Вайделот - Гладкий Виталий Дмитриевич. Страница 23

Обычно на большой турнир, который устраивали короли и богатые вельможи, рыцари стекались со всех сторон. Одни были в великолепном одеянии и с многочисленной свитой, а другие – с черным или вороненым оружием, без всякой свиты, и становились они в стороне от своих блистающих роскошью собратьев. Щиты этих мрачных рыцарей были покрыты чехлами, и зрители могли увидеть их гербы лишь в том случае, если чехлы будут пробиты копьями и мечами. Тогда только присутствующие на турнире могли узнать, кто эти храбрые витязи, так тщательно скрывающие свои имена.

Это были в основном несчастные рыцари, не знавшие счастья в любви, так как избранные ими «дамы сердца» оставались к ним совершенно равнодушными. Иной из этих черных рыцарей по указанию прорицателя появлялся на турнире в надежде на славу взамен любви.

А на не очень представительный турнир, – как тот, что должен был начаться с минуты на минуту по отмашке маршала Тевтонского ордена Дитриха фон Бернхайма, – чаще всего приезжали совсем бедные витязи без роду-племени. Будучи в звании рыцарей низшего разряда – бакалавров, они искали случая отличиться и заявить о себе какой-либо доблестью, каким-нибудь выдающимся подвигом. Щиты у них были совершенно белые, и только победа над противником могла доставить им герб. Девизом рыцарей-бакалавров была фраза: «Честь превыше всего».

Увы, и Ханс фон Поленц не мог похвалиться победами на турнирах. Лишь по пути в Эльбинг он сразился со странствующим рыцарем и оказался победителем, но тот был настолько беден, что юноша пожалел его и не стал отбирать у него коня и оружие, как того требовал неписаный устав таких единичных поединков. Сделать это означало приговорить несчастного рыцаря к голодной смерти. Впрочем, бедняге могло и «повезти», повстречай он лесных разбойников, коих за годы Крестовых походов расплодилось немеряно. Они убили бы рыцаря быстро и безо всяких церемоний.

Глупая щедрость господина так расстроила и рассердила Эриха, что он всю дорогу до Эльбинга бурчал, как старый дед. Оруженосец уже мысленно видел себя не на костлявом муле, а на молодом и бодром коньке поверженного рыцаря (о панцире и говорить нечего; он был как раз ему впору), и неожиданное решение хозяина напрочь выбило Эриха из колеи.

Едва монах и менестрель закончили свои упражнения с тренчерами, как герольд начал представлять рыцарей, которые должны были принять участие в турнире.

– …Благородный рыцарь, брат Буркхард фон Хорнхаузен! – выкрикивал герольд после того, как закованный в броню тевтонец выезжал на середину ристалища и звучал сигнал боевого рога. – Благородный рыцарь, брат Анно фон Зангерхаузен! Брат Эберхард фон Сейне! Брат Андреас фон Штирланд!..

После тевтонцев на ристалище начали выезжать искатели приключений из других стран.

– Рыцари из Польши! – надрывался герольд. – Герланд Чарны, герб Сулима! Сцибор Кальский, герб Роза! Миколай Пухала, герб Венява! Януш из Гур, герб Габданк! Скарбек Бжозогловый, герб Гжималя! Якуб Мальский, герб Наленч!..

Поляков сменили рыцари из Венгрии.

– Гуйд из Маромороша, герб Драг-Сас! – герольд даже охрип от большого напряжения. – Андраш Карольи из Карей!..

– Однако! – удивленно сказал Хуберт. – Народу собралось как на большой королевский турнир.

– Все в руках Господа… хрум-хрум!.. нашего, – ответил ему монах, усиленно работая челюстями.

Доев свой бутерброд, он начал жевать сухарь, припрятанный им до худших времен. К счастью, они еще не наступили, но не очень толстые тренчеры и несколько ломтиков окорока, переименованного в рыбу, только раздразнили аппетит странствующего проповедника. И отец Руперт, не надеясь на щедрость Хуберта (никогда не забывая, что изобилие может внезапно смениться голодом, менестрель всегда имел в сумке запас харчей), принялся ублажать изрядно засушенной хлебной коркой прожорливого червя в своей бездонной утробе.

