Сандра усадила своих учеников за стол, плечо к плечу, и, найдя в пьесе нужное место, скомандовала:
– Начали!
Их руки почти соприкасались. Преодолевая смущение, «актеры» стали подавать друг другу реплики:
– Что с вами, рыцарь дорогой?
– Я сам не знаю, что со мной!
– О Боже мой, вы весь в крови!
– Должно быть, ранен от любви…
Более месяца Печерский не видел Полину. Он очень жалел о своей выходке на именинах и ругал себя на чем свет стоит. Что за блажь на него нашла? Зачем он вдруг стал изъясняться в любви юной неопытной девушке, почти ребенку, да еще в присутствии зрителей?
Видит Бог, он не хотел ее обидеть, но все-таки невольно обидел. Поступил с ней, как с девочкой, которая не понимает жизни взрослых. Он вспомнил, как вспыхнули щеки Сероглазки, когда он подарил ей фарфоровую куклу: «Володя! Зачем?» Теперь он понял, что своим подарком лишний раз подчеркнул, что она еще маленькая. Ну что ж… Нужно исправлять ошибку.
Несколько раз он приходил к Репниным, чтобы встретиться с Полиной, но все безрезультатно. Старый швейцар неизменно говорил ему одно и то же:
– Ваше сиятельство! Князь еще не вернулся в Петербург, а княжны нет дома.
Печерский разочарованно уходил прочь. Нет дома! Возможно, это просто отговорка…
Но вот, наконец, настойчивость Володи была вознаграждена. Он пришел довольно поздно, под вечер, и его встретили Полина и ее верная гувернантка. Печерский сразу почувствовал некоторую скованность в поведении своей юной подруги, а мадемуазель Корваль, напротив, была весела и радушна, расспрашивала поручика о житье-бытье, поглощая при этом восточные сладости, которые он принес. Сероглазка рассеянно слушала болтовню гувернантки, едва прикасаясь к лакомству. Когда она совсем заскучала, Печерский предложил ей поиграть на фортепиано в четыре руки. Они перешли в музыкальную комнату. Гувернантка осталась в гостиной, устроившись в кресле с любимым, зачитанным до дыр романом.
Вскоре из музыкальной послышалась «Маленькая вечерняя серенада» Моцарта.
– Ты замечательно играешь, Сероглазка! – похвалил Володя. – Чувствуется школа мадемуазель Корваль.
Полина отняла от клавиатуры тонкие пальчики.
– Нет, фортепиано – не мое призвание. Я теперь беру уроки сценического мастерства у настоящей актрисы. А еще сочиняю стихи.
– Неужели? Может быть, ты мне почитаешь что-нибудь из своих сочинений?
Полина не стала заставлять себя упрашивать.
– Обещай, что не будешь смеяться!
– Клянусь!
Она встала со своего вертящегося стульчика и, придерживая подол кисейного платья (после 16-летия Сероглазка стала носить длинные платья), грациозно вышла на середину комнаты. Доверчиво глядя на друга, она продекламировала свое сочинение:
Володя чуть не задохнулся от нахлынувших чувств. Он вскочил, кинулся к Полине и заключил ее в объятия.
– Сероглазка… – шептал он, целуя ее. – Спасибо! Какой бесценный подарок! Я люблю тебя! Люблю давно и счастлив, что ты ответила мне тем же!
Но она решительно вырвалась из его объятий.
– Нет, нет, оставь меня! Эти стихи я написала вовсе не для тебя!
Словно ушат холодной воды обрушился на Володю. Он опустил руки и застыл в полном недоумении.
– А для кого же?
Она молчала, потупившись.
– Ни для кого, – тихо произнесла она после долгой паузы.
Но Володя с горечью понял, что это неправда. Он нахмурился и отвернулся. Полина робко тронула его за плечо. Она уже пожалела, что обошлась с ним так сурово.
– Послушай, Володя, несмотря ни на что, мы останемся друзьями, не правда ли?
Печерский грустно посмотрел в ее чистые глаза.
