Люди сорок девятого (СИ) - Минаева Мария Сергеевна. Страница 31

Высказавшись, Линдейл вытащил из ящика перочинный нож с перламутровой рукояткой и, попробовав пальцем лезвие, принялся точить карандаш, так сильно на него нажимая, что из-под лезвия поползла длинная спиральная стружка.

- Я тоже видел крыс однажды... Серых. И много... Они загрызли несчетное количество хороших людей в лагере для военнопленных... - перед глазами Моргана взошла мертвая луна, отраженная неподвижными зрачками Джека.

- Генри Уэрца повесили, - быстро возразил Линдейл. Его пальцы дрогнули, на ровном крае стружки образовалась впадина.

- А сотня других осталась гулять на свободе, - сказал Морган, сражаясь с призраками.

- Выродки есть везде, - Линдейл нажал сильнее, и стружка упала на стол; он нервно жевал сигару, выдыхая клубы сизого дыма, как локомотив. - Мы сражались за свою страну.

- Ни одна страна не стоит этого, - оборвал его Морган грубо.

- Не стоит... - эхом отозвался Линдейл. Он кивнул и замер на мгновение с ножом в одной руке и карандашом в другой, уставившись в пустоту, а потом будто очнулся.

- Многие синебрюхие поняли это достаточно быстро, чтобы откупиться. Их женщины позволили им это. А ты что, слишком бедным оказался? Или слишком тупым?

- Многие откупились, да... - протянул Морган, сделав вид, что не заметил оскорбления, но в его глазах сверкнули искры. - И возможно, я оказался глупцом, но уж не глупее тех, кто начинает заранее проигранную войну и очень удивляется, потерпев поражение.

Джонатан Линдейл выслушал эту речь до конца, откинулся на спинку кресла и, затянувшись сигарой, с силой швырнул перочинный нож в Моргана, по крайней мере, так тому показалось в первый момент, и он вжался в свой стул. Линдейл усмехнулся углом губ и выпустил изо рта несколько тонких колец, растаявших тут же у него над головой.

- Но мы хотя бы попытались, - тихо, обращаясь куда-то в пустоту за спиной, Моргана проговорил он. - Да, мы проиграли... Но, черт возьми, никто не может сказать, что мы плохо сражались. Чертовы политики сгубили и предали нас. Наш драгоценный президент пытался бежать от янки в женском платье[12.], однако этому обстоятельству не поколебать славу героев Конфедерации. Вы унижали нас, празднуя победу в наших городах, но все же даже после Аппоматокса последняя битва осталась за нами!

Он очнулся. "Что я трачу время на разговоры с янки? Держу пари, этот тупой канзасец не понял ни единого слова. Люди поумней, Алиса, например, и те не всегда понимают, что у меня творится в душе. Мисс Морроу всегда знает, когда мне плохо, но я не могу ей объяснить, почему, как ни стараюсь..."

Однако его забавлял этот парень, считающий, что знает все на свете и уверенный, что мир крутится вокруг его проблем, поэтому, подняв револьвер Моргана, Джонатан Линдейл приказал:

- Вынь ножик и давай сюда.

Морган, оторопело внимавший стремительному бреду, тщетно пытавшийся отыскать достойный ответ, обернулся и уставился на перламутровую рукоятку, застывшую посреди переносицы Линкольна. Медленно, словно во сне, он встал и, потянув ручку, высвободил лезвие. Он стоял с ножом в ладони, прикидывая свои шансы. Их было слишком мало и, когда Морган снова обернулся к Линдейлу, на губах последнего блуждала понимающая усмешка.

- Бут был идиотом. Ему следовало бы пристрелить Эйба до войны, да и Лонгстрита тоже, - сказал он; этот янки был слишком туп, и Джон читал его как открытую книгу, - и уж конечно не надо было попадаться... Лонгстрит... Черт! (он стукнул по столу кулаком, и Морган подпрыгнул от неожиданности). Не знали те парни, что свято верили ему и умирали для него, которых он вел в бой, что их герой окажется паршивым предателем, подлижется к янки и будет поливать грязью того, чьего мизинца он не стоит... Ладно, давай сюда эту игрушку.

- Ничего бы не изменилось, - Морган протянул ножик Линдейлу лезвием вперед, но тот, продолжая улыбаться, перехватил рукоятку возле клинка, и план Моргана снова провалился, хотя пальцы его все же рефлекторно дернулись в сторону прежде, чем выпустить перламутр.