– Это он собрал здесь столько достойных воителей, которые принесли в эти дикие земли свет истинной веры и теперь готовятся обратить и других скверных язычников в добропорядочных христиан, – продолжал святой отец.

– Боюсь, что после этого похода некого будет обращать в истинную веру, – с иронией парировал менестрель. – А еще я предполагаю, что язычники, до того времени, как погибнут под копытами рыцарских коней и разбегутся по лесам, могут преподнести тевтонцам много интересных сюрпризов. Видите ли, святой отец, вопросы веры наиболее сложные и, как уже понятно, наиболее кровопролитные. Чего стоит одно лишь упрямство сарацин, перемоловших в Святой земле цвет европейского рыцарства.

– Путь к сияющим вершинам святой истины длинен и тяжел, – ханжески ответил монах, стряхивая крошки со своего одеяния. – Дорогу осилит идущий, ибо сказано в Святом Писании…

Он не успел закончить фразу, потому что его слова заглушил рев рогов, и рыцари, которых герольд и его помощники-судьи разделили на две группы, начали разъезжаться по разные стороны ристалища. В одной группе, как и следовало ожидать, находились рыцари Тевтонского ордена, а в другой – все остальные, в том числе и славянские рыцари из Померании, которой правил князь Барним I Добрый. Ханс фон Поленц лишь губу прикусил в досаде; ему хотелось сражаться бок о бок с таким признанным турнирным бойцом, как барон Буркхард фон Хорнхаузен, а теперь придется стать его противником, что не очень радовало юного рыцаря.

Вскоре обе партии заняли свои места, все участники турнира поклялись перед судьями, что не будут прибегать ни к каким непозволенным уловкам и приемам, и наступило тревожное ожидание сигнала, чтобы начать борьбу. Но вот Дитрих фон Бернхайм, над которым развевался флагмаршала Тевтонского ордена, – на белом полотнище черный крест, окаймленный желтой каймой, а в центре креста желтый щиток с черным орлом – резко поднял вверх руку с маршальским жезлом и прозвучал гнусавый, но очень сильный звук огромного рога, который всегда предшествовал атаке рыцарей-тевтонцев. «Gott mit uns!» [28] – дружно вскричали крестоносцы и началось!

Два отряда, горяча огромных коней, пришли в движение и столкнулись друг с другом посреди ристалища. Каждый рыцарь пытался отыскать того противника, с которым надеялся сразиться, но, не находя его, нападал на других. Все мудрые исчисления были вмиг разрушены; всякая симметрия стала невозможной; восторжествовал дикий хаос: звон оружия, ржанье лошадей, треск сломанных турнирных копий, гулкие удары оружия о щиты противников, неистовые крики польских и венгерских рыцарей, менее хладнокровных, нежели немцы, которыми они подбадривали себя и друг друга, стоны раненых, которых выбили из седлаи сбросили под копыта разгоряченных схваткой боевых жеребцов… Горе тому, кто был сбит со своего коня на землю!

Но самым большим наказанием для участников турнира была пыль. Она влетала в ноздри, в глаза, забивала легкие; можно было даже умереть от нее, задохнувшись в тесном шлеме-горшке.

Рыцари неслись друг на друга во весь опор с одной целью – ударом копья сшибить своего противника на землю. Но это нужно было сделать очень ловко, не задев ни седла, ни ноги противника; не исполнивший этого требования лишался награды. При удачном ударе побежденный рыцарь падал навзничь в полном вооружении, и бывали случаи, когда подобные падения причиняли моментальную смерть, несмотря на мягкое песочное покрытие ристалища.

Опытные рыцари, коих немало было на турнире, не слишком увлекались первыми схватками, пасли задних, чтобы не ослабнуть преждевременно. Участникам турнира позволялось на короткий срок отходить в сторону для отдыха, и воспользовавшиеся этим дозволением ветераны снимали на время свои шлемы и дышали полной грудью более чистым воздухом, нежели тот, что витал над ристалищем.

Хансу фон Поленцу сразу же повезло. Тевтонец, с которым он сразился, оказался чересчур уж неповоротливым. А еще его здорово подвел молодой конь. (Обычно во время турнирных забав глаза лошадей закрывали, чтобы они не могли отпрянуть в сторону или остановиться в момент удара и тем самым сбить прицел копья всадника.