– Полина, – сказало он тихо. – Если ты считаешь меня своим другом, то признайся, кому ты написала эти стихи? Между нами не должно быть тайн.
Она невольно улыбнулась, глядя на расстроенного Володю. Таким она его еще не видела. Что случилось с ее жизнерадостным товарищем по играм? Женское чутье подсказывало ей, в чем причина его подавленного состояния. Подумать только! В первый раз в жизни ее ревновал мужчина! Значит, есть в ней что-то привлекательное. Но она тут же устыдилась своих мыслей и кинулась утешать Володю, сбивчиво объясняя, что стихи, которые она прочитала, просто домашнее задание от учительницы-актрисы.
– Что еще за актриса? – подозрительно спросил Печерский.
– Сандра Блекки!
Он чуть не поперхнулся. В офицерском кругу постоянно трепали имя Сандры, дамы полусвета, любовницы многих высших чинов. Но, чтобы не вспугнуть девочку, Володя сдержал себя, ничем не выдал своего возмущения и спокойно спросил:
– И давно ты берешь уроки у этой… знаменитости?
– Около месяца. Ты не представляешь, как это интересно! Особенно когда занятия проходят с партнером.
– Что? С партнером?!
– Ну да. Это один генерал, ты его не знаешь. Сандра сказала, что актерское мастерство лучше постигать вдвоем. – Полина совсем растерялась, поняв, что зашла слишком далеко в своей откровенности. – Володя… Мы только репетируем пьесы. Что в том дурного?
– Имя генерала? – строго потребовал Печерский.
Сероглазка опустила голову, как провинившаяся девочка. Генерал просил никому не рассказывать об их встречах и не называть его имени. Но она подсознательно понимала, что если сейчас будет молчать, то этим вызовет еще больше подозрений.
– Дай слово, что ты ничего не расскажешь отцу.
– Значит, князь ничего не знает о твоих занятиях?
Сероглазка ушла в себя, как улитка в свой домик. Володя сел рядом с ней и ласково взял ее руки в свои. Ни в коем случае нельзя ее пугать, иначе он так ничего и не узнает.
– Успокойся. Я не выдам твою тайну. Но ты обязательно должна мне сказать, кто этот генерал.
Она кивнула, сдерживая слезы.
– Его зовут… Николай Романович Павлов.
Печерский недоуменно поднял брови. Он никогда не слыхал о таком генерале, и в то же время его имя показалось странно знакомым. Но Володя был слишком взволнован, чтобы предаваться размышлениям.
– Послушай, Сероглазка…
– Нет, Володя! – с отчаянной решимостью перебила Полина. – Это ты меня послушай! Прости, если причиняю тебе боль. Ты очень хороший, добрый, бескорыстный, умный, преданный. Но… я полюбила другого!
Острая боль сжала сердце Володи. В один миг рассыпались его надежды на счастье. Все, что связывало их раньше, безвозвратно ушло в прошлое вместе с детством этой девочки. Она выросла и нашла избранника своего сердца. А ему остались только одиночество и горечь неразделенной любви.
Полина утешала его, как могла.
– Не сердись, Володя! Мы по-прежнему будем дружить. Но то, что я чувствую теперь, не передать словами. Это моя первая настоящая любовь! Николай Романович тоже любит меня. Он относится ко мне бережно, никогда не позволяет себе ничего лишнего. Наша любовь чиста!
– Тогда почему вы скрываетесь от всех? Если ваша любовь взаимна, почему он не просит твоей руки?
– Так надо.
– Кому?
Ответа не последовало. Полина и сама не могла объяснить себе, почему молодой генерал встречается с ней тайно. Продолжать тягостный разговор Володе было не под силу. Он встал, поклонился княжне и попросил не провожать его.
В гостиной он увидел гувернантку, дремавшую над книгой. Возле нее на столике лежала пустая коробка из-под рахат-лукума. Он в сердцах бесцеремонно тряхнул старую деву за плечо, отчего та подскочила, протирая глаза.