- Возможно, - согласился Линдейл, - а возможно, и нет. Мы любим коротать вечера вместе: я и Эйб, и я часто задаю ему этот вопрос, но он молчит, потому что давно мертв... Иногда мне удается себя убедить, что реально именно второе "возможно". Особенно когда слышу, что вице-президент Стивенс снова занимает свое место в Конгрессе. А потом я открываю запоздавшую на месяц или больше газету и вспоминаю о мистере "безоговорочная капитуляция"[13.], сидящем в Белом доме, о чернокожем парне, занявшем в сенате место Джефа Дэйвиса, и понимаю, что мое "возможно" - всего лишь фантазия. Ведь, если бы войны не было, один валялся бы пьяным в какой-нибудь конюшне, а другой... Я читаю напечатанные буквы и понимаю, что мои воспоминания - не страшный сон, все действительно было...

- А какая твоя сторона в теперешней войне? Я имею в виду Сван-вэлли и "Ленивую М", - спросил Морган, снова садясь на стул. Его заинтересовал разговор, хотя он многого не понимал, к тому же просто так уходить он не собирался.

- Моя сторона? - Линдейл хмыкнул. - Я всегда на стороне победителя.

- "Ленивая М" выиграет войну? - спросил Морган, внутренне холодея, потому что чувствовал, что Линдейл говорит правду.

- Да, - Линдейл кивнул и резко втянул в себя сладковатый дым.

- Но ведь так быть не должно... - голос Моргана осекся. Он бы и сам не влез в это безнадежное дело, если бы не увидел глаза миссис Джоунз.

- Невиновные не должны пострадать, - сбивчего бормотал он, обращаясь скорее к себе, чем к Линдейлу. - Ведь когда-то ты сам не был на стороне победителя, Джон.

- Я был молод и наивен в то время, - в голосе Линдейла звенела светлая грусть. - То время ушло.

- Тогда тебе следовало бы наживаться на янки, а не кидаться на них, как бешеная собака, - заметил Морган, испытывая острое желание ссоры, непонятно откуда возникшее.

- Война закончилась, Линдейл.

- А что ты знаешь о войне? О нашей войне? - лицо Джона исказила гримаса боли, и, чтобы скрыть ее, он снова принялся рассматривать что-то в ящике своего стола. - Разве ты был с нами, когда мы маршировали день за днем с пустыми желудками и босыми ногами?! У нас кончались патроны, и других мы не могли достать. Мы грабили мертвецов янки, чтобы получить одежду... И все же мы выиграли большинство сражений, и битву за Фредериксберг в частности, когда сумасшедшие командиры бросали полк за полком на окопы Мари. Солдаты бежали по открытому склону, и вскоре он весь стал синим... Я был с мятежной армией, я видел их день за днем, и хотя знал, с самого начала, что проиграем, в этот день самой легкой из наших побед, мы все были одним целым: нас объединяло нечто огромное, магическое. А когда ночью небо засверкало широкими полосами, переливающимися будто чешуя древнего дракона всеми цветами радуги, мы кричали, и наш мятежный клич сотрясал землю и небеса, и звезды готовы были рухнуть вниз. Мы бросали вверх наши шляпы, нам казалось, что сам Всевышний торжествовал победу вместе с нами, и я... - голос его достиг вершины и оборвался, застыв в тишине.

- Всего лишь чертово северное сияние, но я почти поверил, что наша победа возможна... - прошептал он и добавил грустно несколько минут спустя:

- Я часто вижу то утро, перед Геттисбергом... Когда битва еще не была проиграна, и все еще было возможно...

...А потом наступило долгое, протянувшееся в бесконечность Четвертое Июля, самое жуткое на его памяти, когда колонны измученных, оборванных, мрачных людей с почерневшими лицами начали долгое безнадежное отступление из Пенсильвании, не добравшись до Вашингтона и не дав передышки Виксбергу. Наверное, не один Джон тогда догадался, что это было начало конца.

В воздухе повисла звенящая тишина. Молчание длилось несколько минут, а потом Линдейл вдруг резко, с грохотом захлопнул ящик и, вскинув голову, уставился Моргану в глаза; он заговорил, голос его звучал твердо:

- Неважно. По крайней мере, мы не превращали чужие усадьбы в кладбища. Генерал Ли был добрым человеком, попавшим в сложные обстоятельства. Считал своим проклятием полученное военное образование до конца своих дней, говорят, хотя, по-моему, именно его расчет помог сберечь много жизней. Хотя, именно из-за него агония затянулась... Тот самый случай, когда хороший человек может причинить много зла... Берегись, канзасец. Хорошими намерениями вымощена дорога в ад.