Люди сорок девятого (СИ) - Минаева Мария Сергеевна. Страница 66

- Мы знакомы, не так ли? - спросил Линдейл, холодно улыбаясь углом рта. Его зубы хищно поблескивали в тусклом свете двух керосиновых ламп. Минуту Джонатан стоял неподвижно, упиваясь страхом в глазах противника, почти физически ощущая ужас жертвы и оцепенение, охватившее ее.

- Что ж, парень, играл ты неплохо... - произнес он негромко. Ни один из преследуемых не оборонялся столь упорно, до этого человека добраться было сложнее, чем до всех других вместе взятых, и этот факт, безусловно, заслуживал уважения.

- Я... - послышался дрожащий и хриплый голос откуда-то снизу. - Я... дам тебе денег. Десять тысяч... Двадцать!.. Они здесь, в ящике, ты можешь забрать их и уйти, я велю своим людям не преследовать тебя...

Кожа горнопромышленника приобрела неестественный серый оттенок, он мелко трясся, и Линдейл почувствовал, как уважение к противнику уступает место отвращению. Он не знал, как объяснить этому человеку, что жизнь Анабель не стоит двадцати тысяч, что его собственная жизнь не стоит даже тех денег, которые были обещаны за его труп, что никакие миллионы не избавят его от кошмаров и не спасут душу. Не было слов, способных описать все это, не было сил и желания говорить их, не было сострадания.

В зеркале, блестящем на стене, Джон не видел больше своего лица или рассеченной старым шрамом щеки горнопромышленника, там было только изуродованное лицо Анабель, ее глаза... Неподвижные. Обвиняющие.

Он не мог больше смотреть.

Он отвернулся и резко и глубоко полоснул янки по горлу, не испытывая ни сожаления, ни раскаянья. Алая кровь запятнала его рукава и бумаги на столе. Еще пару секунд Линдейл стоял неподвижно, раздумывая, имеет ли право на трофей.

Некоторое время спустя, прикрыв за собой дверь, Джонатан бесшумной тенью скользнул по коридору. Его левая штанина пропиталась кровью, стекающей с заткнутого за пояс свежего скальпа. "Если бы ты сражался до конца, возможно, я бы оставил тебе скальп, но деньги... Что ж, это Дикий Запад, ребята. Вы сами установили правила игры, так что если просыпаетесь с целым скальпом - считайте вам повезло... А вы думали, как?.."

Караул как раз менялся: отслужившие люди вернулись в теплую комнату и теперь перебрасывались ленивыми репликами со своей сменой, которая не спешила заступать на дежурство в сырой и холодной ночи. Промелькнув мимо, Джонатан вышел на улицу и поспешил к конюшне позади дома. Он вывел из стойла лошадь, вытащив из-за пазухи связку динамита, поджег короткий запал. За углом послышались шаги караула. Линдейл швырнул шашку под забор из-за угла конюшни и, мгновенно отпрянув назад, вскочил на спину коня.

- Стой, кто идет? - раздался окрик часовых, и они принялись поспешно стягивать с плеч винтовки, но их голоса потонули в громе взрыва, и они упали на землю, сбитые с ног ударной волной. Линдейл сжал коленями забившегося в конвульсиях страха коня и, дико крича, направил в облако дыма, скрывающего образовавшийся в стене пролом. Крик Джона напоминал мятежный клич южан и военный вопль индейцев одновременно. Ему вслед раздалось несколько выстрелов с вышек, но все произошло слишком неожиданно, и часовые были слегка контужены взрывом и оглушены криком Линдейла, поэтому они слишком поздно вскинули ружья к плечу, не успев сфокусировать взгляд на прицеле - мишень уже была вне досягаемости...

... Последний человек спивался в Амарилло. Страх уничтожил его раньше пули. В одну из прекрасных ветреных ночей Линдейл ждал его у выхода из бара, там, куда не долетал свет фонаря...

Он давно забыл их имена, да они его и тогда не очень-то интересовали. Даже как звали парня из Амарилло, а ведь всего пару дней назад помнил.

Джонатан Линдейл открыл глаза и чиркнул спичкой. "В какой-то момент прошлого я дошел до пределов человеческой боли, наверное, все дело в этом... - думал он. - До той черты, за которой что-то надламывается в тебе, и тогда человек сводит с жизнью счеты, сходит с ума или находит выход в полном уходе от реальности, погружаясь в религию и мистические учения... Дойдя до той грани и переступив ее, я должен был просто приложить дуло к виску и спустить курок, разом покончив со всем, но не сделал этого, потому что слишком сильно ненавидел. Жажда мести заставила меня подняться из могилы. Увлекшись ею, я упустил момент, боль стала хронической, и я сжился с ней, став одним целым. Годы летят, а Джонатан Линдейл все продолжает жить по инерции, так и не найдя выхода, а то время упущено безвозвратно, быть может, тогда, в соснах, а может, гораздо раньше". Он выкурил сигару, глядя на заснеженные скалы за окном, и понемногу обрел равновесие. Потянувшись за бутылкой рома, Джон обнаружил, что она почти пуста. Жидкости, плескавшейся на донышке, было явно недостаточно для того, чтобы утопить в ней дурные сны. "Придется выйти за виски", - подумал он и начал одеваться, напевая в полголоса:

- О, Полли, о Полли, я ушел воевать,

Обнял старого отца и плачущую мать.

Край родной оставил, все чужое кругом,

Я мятежный солдат и далек мой дом...

Застегнув рубашку, натянув штаны, Джон подошел к умывальнику и, налив воды в таз, вымыл лицо и глаза. На минуту прервав пение, прополоскал горло и, сплюнув, взял полотенце. Закончил он на фразе:

- Нальем по чашке бренди иль по стакану вина.

Его голос чуть вздрогнул на слове "любовь", и он, резко оборвав пение, решительно направился к двери. Взявшись за ручку, он внезапно замер, услышав голоса. Один из них явно принадлежал Моргану.

- Мой старик тоже... Тоже тронулся за удачей в сорок девятом...

Линдейл выпустил ручку и немного подождал, пока успокоится быстро стучащее сердце. "Какое до этого дело мне? - спросил он сам себя. - Однако сложно не признать, что у нас больше общего, чем может показаться с первого взгляда".

Толкнув дверь, Линдейл вышел из комнаты, и лицо его расплылось в широкой улыбке при виде индейца.

- Эй, Летящее перо, какими судьбами?

- Я тут ненадолго, - ответил индеец, вываливая на стойку шкуры и икая. - Что скажешь о бобрах? Берешь?

- Минутку. Прошу прощенья, - сказал Джон и обратился к бармену. - Эй, Боб, есть чего-нибудь пожевать?

Тот мгновенно вытащил из-под стойки несколько полос вяленого мяса и протянул хозяину.

Линдейл сунул одну в рот и, вытерев руки, аккуратно расправил серебристый темный мех.

- Да, - сказал он, жуя. - А шкуры гризли у тебя нет?

- А как же! - Летящее перо поднял с пола свой тюк и, вытащив шкуру, взгромоздил ее на стойку. - Я тебе бесплатно отдам, как подарок. Зима предстоит суровая, а следующая будет еще холоднее. Нельзя, чтобы твой сын мерз долгими вечерами.

- Мой сын, ты шутишь... - расхохотался Линдейл и тут же прекратил, чуть не подавившись.

- И никаких но, юноша! - оборвал его индеец. - Ты еще жив. Я тут ребенка в лесу нашел и о тебе подумал. Маленький такой... Родителей индейцы подстрелили. Я его в церкви оставил и медальончик его матери прихватил - человек должен знать свою мать.

- Ты подожди, я сейчас, - уклонился от разговора Джон и скрылся в своей комнатке, но через мгновение снова появился с бумажником в руках. Быстро подсчитав в уме стоимость сваленных на стойку шкур, Линдейл расплатился.

- Как дед? - поинтересовался он, закладывая в рот следующую полоску мяса и нарочито игнорируя всех присутствующих, кроме индейца.

- Жив, - ответил Летящее перо. - Люди радуются, что в племени есть еще один мудрый человек, к тому же неплохой шаман. Но он по-прежнему не желает видеть белых людей.

Джонатан вспомнил, как в последний раз видел Ричарда Линдейла, очень много лет назад. Старик сидел перед типи, завернувшись в одеяло, и курил. Он не узнал внука, обозвал его всеми известными словами и даже запустил в него грязью, прежде чем Джонатан успел приблизиться. Вероятно, годы войны изменили меня, само выражение моего лица, думал Линдейл-младший. В тот же вечер, наблюдая за дедом издалека, он поделился своими соображениями с Летящим пером. Индеец не согласился и рассказал то, что знал со слов самого старика. Ричард Линдейл проклинал всех белых людей за развязанную ими войну и за то, что ему не позволили сражаться и умереть бок о бок со своими потомками. В шестьдесят третьем он развернул список погибших под Геттисбергом, принесенный ему старым слугой, и увидел две фамилии, идентичных его, одну под другой. Джонатан Линдейл. Дважды. Трагическая ошибка, опечатка, навеки разбившая ему сердце, он даже не заметил отсутствия сокращенного "младший" во втором случае. В тот же день, оставив поместье на старого верного Соломона, Ричард со своей второй женой - индианкой, уехал туда, где раскинуло типи племя ее отца.